— Хм… насчет обруча верно, — нехотя признала Гончая. — Но он ведь такой… просто так не снимешь. Разве что шею замотать чем-то…
— Не годится, — демон был решителен.
— Предложи что-нибудь получше, — огрызнулась Стайни.
— Недостойный предложит. Мы явимся к указанной тобою крепости чашников, и я добровольно вызовусь обменять себя на многомудрого Тёрна и высокоучёного Ксарбируса, — гордо провозгласил Кройон.
— Если мой план глуп, то этот — ещё глупее, — фыркнула Гончая. — Если чашникам Тёрн был так нужен, вряд ли они станут…
Они заспорили. Однако долгие препирательства не привели ни к чему, кроме лишь унылого согласия вместе двигаться к твердыне ордена Чаши, «чтобы разобраться на месте», где, как уверял мэтр Кройон, «всё станет виднее».
Глава 8
— Так зачем я тебе понадобился, досточтимый доктор? — Дхусс и алхимик, уже не скрываясь, шагали к недальним воротам. На Тёрна косились — его соплеменники нечасто появлялись в «цивилизованных краях».
У алхимика дёрнулась щека.
— Что-то неспокойно мне, — вполголоса признался Ксарбирус. — Всё вроде идёт как надо, а мне неспокойно.
— Что же тревожит мэтра?
— Ты, Тёрн. Твоя магия. Твои способности. Я мучился над разгадкой все эти дни — и не пришёл ни к каким выводам. Чувствую себя совершенно от этого больным.
— Чего ж тут мучиться, доктор?
— Кто ты. Откуда. Твоя школа. Твой посох. И твоё молчание.
— Ты для этого позвал меня сюда, мэтр Ксарбирус?
— В надежде, что, быть может, наедине ты станешь разговорчивей, — развёл руками алхимик.
— Прости, высокоучёный мэтр. Не стану, — покачал головой дхусс. — Не могу. Силы, что превыше моей чести, запрещают мне это.
— Силы, что превыше чести… — со странным выражением произнёс алхимик. — Эх, Тёрн, Тёрн. Понимаю, почему Шелдари отправил тебя ко мне, старому цинику, пройдохе, ловкачу — с такой-то верой в добро и справедливость. Вот ты избрал себе врага — Гниль, думаешь избавить мир от неё, совсем не думая, что Райлег, быть может, в этом совсем не нуждается.
Дхусс пожал шипастыми плечами:
— Мэтр, в мире слишком много зла и несправедливости, чтобы искоренить их иным злом и иной несправедливостью, направленной, как нам кажется, на носителей исходного зла. Мы можем лишь подать другим пример. Можем исправить наиболее вопиющее, кричащее — как Гниль, на самом деле.
Тяжёлый вздох:
— Значит, ничего не поделаешь…
— О чём ты, мэтр?
— О несовершенствах природы человеческой и дхуссов, — раздражённо бросил алхимик. — Ладно, не хочешь говорить — не надо. Надеюсь, хоть с эликсирами поможешь.
Привратная стража долго разглядывала дхусса, но к чему придраться, не нашла, да и щедро уплаченное Ксарбирусом поверх пошлины не способствовало повышенной бдительности.
Феан вонял, и притом куда сильнее, чем небольшие Семме или Этар. Никто не вёл сюда с гор акведуки, как в великолепных городах старой империи, никто не озаботился проложить тоннели для стока нечистот. Купцы строились быстро и жадно, а что смердит, так благовоний прикупим, у кого деньги водятся, а у кого их нет — тот пускай нюхает что есть. Кому не нравится — скатертью дорога, охотников пожить без тяжкой длани Навсиная или Некрополиса без них хватит.
Здесь не строили хижины, в черте стен не разводили огородов — всё свободное место тесно застроили трёх-, а кое-где и четырёхэтажными домами, пышными храмами, не менее пышными гостиными дворами. Камень, камень и ещё раз камень — здесь его не жалели.
Ксарбирус наморщил аристократический нос.
— Жизнь в пасторальной глуши всё же имеет свои преимущества, Тёрн.
— Если тут такая грязь, — стараясь дышать ртом, проговорил дхусс, — почему же Гниль до сих пор тут не прорывалась?
— Вероятность, мой друг, всемогущая вероятность, — наставительно заметил алхимик.
— Куда же мы идём?
— Тут недалеко. Нет, на рынки и к менялам нам не нужно, а нужно нам вот сюда…
Они свернули в неприметный тупик.
— Здесь, — Ксарбирус уверенно постучал в облупленную, но явно очень толстую и прочную дверь, украшенную обычными в Вольных городах отпорными рунами.
Тупик совсем сжался, стены сошлись, исчез даже слабый запах недальнего моря, заглушённый смердящими нечистотами, кои обитатели верхних этажей ничтоже сумняшеся просто выплескивали из окон. Похоже, это никого не волновало.
Дверь распахнулась, в проёме плескалась тьма. Дхусс первым шагнул через порог — во мраке впереди кто-то ждал, скрипел, скрежетал, словно двигались огромные жвалы.
— Это и есть твои компаньоны?
— Это? Нет, о нет, конечно.
— Погодите, доктор, вы о чём?
— Да ни о чём, это я просто так… — продолжая говорить, алхимик вдруг сунул руку за пазуху.
Почуяв неладное, Тёрн дёрнулся было, однако опоздал. Ксарбирус с ловкостью умелого и опытного лекаря вогнал в шею дхуссу тонкую стальную иглу. У иглы имелась головка, как у булавки, алый камень ярко вспыхнул и распался чёрным пеплом. Глаза дхусса закатились, и он рухнул как подкошенный.
— Ну вот и всё, хе-хе, — потёр руки Ксарбирус.
Из-за заплечного мешка появились обёрнутые ветошью наручники и пара ножных браслетов, тоже соединённых цепью. С ловкостью теперь уже профессионального охотника за рабами Ксарбирус сковал дхуссу руки и ноги.
Из сырой тьмы наползали тени — двуногие, двурукие существа в глухих плащах и закрывающих лица шлемах. Бесчувственного Тёрна подхватили под руки и поволокли внутрь дома.
Вслед за похитителями, не оглядываясь, двинулся и Ксарбирус.
* * *
Тьма вокруг дхусса перестала нестись в безумной пляске. Тёрн пришёл в себя, но глаз, само собой, не открывал, по-прежнему притворяясь, что без сознания. Пусть захватившие его не знают, что дхусс перебил действие их снадобья куда раньше, чем они на то рассчитывали.
Как и ожидалось, он услыхал скрип колёс и унылые окрики погонщиков, почувствовал запах ломовых тягунов. Его везли на телеге, скованного по рукам и ногам, шею охватывал массивный ошейник. От ручных и ножных браслетов двойные цепи тянулись к толстым крюкам, вкрученным в борта повозки. Сквозь узкую щель меж век Тёрн видел голубое небо — сколько же он пробыл без сознания?
Так что же случилось в том тупике, куда его привёл алхимик? В памяти Тёрна зиял провал. Он чётко помнил весь разговор, до единого слова… а потом — ничего, сплошная чернота. Если б его ударили, укололи, зачаровали — во всяком случае, осталась бы память — как ему казалось. Сколько он пробыл без памяти: день, седмицу?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});