неприлично свататься в таком виде.
Увидав Доможирова, вбежавшего к ней с испуганным лицом, в сюртуке, Полинька приняла сердитый вид и с упреком сказала:
— Я уж думала, что вы и проститься не придете!
— Палагея Ивановна! что вы! что вы? уезжаете? — сказал запыхавшийся Доможиров и посмотрел вопросительно на Полиньку, на Надежду Сергеевну, на унылого башмачника и даже на Катю и Федю, которые перебирали лоскутки, подаренные им Полинькой, и были очень довольны суматохой.
— Я вас ждала, ждала, наконец соскучилась, и вот теперь еду; прощайте, Афанасий Петрович!
Полинька поклонилась ему.
— Палагея Ивановна, да я думал… я не поверил… и кто же вас знал… — чуть не со слезами говорил Доможиров, запинаясь и покручивая две грациозные кисточки, украшавшие его картуз.
Полинька тяжело вздохнула, причем башмачник вздрогнул, а Надежда Сергеевна с недоумением покачала головой.
— Палагея Ивановна, прикажите внести ваши вещи: Я…
— Мои вещи… зачем это, Афанасий Петрович? — с удивлением спросила она.
— Ах, боже мой! вот дурак, так дурак: жил окно в окно сколько лет… глупая башка, глупая!.. эх!
Так заключил Доможиров, открутив совсем одну кисточку и с негодованием бросив ее на пол.
— Палагея Ивановна! — продолжал он умоляющим голосом, не поднимая головы. — Матушка, прикажите внести все назад… Голубушка! простите меня! я ведь дурак: знаете, не верил!
— Попросите хорошенько! — кокетливо сказала Полинька.
— Ну да как же еще? я уж, право, не знаю.
— Ну, станьте на колени.
— Как на колени?
— Ну, как вы ставите вашего сына.
— Ишь, какая!.. Ну, ну, извольте. Так ли, Палагея Ивановна? так?
Он стал на колени. Очень смешна была вся его фигура, особенно лицо.
Полинька сложила руки и величаво спросила:
— Чего же вы хотите?
— Вашей ручки, ручки вашей.
И он нежно вытянул губы.
Полинька расхохоталась, оттолкнув Доможирова, который так был поражен неожиданной развязкой, что не справился с легким толчком, упал и с разинутым ртом дико смотрел с полу на смеявшуюся Полиньку. Катя и Федя торжествовали, прыгая около распростертого Доможирова и хлопая своими маленькими руками. Они терпеть не могли Доможирова: вечно праздный, он вмешивался в детские распри и, по естественному пристрастию к своему красноухому Мите, всегда обвинял Катю и Федю, жалуясь на них девице Кривоноговой. Башмачник угрюмо помог встать Доможирову и отчистил его сюртук.
— Ну, Афанасий Петрович, — сказала Полинька, — теперь мы квиты! Вы довольно шутили с нами, — вот и вам пора было… не правда ли?
Он с минуту стоял, как ошеломленный, вытаращив глаза, и вдруг разразился потрясающим смехом. Долго хохотал он, хорохорился, поздравлял Полиньку, что она перехитрила его; но слезы слышались в его диком хохоте, и он поминутно сморкался.
— Однакож я шучу, шучу, а уж пора: все готово, — сказала Полинька нетвердым голосом.
Чем ближе подходило время разлуки, тем сильней становилось ей жаль своей комнатки, башмачника и даже Доможирова.
— Ага! шутила, шутила, а теперь, кажется, уж и плакать, — заметила Надежда Сергеевна, которой очень не нравилось, что Полинька начинает бродячую жизнь по чужим домам.
— И не думала! — с досадой сказала Полинька и, чтоб скрыть слезы, вскочила на окно и сняла клетку. Вынув своего снигиря, она поцеловала его, погладила и, держа на пальце, поднесла к форточке,
— Что ты делаешь? — спросила Надежда Сергеевна.
— Выпустить хочу.
— Ведь он умрет с голоду.
— Зато полетает на воле.
И Полинька высунула свой пальчик в форточку: снигирь чивикнул, радостно забил крыльями и порхнул.
— Полетел! — печально сказала Полинька, спрыгнув с окна.
— Полетел! — рыдающим голосом повторил башмачник, у которого вертелся в голове тот день, когда Полинька в первый раз приласкала птичку, а он, гордый и счастливый своим подарком, любовался Полинькой, притаившись у двери.
— Вон он, вон, вон! — закричали Катя и Федя, вскакивая на окно и следя за снегирем; который уселся на крыше Доможирова и припрыгивал и осматривался во все стороны.
— Я его поймаю! — сказал Доможиров и выбежал.
— Карл Иваныч, вы возьмите мои цветы; только смотрите, берегите их! — сказала Полинька, надевая шляпу и салоп.
— Извольте, я их…
Полинька быстро повернулась к нему спиной и, подойдя к Кирпичовой, спросила:
— Что, не криво я шляпку надела без зеркала?
— Нет, — сказала Надежда Сергеевна, — шляпка не криво надета. А вот, — прибавила она едва слышным голосом, — слезы зачем?
И она отерла слезу, катившуюся по щеке Полиньки. Они крепко поцеловались.
— Ну, Христос с тобою!
И Надежда Сергеевна перекрестила Полиньку.
Они вышли на улицу. Праздные жители Струнникова переулка собрались около воза разглядывать Полинькино добро. Воз двинулся, и Полинька, раскланиваясь на все стороны, пошла за ним в сопровождении Кирпичовой и башмачника, напутствуемая пронзительными криками Доможирова, забравшегося на крышу ловить снигиря.
Казалось, Катя и Федя теперь только почувствовали, что сиротство их увеличивается, и огорчились отъездом Полиньки. Переглянувшись, они схватились ручонками и побежали за ней. Вдруг раздался могучий голос девицы Кривоноговой:
— Куда? зачем? назад!
Дети вздрогнули, оглянулись и тотчас же, сжав еще крепче руку друг другу, пустились во всю прыть вперед.
— Тетя, тетя! — закричали они отчаянно, догоняя Полиньку.
Полинька обернулась и приняла в объятия запыхавшихся детей. Они повисли у ней на шее и плакали, целуя ее. Много нужно было Полиньке употребить усилий, чтоб самой не заплакать.
— Вот вам, купите себе леденцов, — сказала она, давая им по пятачку. — Да ступайте домой, а то старая тетя бранить станет!
— Ничего, пускай бранит! — дерзко сказали дети в один голос, всхлипывая ив то же время сквозь слезы с улыбкой посматривая на свое богатство.
— Ну, прощайте! — сказала Полинька и поспешила догнать свой воз.
Дети долго смотрели ей вслед,
— Ушла, — грустно сказал Федя.
— Ушла тетя Поля, — сказала Катя, тяжело вздохнув.
Они еще с минуту молчали; потом Федя взглянул на свои деньги и сказал:
— Пойдем в лавочку, купим леденцов.
— Пойдем, — отвечала Катя.
И они побежали купить леденцов, как будто надеясь заглушить ими свое горе.
Может быть, ни для кого в Струнниковом переулке отъезд Полиньки не был так чувствителен, как для Кати и Феди, — ни для кого… кроме несчастного башмачника!
Чем ближе подходила Полинька к дому, где должна была жить, тем грустнее становилось ей. Разговор замолк, и все трое шли за возом так молчаливо и так уныло, как ходят люди только за гробом.
Глава V
Опеченский посад
Пока в Струнниковом переулке совершались перевороты, сейчас рассказанные, Каютин прибыл благополучно с своими судами в Вышний Волочек. Здесь он должен был ожидать несколько времени скопления каравана. Наконец, запасшись хорошими лоцманами, которые нанимаются уже до самого Петербурга, он вышел в озеро Мстино, а оттуда барки