степени респектабельны. Кроме самых дешевых, конечно.
— Угу, — сказал я. — Спасибо, что просветили. Что это за срочное дело, о котором нам надо поговорить? Улечься с вами в постель — дело не срочное. Это можно устроить в любой день.
— Ты в дурном настроении.
— Да, в дурном.
Долорес вынула из сумочки длинную коричневую сигарету и осторожно вставила в золотые щипчики. Подождала, чтобы я поднес ей огонь. Не дождалась и прикурила сама от золотой зажигалки.
Держа щипчики рукой в черной перчатке с раструбом, она глядела на меня бездонными черными глазами, в которых уже не было смеха.
— Ты бы хотел улечься со мной в постель?
— Как и любой мужчина. Но давайте пока не будем касаться секса.
— Я не провожу резкой границы между делом и сексом, — спокойно сказала она. — И не пытайся меня унизить. Секс — это сеть, в которую я ловлю дураков. Кое-кто из них полезен и щедр. Иногда кое-кто бывает опасен.
И приняла задумчивый вид.
— Если вы хотите выяснить, — сказал я, — известно ли мне, что́ представляет собой определенный человек — то да, известно.
— Ты сможешь это доказать?
— Вряд ли. Полицейские не смогли.
— Полицейские, — с презрением проговорила Долорес, — не всегда говорят все, что знают. Не всегда доказывают все, что могут доказать. Ты, наверное, знаешь, что в феврале он десять дней просидел за решеткой.
— Да.
— Тебе не кажется странным, что он не освободился под залог?
— Я не знаю, на каком основании его держали в камере. Если как важного свидетеля…
— А ты не думаешь, что он бы мог изменить это самое основание на допускающее освобождение под залог — если бы захотел?
— Как-то не думал об этом, — солгал я. — Мы с ним не знакомы.
— Ты ни разу не разговаривал с ним? — небрежно, даже слишком небрежно, спросила Долорес.
Я не ответил.
Она коротко хохотнула.
— Совсем недавно, амиго. Возле дома, где живет Мэвис Уэлд. Я сидела в машине на другой стороне улицы.
— Я там случайно с кем-то столкнулся. Это он?
— Не пытайся обмануть меня.
— Что ж, ладно. Мисс Уэлд была со мной очень несдержанной. Я ушел злющим. И тут навстречу мне попался этот красавчик с ее ключом в руке. Я вырвал у него этот ключ и швырнул за кусты. Потом извинился, поднял ключ и вернул ему. Мне показалось, что он славный парень.
— Оч-чень славный, — протянула Долорес. — Он был и моим любовником.
Я хмыкнул.
— Как ни странно, мисс Гонсалес, ваша любовная жизнь меня мало интересует. Полагаю, в ней участвовало немало людей — от Стейна до Стилгрейва.
— Стейна? — негромко переспросила Долорес. — Кто такой Стейн?
— Бандит из Кливленда, которого в феврале застрелили перед вашим домом. Он снимал там квартиру. Думаю, вы могли его знать.
Она издала серебряный смешок.
— Амиго, есть мужчины, которых я не знаю. Даже в Шато-Берси.
— Газеты писали, что он был убит в двух кварталах оттуда, — сказал я. — Меня бы больше устроило, если б это произошло прямо перед вашим домом. А вы смотрели из окна и все видели. Видели, как убийца дал деру, прямо под уличным фонарем оглянулся, свет упал на его лицо, и это оказался не кто иной, как старина Стилгрейв. Вы узнали его по накладному носу и высокой шляпе с сидящими на ней голубями.
Долорес не засмеялась.
— Тебя больше бы устроило такое положение дел, — промурлыкала она.
— Так мы загребли бы больше денег.
— Но Стилгрейв сидел в тюрьме, — улыбнулась Долорес. — А даже если бы и не сидел. Даже если бы, например, я оказалась в близких отношениях с неким доктором Чалмерсом, бывшим врачом окружной тюрьмы, который в одну из интимных минут сказал бы мне, что выдал Стилгрейву пропуск на посещение зубного врача — под конвоем, разумеется, — и как раз в тот самый день, когда произошло убийство. Пусть даже все это окажется правдой, разве лучшим способом использования этих сведений будет шантаж Стилгрейва?
— Не хочу хвастаться, — сказал я, — но я не боюсь Стилгрейва и даже дюжины таких, как он.
— Ну а я боюсь, амиго. В этой стране быть свидетелем убийства небезопасно. Нет, шантажировать Стилгрейва мы не станем. И будем помалкивать об убийстве мистера Стейна, которого я могла и не знать. Достаточно того, что Мэвис Уэлд — близкая подружка известного гангстера и появляется с ним на людях.
— Надо еще доказать, что он известный гангстер, — возразил я.
— Разве мы этого не можем?
— Каким образом?
Долорес разочарованно скривила губы.
— Но я была уверена, что именно этим ты и занимался последние два дня.
— Почему?
— У меня есть свои причины.
— Не представляю, какие.
Она бросила окурок коричневой сигареты в пепельницу. Я подался вперед и загасил его тупым концом карандаша. Долорес легонько коснулась моей руки пальцем в перчатке. Улыбка ее была очень соблазнительной. Она откинулась назад и забросила ногу на ногу, в глазах заплясали огоньки. С последнего заигрывания со мной, по ее меркам, прошло очень долгое время.
— Любовь — как скучно это звучит, — задумчиво сказала она. — Поражаюсь, что язык, столь изысканный в любовных стихах, может назвать ее таким слабым словом. В нем нет жизни, нет звучности. Оно ассоциируется у меня с маленькими девочками в платьицах с оборками, с розовыми улыбочками, робкими голосками и, очевидно, очень грязным бельем.
Я промолчал. Долорес снова перешла на деловой тон.
— Мэвис будет получать теперь семьдесят пять тысяч за фильм и в конце концов дойдет до ста пятидесяти. Она пошла вверх, и ничто ее не остановит. Разве что серьезный скандал.
— В таком случае, кому-то надо объяснить ей, кто такой Стилгрейв, — сказал я. — Почему бы не вам? И кстати, если мы будем располагать неопровержимыми данными, то как поведет себя Стилгрейв, видя, что мы подбираемся к мисс Уэлд?
— А разве ему нужно знать? Не думаю, что она расскажет ему об этом. Собственно, я полагаю, что Мэвис порвет с ним напрочь. Но для нас это не будет иметь значения — если мы добудем доказательства. И если она будет знать, что они у нас есть.
Долорес рукой в черной перчатке с раструбом потянулась было к черной сумочке, потом побарабанила пальцами по краю стола и вернула руку на прежнее место. На сумочку она не смотрела. Не смотрел и я.
Я встал.
— У меня могут оказаться перед мисс Уэлд кой-какие обязательства. Вам это не приходило в голову? — В ответ Долорес лишь улыбнулась. — И поскольку дело обстоит именно так, — сказал я, — не думаете ли вы, что вам пора убираться к черту?
Долорес взялась за подлокотники и, все еще улыбаясь, стала подниматься.