Внезапно отворились ворота башни, и появился Андроник, окруженный вооруженной стражей.
Шум и крики сразу умолкли; толпа словно окаменела на минуту. Затем со всех сторон раздался дикий протяжный крик, и тысячи рук поднялись с угрозами и проклятиями против беззащитной жертвы. Тюремная стража в испуге отступила, и Андроник был предан в руки разъяренной толпы: одни рвали волосы на его голове и бороде, осыпали бранью, плевали в него и бросали ему в лицо комки грязи; другие срывали с него платье. Поблизости находилась кузница. Андроника поволокли туда и отрубили ему правую руку.
Затем, изувеченный, покрытый кровью Андроник, был посажен на верблюда, и шествие тронулось в путь по главным улицам столицы. Чем дальше оно подвигалось, тем многочисленнее и необузданнее становилась толпа.
Наконец, толпа остановилась на несколько минут перед харчевней. Из ворот вышла женщина с горшком горячей воды; распущенные, волосы и блуждающий взгляд придавали ей вид помешанной. Она поспешно пробралась сквозь толпу и остановилась перед Андроником.
— Не ты ли Андроник? — спросила она. — Я давно ждала этой минуты. Ты казнил моего мужа, ослепил моего брата… Наконец-то, мне удалось добраться до тебя!..
Затем, с пронзительным криком она подняла обеими руками горшок с кипятком и опрокинула его над головой Андроника. Обваренное лицо страдальца вздулось и побагровело; он лишился одного глаза.
Шествие снова двинулось в путь; когда оно достигло Ипподрома, Андроника сняли с верблюда.
«Повесьте его!» — крикнуло несколько угрожающих голосов. До этой минуты Андроник выносил молча все мучения; на лице его не заметно было ни малейших признаков страха, только время от времени губы его шептали: «Боже, сжалься надо мной!»
Когда его сняли с верблюда, он обратился к народу и сказал:
— На что вам моя смерть? Теперь во мне также мало сил, как в слабом тростнике!..
Оглушительный хохот прервал речь Андроника; громче прежнего раздались голоса:
— На виселицу его!
У западной стены Ипподрома стояли два каменных столба с железными кольцами, к которым привязывали диких зверей, выводимых на арену. К этим столбам подвесили Андроника.
Затем к висевшему телу подошли два мясника и вонзили в него свои острые ножи; они со смехом повторяли ту дикую забаву и бились между собою об заклад, чей нож глубже войдет в тело.
Никто из присутствующих не думал прервать ужасающую сцену, но в это время из толпы выступил человек, который, быть может, хотел принять участие в кровавой забаве или же движимый состраданием решил положить конец мучениям несчастного. Он вонзил свой нож в горло Андроника.
Удар был смертельный. Послышалось хрипение; дважды дрогнуло обезображенное тело. В эти последние минуты предсмертных судорог, Андроник машинально поднял свою изуродованную руку, из которой сочилась кровь, и прильнул к ней губами.
— Смотрите, смотрите! — крикнул один из стоявших возле мясников. — Он все еще жаждет крови и, за неимением чужой, пьет собственную!
Безжизненный труп Андроника висел на каменных столбах. Зрители мало-помалу начали расходиться по домам.
Несколько дней спустя, бесформенный, полусгнивший труп Андроника был снят по приказанию императора Исаака и погребен в ограде Цевксипского монастыря.
Здесь нет ни памятника, ни надгробной надписи, по которой можно было бы отыскать место, где покоится долгим сном вечности Андроник Комнен.
(Переводчик неизвестен)
П. Безобразов
Император Михаил
Исторический роман I
В бухте Золотого Рога в ветхом домике, который одиноко стоял на берегу моря, сидели два брата. По наружности старшего, по отсутствию растительности, по земляному цвету лица можно было догадаться, что он евнух. Его бесстрастному лицу придавали некоторое оживление только маленькие узкие глаза, по выражение их было неприятное, плутовское. Младший брат мало походил на старшего: это был рослый, краснощекий юноша, атлетического сложения.
— Послушай, Михаил, — сказал старший, — какая у тебя убогая обстановка, даже лечь не на что…
— Что же делать, Иоанн! — возразил младший. — Ведь и ты вырос здесь…
— Да, но я отвык от подобной простоты с тех пор, как живу во дворце… Но не в том дело; я не понимаю, почему ты не хочешь устроиться получше? Отчего ты отказываешься поступить ко двору?
— Когда же я отказывался? Я только говорил тебе, что едва ли мне дадут какую-нибудь должность; я не получил никакого образования, только что умею читать, а дай мне что-нибудь древнее, например, Гомера, так я его и не разберу.
— Э, брат, как ты рассуждаешь! Кому нужно твое образование? Да разве я изучал философов или отцов церкви? А, несмотря на это, я царский спальник и на днях мне будет поручен надзор за царским гинекеем[6].
— Ты человек ловкий, ты умеешь говорить… — протянул младший.
— А у тебя есть другое преимущество, гораздо более ценное — красота, а красота в настоящую минуту все, она дороже всего ценится во дворце. Я пришел тебе предложить кое-что. На днях тебе дадут чин протоспафария[7], и по этому случаю тебе надо представиться царю и царице. Ты знаешь, что самодержец Роман удостаивает меня своим милостивым вниманием; я говорил ему о тебе, и он уже приказал приготовить хрисовул[8], которым ты утверждаешься в чине протоспафария. На следующей неделе готовься идти со мною во дворец.
— Нельзя ли обойтись без этого, Иоанн? Я растеряюсь в присутствии императора и императрицы.
— Нельзя, этого требует этикет. Чудак ты, право! Ты, кажется, хочешь отказаться от своего благополучия? Разве ты ничего не слыхал об императрице Зое? Здесь, надеюсь, никто нас не может слышать?
Иоанн приоткрыл дверь и, убедившись, что никого рядом нет, продолжал:
— Ты знаешь, конечно, что хотя царице Зое пятьдесят лет, она обуреваема страстями; до 48 лет она хранила девственность, и тогда только отец ее, блаженной памяти самодержец Константин, выдал ее за ныне благополучно царствующего Романа. Но император стар и, притом, питает к Зое антипатию. И теперь, как говорят премудрые философы, стремление ее обратилось к не сущему, и вот ты то и мог бы из этого не сущего сделать страстно желаемое сущее…
— Ну что ты, Иоанн! Я не сумею, да и страшно…
— Полно, брат, все уладится само собою. Вот тебе деньги, сшей себе платье, какое прилично носить протоспафарию, и надейся на помощь Всевышнего. Слушай еще, что я скажу тебе. Нынче ночью явился мне некий муж в светлой одежде и произнес: «Все будет принадлежать твоему брату Михаилу» и исчез.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});