— Ваши заключения неверны партнер Элайдж.
— Почему же тогда все соляриане, с которыми мы говорим, принимают вас за человека? Они ведь знатоки. Неужели их так легко одурачить? Не могу же я один быть прав, а все не правы. Гораздо вероятнее то, что правы-то все, а ошибаюсь я.
— Это не так, партнер Элайдж.
— Докажите, — сказал Бейли, медленно подходя к сервировочному столику и отодвигая дробилку для отходов. — Если вы робот, это не составит для вас трудности. Покажите мне металл, который у вас под кожей.
— Уверяю вас…
— Покажите! — гаркнул Бейли. — Это приказ! Или вам дозволено и приказам не подчиняться?
Дэниел расстегнул рубашку. Гладкая бронзовая кожа у него на груди слегка поросла светлыми волосами. Он крепко нажал у себя под правым соском, и кожа вместе с мышцами вдоль всей грудной клетки разошлась без единой капли крови, открыв блестящий металл.
В тот же миг Бейли, передвинув палец на полдюйма вправо, нажал кнопку вызова. Почти сразу же вошел робот.
— Не двигаться, Дэниел! — крикнул Бейли. — Это приказ! Смирно!
Дэниел замер, словно жизнь или механическая ее имитация покинула его.
— Можешь ты вызвать еще двоих слуг, не выходя отсюда? — крикнул Бейли роботу. — Если можешь, вызывай.
— Слушаюсь, господин.
Вошли два робота, вызванные по радио; все трое выстроились в ряд.
— Ребята, — сказал им Бейли, — видите это существо, которое принимали за господина?
Три пары красных глаз уставились на Дэниела, и роботы сказали в унисон:
— Видим, господин.
— Вы видите, что так называемый господин — на самом деле такой же робот, как и вы? У него внутри металл. Он просто сделан так, что выглядит как человек.
— Да, господин.
— Вы не должны подчиняться его приказам. Понимаете?
— Да, господин.
— А вот я, — сказал Бейли, — настоящий человек. Роботы какой-то миг раздумывали, и Бейли пришло в голову: теперь, когда им показали, что некто, похожий на человека, на деле может оказаться роботом — не будут ли они сомневаться в каждом, кто с виду человек? Но тут один из роботов ответил:
— Вы человек, господин. Бейли перевел дух.
— Хорошо, Дэниел, — сказал он. — Вольно. Дэниел сменил позу на более естественную и спокойно произнес:
— Значит, притворившись, будто сомневаетесь в моем происхождении, вы стремились разоблачить меня перед другими роботами?
— Так и есть, — сказал Бейли, отводя глаза. Это же все-таки машина, а не человек. Разве можно надуть машину?
Но ему, несмотря ни на что, было стыдно. Когда Дэниел стоял вот так, с раскрытой грудью, в нем было что-то очень человеческое, и Бейли ощутил себя обманщиком.
— Закройте грудь, Дэниел, и послушайте меня. Трех роботов вам не одолеть — это ведь ясно?
— Ясно, партнер Элайдж.
— Хорошо. Вот что, ребята, — снова обратился он к роботам. — Вы не должны говорить никому, и господам тоже, что он робот. Никому и никогда, пока я, и только я один, не отменю своего приказа.
— Благодарю вас, — тихо сказал Дэниел.
— Однако, — продолжал Бейли, — похожий на человека робот не должен вмешиваться в мои действия. Если он попытается сделать это, удержите его силой, но не причиняйте ему без крайней необходимости вреда. Не разрешайте ему вступать в контакт с другими людьми, кроме меня, и с другими роботами, кроме вас — ни лично, ни по видеосвязи. И не спускайте с него глаз. Держите его в этой комнате и сами оставайтесь при нем. От прочих своих обязанностей вы освобождаетесь впредь до дальнейших указаний. Все ясно?
— Да, господин, — ответили роботы хором.
— Вот видите, Дэниел. Вы бессильны, так что не пытайтесь мне помешать.
Дэниел сказал, безнадежно уронив руки:
— Я не могу допустить, чтобы вы пострадали от моего бездействия, партнер Элайдж, но в данных обстоятельствах мне остается только бездействовать. Логически это неоспоримо. Я не стану ничего предпринимать и полагаюсь на то, что вы останетесь живы и невредимы.
Вот-вот, подумал Бейли. Одна только логика — больше у робота ничего нет за душой. Логика говорит Дэниелу, что он окончательно побежден. Рассудок мог бы подсказать ему, что все случайности предугадать невозможно и противная сторона тоже может допустить ошибку.
Но нет. Роботы руководствуются логикой, а не здравым смыслом.
Бейли снова кольнул стыд, и он не мог не поддаться желанию утешить Дэниела.
— Послушайте, Дэниел, даже если бы я подвергался опасности — а это не так, — поспешно добавил он, покосившись на других роботов, — то такова моя работа. Мне за то и платят. Моя работа состоит в том, чтобы охранять все человечество в целом, так же как ваша — в том, чтобы охранять отдельного человека. Понимаете?
— Нет, партнер Элайдж.
— Потому, что вы так созданы. Поверьте мне на слово — будь вы человеком, вы бы поняли.
Дэниел склонил голову в знак согласия и остался стоять недвижимо, а Бейли медленно вышел из комнаты. Трое роботов расступились перед ним и устремили свои фотоэлектрические глаза на Дэниела.
Бейли шел, так сказать, к свободе, и от сознания этого его сердце сильно билось — но вдруг пропустило удар. Перед ним возник новый робот.
Что еще стряслось?
— Чего тебе, бой? — рявкнул Бейли.
— Вам пакет, хозяин, от заместителя директора Службы Безопасности.
Бейли взял у робота запечатанную капсулу, и она тут же раскрылась. Внутри лежала свернутая бумага с написанным от руки, красивым почерком, текстом. Бейли не удивился. Солярия, должно быть, располагала отпечатками его пальцев, — ведь капсула могла раскрыться только от прикосновения адресата.
Он прочел бумагу, и на его продолговатом лице отразилось удовлетворение. Это было официальное разрешение на личные визиты. Требовалось, правда, согласие и другой стороны, но солярианам предписывалось оказывать всяческое содействие «агентам Бейли и Оливо».
Аттлбиш капитулировал — на это указывало и то, что фамилию землянина он поставил первой. Добрый знак, чтобы начать наконец вести следствие, как полагается.
Бейли снова летел аэропланом, как из Нью-Йорка в Вашингтон, но с одной разницей. Этот аэроплан не был затемнен — окна оставили незаслоненными.
День выдался ясный и солнечный. С того места, где сидел Бейли, окна выглядели как голубые лоскуты — одинаковые и однообразные. Бейли старался не прятаться и зарывался головой в колени лишь тогда, когда становилось совсем уж невмоготу.
На эти муки он пошел по собственной воле. И все потому, что его просто распирало чувство триумфа, свободы, сознание того, что он, поборов сначала Аттлбиша, а потом Дэниела, утвердил перед космонитами достоинство Земли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});