компания, однако свою роль она быстро усвоила (роль хитрой, с претензией на благожелательность и втихую на многое согласной особы) и строго её придерживалась. Их первое совместное времяпрепровождение, по новизне с несколькими случайными лицами, имело место через полтора месяца после начала учёбы, в клуб пошли не все, только 14 человек, кое-кто не сумел вырваться по своим причинам. После трёх часов выпивки и танцев Света во всю целовалась с не самым некрасивым парнем, который в тот вечер проводил её домой. И он, и она жили с родителями, так что у них возникли кое-какие затруднения, но место для адюльтера вскоре нашлось. На вечеринке, устроенной сокурсником, не местным и жившем на съёмной квартире, 17-летняя девушка стала женщиной. Произошло это не так, как бы ей хотелось, но ничего не поделаешь, все подруги говорили, что они давно «уже», и она очень спешила, чтобы, когда спросят, без тени смущения ответить, что тоже «уже». Их 15-минутное уединение в ванной не осталось незамеченным, но, как «современные люди», одногруппники сделали вид, что это обычное дело, так надо и обсуждать нечего, а Света неожиданно испытала стыд и весь оставшийся вечер пыталась его подавить алкоголем и чрезмерной развязностью.
Стоит ли говорить, что посещение занятий имело в их компании специфический окрас: лекции – куда не шло, и то не все, а семинары – отдельная история? Обычно их посещали пять-семь человек из группы в 23, и это считалось нормой и обыденным явлением. Преподаватели даже не жаловались на такое отношение, во-первых, потому что бесполезно, во-вторых, они прекрасно понимали, что это реальный процент достойных студентов, которых стоит учить, на которых не жаль тратить своё время и которые, в свою очередь, способны чему-то научиться. Все остальные – шелуха и способ дополнительного заработка, прекрасно отлаженный во всех вузах к началу двухтысячных годов. Света входила в число последних на первом, втором и отчасти третьем курсе. Иногда она посещала занятия, может, даже большую часть, в основном в конце семестров, как все из их компании, чтобы обозначить преподавателю своё наличие и быть узнанным на экзамене (а лекторы нередко сами вели семинары). Большинство так и доучилось до выпуска, средства родителей позволяли, но со Светой произошла неожиданная перемена.
С середины третьего курса и все последующие она добросовестно ходила на пары, проявляла волю и усидчивость, правда, плохо осознавая, что вокруг происходит и куда движется, а написание научных работ ей как не давалось, так и не далось. Причина тому тривиальна – зрелость, и, как к большинству благополучных и ограниченных людей, она пришла к Безродновой относительно рано, к тому же появились дополнительные причины. Ещё в школе у Светы имелось много полуподруг и полудрузей, с которыми не жалко расставаться; в вузе она часто меняла парней, не успев иногда толком попрощаться с предыдущим, это грело её тщеславие и повышало без того задранную самооценку, правда, учитывая то, что девушка так и не вышла замуж, цена этим парням очевидна. И теперь, когда мозг молодой женщины вдруг осознал, что в жизни у неё нет ничего устойчивого и настоящего, когда она поняла, что её существование совершенно не уникально и проходит впустую, Света ухватилась за первое, что казалась обязательным, а именно за учёбу. Между тем мысль завести семью не пришла ей в голову, околачиваясь вокруг сознания, но так в него и не пробравшись, а всё потому, что она с чего-то взяла, что та у неё имелась, у неё был отец, брат, дед и бабка, мачеха – их девушка считала своей семьёй. Дело даже не в тех посредственных молодых людях, с которыми путалась Света, эти отношения являлись лишь следствием той же психической травмы, которая мешала ей понять ответственность перед самой собой и признать своё одиночество.
Смерть Ани, её матери, событие, разделившее жизнь всех Безродновых на «до» и «после», привело к серьёзным изменением в Светиной психике. Только в старших классах она начала походя относиться к друзьям и, учитывая возраст, не располагающий к долготерпению, вскоре растеряла лучших из них, оставшись со всякой шпаной, о которой забыла сразу же по вступлении в вуз. Однако Света и не успела стать трудным подростком, всё произошло слишком поздно для того, чтобы нивелировать все социальные навыки, потому родные не обратили внимания на её проблему и не поняли, что девушке нужна помощь.
Ощущение бессмысленности бытия, его бренности и преходящности, знакомо многим, в особенности падка на пессимизм молодёжь, чему благоприятствует и неразвитость мышления, и действительно тяжёлая жизнь, однако со временем неуловимое чувство заполняется конкретным содержанием, теряя абстрактность невежества и тем самым власть над субъектом, перерождаясь в смирение, а в особо удачных случаях в мудрость; деятельность же помогает устроиться достойней. Со Светой произошло нечто подобное, только жизнь оказалась лёгкой, поэтому круг до конца пройден не был, не достигнут надлежащий результат, в её душе всё осталось на прежних местах: отстранённое и бесцельное чувство, гнетущая неопределённость и конкретная жизнь не пересеклись. Странно, но первую настоящую депрессию девушка испытала лишь через год после смерти матери, именно тогда она готовилась к выпускным экзаменам, вследствие чего ей пришлось ходить к репетиторам, которых нанял отец с неожиданной мыслью показать своему чаду, что в жизни не всё даётся легко, и только для этого. Иногда она возвращалась домой сильно затемно с кем-нибудь из знакомых, которых Геннадий Аркадьевич просил подвезти дочь по вполне понятным опасениям, если сам был занят (тогда он ещё не женился повторно), и была вынуждена много общаться с посторонними, не понимая ничего, но явственно ощущая, что её мир уплывает и растворяется в чём-то гораздо большем, чем всё виданное доселе. Потерянность среди людей случается часто, особенно в последнее время, вырождаясь в зрелом возрасте в «здоровый цинизм», не способный на созидание по определению. В конце концов у человека остаётся лишь его повседневная деятельность, смысла у которой нет, а цинизм получает место в собственном «я», довершая раскол между личностью и реальностью.
В будущем Свету ждал этот тривиальный итог, а между тем до смерти матери ребёнок подавал кое-какие надежды. Её застенчивое добродушие тех, кто мог его разглядеть, подкупало целиком и сразу, заставляя искренне симпатизировать растущему человечку, всегда опрятно и неброско одетому и доверчиво смотрящему на окружающий мир глубокими карими глазами. Она бы выросла со спокойным и отзывчивым характером, не столкнувшись с грубостью и жестокостью действительности в раннем возрасте, родители сделали бы для этого всё, отец старался и в одиночку, однако только его усилий