продолжая шуметь, пока сама она будет говорить.
– Когда-то я тоже оказалась в больнице. Надолго. Мне, как и тебе, там было не место. Никто меня не понимал, и поэтому там решили, что меня нужно лечить. Меня пристегнули к койке. Там у меня не было личного пространства, и я ни от кого не видела ни капли доброты. Врачи заставляли меня раздеваться, когда решали, что мне нужно помыться, наблюдали за мной, словно я была животным. Они решали, что мне следует есть и когда. Они говорили мне, когда я должна ложиться спать, когда я должна просыпаться. Они давали мне таблетки, не говоря, что это такое, и проверяли мой рот, как будто я была непослушным ребенком…
– Значит, ты тоже? – с придыханием спросил убийца и прижался лбом ко лбу Конни, как будто их мозги могли слиться воедино.
На гроб продолжала сыпаться земля, теперь этот стук стал приглушенным, поскольку слой земли сделался толще. В гроб проникала грязная вода. Интересно, подумала Конни, что убьет нас скорее – недостаток кислорода или утопление?
– Но это было еще не самое худшее, – продолжала Конни. – Человеческие страдания там… были ужаснее, чем я когда-либо могла вообразить. Мы были просто подростками, а нас держали взаперти, и нам так хотелось, чтобы к нам проявили хоть чуть-чуть доброты. Хотелось, чтобы нас хоть кто-то любил. Мы были готовы почти на все, лишь бы с нами не обращались жестоко – во всяком случае, те из нас, кто был в своем уме.
– Теперь это уже неважно, – сказал убийца. – Нас больше никто не может обидеть. Теперь мы есть друг у друга, и это навсегда.
– А как насчет остальных? Тех, кто был до меня? То тело под полом. И кости. Как насчет их семей?
Последовало молчание.
– Это был не я, – ответил убийца наконец.
Конни отодвинулась на дюйм, чтобы расстегнуть пряжку на своем ремне, и ей стало легче дышать.
– Понимаю, – кивнула она.
Теперь сверху стук не доносился. Либо Мэгги перестала делать то, что ей было велено, либо слой земли над ними стал таким толстым, что сквозь него уже не проникал шум. В любом случае, смерть подобралась уже близко. В воздухе осталось совсем мало кислорода, вода поднялась выше.
– Когда я была заперта там, в психушке, там были люди, похожие на тебя. Люди, которые творили плохие вещи, потому что так им приказывали голоса, которые они слышали. Эти люди и пугали меня больше всего. Их нельзя вразумить.
– Но я уверен, что ты была добра и к ним.
– Я уяснила, как с ними нужно поступать. Мне понадобилось на это много времени, но я поняла, что им нужно на самом деле.
– Я почувствовал это, когда видел тебя на видео в Интернете. Я знал, что ты понимаешь меня.
– Эти люди, те, кто действует маниакально… их нельзя остановить. Их нельзя вылечить. Недостаточно даже госпитализации. Они все равно причиняют другим вред.
– О чем ты?
– Раз уж мы умрем здесь вместе, дай мне обнять тебя. Мне трудно дышать.
Здесь было недостаточно кислорода для двоих.
– Мне бы очень этого хотелось.
Конни просунула правую руку под шею убийцы, соединила с ней левую, молясь, чтобы он не понял, что она делает, затем левой рукой взялась за его правую руку и сплела его пальцы со своими. И замерла в темноте. Темнота не пугала ее. Когда вся твоя жизнь проходит в черно-белой гамме, ты привыкаешь к темноте. Но другие вещи ужасали. Отсутствие личного пространства. Отсутствие контроля. Нежеланный физический контакт, назойливые взгляды.
Сверху донеслась какая-то вибрация.
Шаги. Быстрые. Не одна пара ног. Чувства Конни обострились уже давно, чтобы компенсировать дальтонизм. Те, кто приближался, пока не оказались над ними, но скоро уже будут здесь. Конни улыбнулась в темноте.
– Я уяснила, что по-настоящему опасных людей нельзя выпускать в мир, нельзя выпускать вообще никуда. Их нельзя содержать ни в тюрьме, ни в больнице, ни даже в психушке. Потому что рано или поздно кто-то обязательно облажается. Какой-нибудь полный благих намерений врач или инспектор, ведающий условно-досрочным освобождением заключенных, решит, что их можно выпустить в общество. После чего они причинят вред другим. – Конни начала потихоньку убирать свою правую руку от затылка убийцы. – Они причинят вред любому человеку, который попадется на их пути. Вот что душевная болезнь творит с людьми со слабыми мозгами. Она создает чудовищ.
– О чем ты?
Конни стиснула руку убийцы изо всех сил. Ремень, который она сняла со своей талии и обернула вокруг его шеи, просунув его в пряжку, затянулся с громким щелчком. Она навалилась на убийцу, чтобы тот не смог извлечь из-под своего тела левую руку.
Он попытался высвободить из хватки Конни свою правую руку, но она была к этому готова. Убийца заорал, и это был нечеловеческий вопль. В нем слились возмущение, ярость, ненависть, вызов.
Над ними послышались голоса, они проникали сквозь землю, сквозь деревянную крышку гроба. Вот и звуки раскапываемой земли. У Конни почти не осталось времени. Он изо всех сил потянула за удавку из ремня, и дыхание убийцы стало подобно царапанью гвоздем по грифельной доске. Он сопротивлялся изо всех сил и по-прежнему был гораздо сильнее Конни. Он все еще был опасен. И неизлечим.
В темноте перед глазами Конни возникло другое лицо. Молодой человек, уверенный в том, что с ним говорят пришельцы, отдают ему приказы по какому-то экстрасенсорному каналу. Конни вспомнила, как она лежала под ним, пытаясь вырваться, борясь за свою жизнь.
Убийца вырвал наконец правую руку из потной хватки Конни, потянулся к ее лицу и попытался всадить большой палец женщине в глаз. Она крепко зажмурилась, вертя головой вправо-влево, но чувствуя, как его ноготь давит ей на веко, пытаясь проникнуть к глазному яблоку. Конни схватилась за его мизинец, с треском переломила кость надвое, затем сломала следующий палец. Но убийца все равно продолжал с силой давить на лицо Конни, а она тем временем продолжала натягивать ремень, пытаясь задушить его.
Он не может предстать перед судом.
Он не может прожить свою жизнь в психиатрической больнице.
Фергюса/Харриса нельзя вылечить. Для этого он слишком исковеркан душевно и опасен.
Это была непреложная истина, и Конни знала ее. Она выучила этот урок – урок, который человеку не преподаст ни университет, ни обучающие курсы ФБР, ни опыт практической работы. Этому можно было научиться, только постигнув изнутри.
Сделав особенно глубокий вдох, втянув в себя то крохотное количество кислорода, которое еще оставалось в разреженном зловонном воздухе, Конни освободила руку