Гай был так высоко, имел доступ к такому количеству информации, что нам придется перепроверить каждый кусочек кода, который мы когда-либо писали, каждую деталь оборудования. Это неудача — большая неудача. Но в конечном итоге BLINK будет в порядке. — Он не выглядит слишком обеспокоенным.
— У него есть ребенок, не так ли? — спрашивает Кейли.
— Да. У него был неприятный развод в прошлом году, который, я думаю, не помог… что бы ни случилось. Я много был с ним, но я не видел этого. Я действительно не видел.
— Очевидно, — пробормотала Росио. Мы с Леви обмениваемся забавным взглядом, и…
Это немного задевает. Мне трудно отпустить его глаза, а ему — мои. Я подозреваю, что это потому, что в последний раз, когда я его видела, был такой беспорядок, а в предыдущий раз — еще больший беспорядок. А теперь мы здесь, перед этим беспорядком, и…
Трудно дышать.
— Ну, — говорит Кейли, вскакивая, — нам с Росио пора идти.
Росио хмурится. — Куда?
— А, в постель.
— Но сейчас три часа дня… — Кейли тащит ее за запястье, но когда они оказываются у двери, Росио освобождается и встает перед Леви.
— Я должна поблагодарить тебя. За то, что ты спас жизнь Би, — торжественно говорит она. — Для меня она как мать. Мать, которой у меня никогда не было.
— У тебя замечательная мать в Балтиморе, — говорю я, — а я всего на пять лет старше тебя. — Меня игнорируют.
— Я хочу дать тебе жетон. В знак признания твоего вклада.
— В этом нет необходимости, — так же торжественно говорит Леви.
Росио роется в кармане джинсов и протягивает ему развернутый, слегка раздавленный красный жевательный шарик.
— Спасибо. Это… — Он смотрит на жвачку. — Вещь, которая теперь у меня есть.
Росио мрачно кивает, и мы с Леви остаемся одни. Ну. С жевательной резинкой.
— Ты хотела бы ее? — спрашивает он меня.
— Никогда. Это твоя награда за спасение моей жизни.
— Почти уверен, что ты сама спасла свою жизнь.
— Это была командная работа. — Наступает небольшое затишье, не совсем неприятная тишина. Я обнаруживаю, что не могу встретить взгляд Леви, поэтому оглядываюсь по сторонам. — Это пирожные для меня?
— Я не был уверен, что у нас есть выбор еды. — Он вытирает губы. — Пакет тоже для тебя.
— О. — Я заглянула. Внутри что-то завернутое в газету. Я кладу это на колени и начинаю разворачивать. — Это ведь не сердце Гая, которое ты вырезал из его груди?
Он качает головой. — Я уже скормил это Шредингеру.
— Я… — Я приостанавливаюсь. — Мне так жаль. Я не могу представить, как это тяжело. Он один из твоих самых близких друзей, и тот факт, что он так ревновал тебя к Питеру, это…
— Да, я… Я поговорю с ним. Когда пройдет какое-то время, и я буду меньше хотеть ударить его. Но сейчас… — Он пожимает плечами. — Тебе стоит открыть это.
Я продолжаю. Проходит около пяти слоев, прежде чем я могу разобрать, что это.
— Кружка? — Я разворачиваю ее и ухмыляюсь. — Боже мой, Йода Лучший Невролог! Ты сделал это!
— Загляни и вовнутрь.
Я смотрю. — Бобблхед? Это Мари Кюри? — Я поднимаю ее, ухмыляясь. — Она стоит перед своим лабораторным столом! И она одета… Это было ее свадебное платье, ты знал об этом?
— Я не знал. — Он колеблется, прежде чем добавить: — Я выиграл это в средней школе. Второе место на научной ярмарке. Мензурка, которую она держит, светится в темноте.
Моя улыбка медленно исчезает. Я слишком занята, глядя на красивое лицо Мари, чтобы понять, что я уже однажды слышала эту историю о научной ярмарке. Нет. Нет, я не слышала ее. Я прочитала ее.
Мои руки падают на колени. — Ты знаешь. Ты знаешь о…
Он кивает. — Я просмотрел записи с камер наблюдения. Сначала я не заметил, но после того, как ты написала то сообщение — кстати, я бегал, так что в следующий раз дай мне пятнадцать минут или около того, прежде чем прыгать в одиночку в опасность — после твоего сообщения я просмотрел записи более внимательно. И увидел твой компьютер.
Я уставилась на него. Я совершенно не готова к этому разговору. — Я…
— Ты знала все это время?
— Нет. — Я решительно трясу рукой. — Нет, я… Фотография. Шредингер, был… Ты написал это в твиттере. А потом я… Я понятия не имела. До вчерашнего дня.
Леви просто наклоняется вперед, ставит локти на колени и терпеливо смотрит на меня. — Я тоже. — Он криво улыбается. — Иначе я бы не говорил о тебе с тобой так много.
— О. — Я краснею, как самец кардинала на пике брачного сезона. Мое сердце колотится в груди — тоже как у самца кардинала в пик брачного сезона. — Точно.
То, что он сказал.
Я хочу прижать ее к стене.
Эти.
Вещи.
Он.
Сказал.
— Ты в порядке? — спрашивает он, обеспокоенный. Это оправдано: Возможно, у меня сердечный приступ.
— Я в порядке. Я… Ты когда-нибудь смотрел «У тебя есть почта»?
— Нет. — Он бросает на меня нерешительный взгляд. — Может быть, мы могли бы посмотреть его вместе?
Да, я хочу сказать. Я даже открываю рот, но ни звука не выходит из моего глупого, упрямого, окаменевшего голосового аппарата. Я пытаюсь снова: ничего. Все еще ничего. Мои пальцы сжимают простыни, и я изучаю забавное, знающее выражение в его глазах. Как будто он полностью понимает, что происходит внутри меня.
— Ты знаешь, что она была гувернанткой? Мари Кюри?
Я киваю, слегка ошеломленная. — У нее была договоренность с сестрой. Мари работала гувернанткой и помогала сестре оплачивать учебу в медицинском институте. Потом,