— Мне бы не хотелось, чтобы вы чувствовали себя виноватой.
— Какая проницательность, — мрачно заметила Джелайна. — Именно так я себя и чувствую.
— Не надо, прошу вас, — забормотал Олквин, прижавшись лбом к двери. — Мне невыносима мысль, что вы можете от меня отдалиться. Обещаю — отныне все будет только так, как вы захотите. Только не забрасывайте наших занятий. Вы нужны мне. Пожалуйста, скажите, что не сердитесь.
Он услышал шорох приблизившихся шагов. Но женщина не стала открывать, а отрывисто ответила:
— Я не сержусь. Я просто идиотка. Мне следовало продолжать оставаться сдержанной, и ничем — ни словом, ни даже взглядом — не вмешиваться в ваш жизненный уклад. Вас назвала несовершеннолетним, а сама веду себя, как ревнивая девчонка.
Такого Бенвор не ожидал. Но Джелайна, запинаясь, продолжила:
— Все это… словно дежа вю. Видимо, все дело в вашем сходстве. Наверное, подсознательно я до сих пор полагаю, что у меня и на вас тоже могут быть какие-то права. Умом я понимаю, что все совсем не так, но это все равно причиняет мне боль. Простите меня, это выше моих сил.
Олквину вдруг почему-то стало абсолютно неважно, что еще он может услышать. Он отошел от двери и спустился вниз. Безмысленно прослонявшись по залу, Бенвор сел возле камина и уставился в огонь.
Жизнь давно научила его, что есть некое злое равновесие. Полтора чудесно проведенных месяца теперь просто обязаны были завершиться чем-нибудь плохим. Бенвор то и дело забывал старую аксиому, но реальность неизменно напоминала о ней самыми неподходящими способами. Олквин знал, что многие люди считают его жизнь достойной зависти. Ну, как же: красавчик, единственный и усердно протежируемый брат обласканного властями придворного, успешный карьерист, везунчик на поле брани… Ирония была в том, что судьба действительно часто предоставляла капитану блестящие возможности — но при этом постоянно подсовывала совсем не то, чего бы ему хотелось. То, что окружающим казалось большой удачей, для Бенвора выглядело несколько по-иному. Нет, он понимал, что ему грешно быть недовольным, и гордился тем, что имел. Большинство не имеют и гораздо меньшего. И все же он часто задумывался о том, что мелкой междоусобной военной славе предпочел бы больше времени на занятия науками, самостоятельности с ранней юности — живых родителей, а лицемерной благосклонности монарших особ — свободу выбирать собственный путь.
Олквин вспомнил свой девятый день рождения. Праздники были самой большой радостью, потому что его на несколько дней забирали из монастыря домой. Барон подарил младшему сыну меч — маленький, облегченный, но настоящий, железный, очень острый. Верные друзья по детским играм — сын пекаря Тиви Хоркан и пасынок бондаря Воллан Уилкас — взирали на меч с восхищенным благоговением. А Бенвор едва не плакал. Меч был великолепен, но мальчик прекрасно знал, что в его жизни будет еще много разного оружия. А в тот раз ему больше всего на свете хотелось получить в подарок "Атлас десяти королевств" с цветными рисунками-картами. Атлас стоял в лавке иноземного купца и стоил даже меньше меча, но отец рассудил, что будущему рыцарю без надобности дорогущая книга, написанная на языке, которого никто не понимает. Потом началась торговая блокада, и больше Бенвор никогда не видел ничего подобного.
В монастыре в него вдолбили, что долг превыше всего, и каждый получает то, что заслужил, так что глупо было жалеть о том, что судьба охотно предлагала синиц в руках, ведь журавлями в небе она дразнила только лишь затем, чтобы потом щедро осыпать драными перьями и глумливо расхохотаться в лицо.
Когда на улице раздался шум и голоса, а в распахнувшуюся дверь ввалился уставший солдат в покрытой инеем одежде, Олквин даже не удивился. Все было закономерно.
— Пакет для господина капитана! — отчеканил гонец. Бенвор взял у него послание, кивнул в направлении камина, и парень бросился отогреваться. Вскрыв письмо, Олквин медленно поднялся по лестнице и снова постучал в запертую дверь.
— Леди, — тихо позвал он. — Я уезжаю в столицу.
Послышались торопливые шаги и дверь распахнулась. У Джелайны были чуть покрасневшие, испуганные глаза.
— Как, уже?! — с отчаянием воскликнула она, но странно — от одного вида ее искреннего огорчения в душе Бенвора разлилось удивительное умиротворяющее тепло.
— Служба… — пожал он плечами, комкая в руке письмо. Женщина заметила пакет с гербовой печатью.
— Война? — тревожно спросила она.
— Еще не знаю, — ответил Олквин. — Но вызывают срочно. Я напишу вам сразу, как прибуду.
Джелайна долго смотрела на него, словно пытаясь запомнить каждую черточку.
— Храни вас Бог, — вымолвила она. — Я не умею молиться, но попытаюсь.
— Тогда лучше пожелайте мне удачи, — криво усмехнулся Бенвор. — Ведь если меня убьют, кто же станет о вас заботиться?
Джелайна порывисто вздохнула, шагнула вперед и прильнула к Олквину, спрятав лицо у него на груди. Бенвор обнял ее, снова ощущая, как растекается по жилам то самое забытое ощущение уюта. Если в прошлый раз он уезжал из Сентина просто с неохотой, то теперь у него вообще не было сил тронуться с этого места.
— Вы будете ждать меня? — шепнул он. Джелайна быстро закивала, не поднимая лица. Олквин счастливо улыбнулся, прижавшись щекой к ее теплой макушке.
— Это так хорошо, когда дома ждут.
Глава 23
Опасения Бенвора не подтвердились. Бангийская армия еще не высадилась возле Анклау. Разведчики доложили всего лишь об одной галере с тридцатью наемными солдатами, прибывшими для пополнения королевской стражи. Правда, это было уже далеко не первое пополнение, и многие считали, что Альберонт все-таки хочет незаметно собрать значительное войско и попытаться отхватить кусок приграничных земель на востоке.
Несколько недель Олквин разрывался между столицей и фортами феода Йонриха. Потом все снова успокоилось. Пару раз хорверские солдаты ввязывались в мелкие стычки, но в остальном все оставалось подозрительно тихо. Даже шпионов появлялось очень мало, или же они стали ловчее и осторожней. Анклау замер, словно выжидая.
К весне принц Майрон в очередной раз попытался наладить отношения с королем Ленгосоу. В Жомеросуин отправилась дипломатическая миссия. Бенвор с удивлением узнал о том, что посольство возглавил его брат Ланайон. Молодой барон Олквин сам вызвался вести переговоры, и справился с этим блестяще. Договор не затронул вопрос о совместном ведении военных действий, но зато слегка ослабил торговую блокаду. Через приграничные заставы осторожно пошли единичные купеческие обозы с побережья — первые за десять лет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});