Она нажала на газ, и полицейский отскочил, когда между ними оставались считанные дюймы. Оглядываться на Кэла не было времени. Сюзанна на большой скорости проскочила место аварии. Она очень надеялась, что Кэл понял ее указания и сумеет скрыться.
Не успела она проехать и четырехсот ярдов, как услышала за спиной завывания сирен.
4
Кэлу потребовалось секунд десять, чтобы осознать происходящее, и еще пара — чтобы обругать себя за нерасторопность. Ведь было мгновение общего смятения, когда никто из полицейских не понимал, дожидаться ли приказаний или пускаться в погоню. Как раз в этот миг Сюзанна скрывалась за углом.
Полицейский, который разговаривал с ней, направился в сторону Кэла, с каждым шагом прибавляя скорость.
Кэл сделал вид, будто не замечает его, и поспешно зашагал обратно к памятнику. Послышались окрики, затем шум погони. Он побежал не оглядываясь. Его преследователь был в тяжелом обмундировании по случаю дождя, и Кэл бежал гораздо быстрее. Он свернул налево на Касл-стрит, потом еще раз налево на Брансуик-стрит, потом направо на Друри-лейн. Вовсю завывали сирены — это мотоциклисты бросились в погоню за Сюзанной.
На Уотер-стрит Кэл отважился оглянуться. Его преследователя не было видно. Но он не стал замедлять бег, пока расстояние между ним и полицией не увеличилось до полумили. После чего взял такси и вернулся домой. Голова его пухла от вопросов, перед глазами стояло лицо Сюзанны. Она появилась и исчезла слишком быстро, он уже тосковал по ней.
Чтобы лучше сохранить в памяти ее образ, Кэл попытался повторить названные Сюзанной имена, но, черт возьми, они уже позабылись.
VII
Утерянный смысл
1
Слепящий дождь оказался союзником Сюзанны, как и ее незнание города. Она сворачивала каждый раз, когда предоставлялась возможность, избегая лишь тупиков, и отсутствие логики в ее маршруте сбило с толку преследователей. Дорога вывела ее на Парламент-стрит, и тут она прибавила скорость. Сирены за спиной затихли.
Но она знала, что это ненадолго. Петля снова затягивалась.
* * *
Когда Сюзанна выезжала из города, в дождевых тучах наметились просветы, и сквозь них пробились солнечные лучи, заливая золотым светом крыши и черное шоссе. Всего лишь на миг. Потом тучи снова сомкнулись, благословенное мгновение кончилось.
Сюзанна ехала по шоссе, день клонился к вечеру, а она снова была одна.
2
Кэл остановился в дверях кухни. Джеральдин чистила луковицу. Она подняла голову и спросила:
— Ты что, забыл зонтик?
И он подумал: она же понятия не имеет, кто он такой, что он такое, да и с чего бы?
«Ведь я и сам, как бог свят, не имею ни малейшего понятия. Я забыл себя. О господи, почему же я забыл себя?»
— Ты здоров? — спрашивала Джеральдин. Она отложила в сторону луковицу и нож и направилась к нему через кухню. — Только посмотри на себя. Ты промок до нитки.
— У меня неприятности, — произнес он без выражения.
Она замерла на полпути.
— Что случилось, Кэл?
— Не исключено, что сюда явится полиция.
— Но почему?
— Не спрашивай. Все это слишком сложно объяснить.
Ее лицо несколько омрачилось.
— Сегодня днем звонила какая-то женщина, — сказала она, — спрашивала твой рабочий телефон. Она до тебя дозвонилась?
— Да.
— И она как-то связана с твоими неприятностями?
— Да.
— Расскажи мне, Кэл.
— Я не знаю, с чего начать.
— У тебя с этой женщиной что-то было?
— Нет, — ответил он.
И подумал: «Во всяком случае, я не помню».
— Тогда расскажи мне.
— Позже. Не сейчас. Потом.
Он вышел из пропахшей луком кухни.
— Куда ты идешь? — окликнула его Джеральдин.
— Я же промок до нитки.
— Кэл!
— Мне нужно переодеться.
— Крупные неприятности?
Он остановился на середине лестницы, стягивая с себя галстук.
— Не могу вспомнить, — ответил Кэл.
Но какой-то голос у него в голове — голос, которого он давно не слышал, — произнес: «Крупнее некуда, сынок, крупнее некуда». И он знал, что голос сказал горькую правду.
Джеральдин дошла до подножия лестницы. Он зашел в спальню и стащил с себя мокрую одежду, а она тем временем продолжала засыпать его вопросами, на которые он не знал ответов, и с каждым новым вопросом, оставшимся без ответа, в ее голосе все отчетливее звенели слезы. Он знал, что завтра назовет себя за это скотиной (что такое завтра — еще один сон?), но ему нужно было как можно скорее выбраться из дома на случай, если за ним вдруг явится полиция. Разумеется, ему не в чем перед ними оправдываться. По крайней мере, он ничего не помнит. Но они знают способы заставить человека заговорить.
Кэл порылся в гардеробе, достал рубашку, джинсы и пиджак, нисколько не задумываясь о своем выборе. Натягивая потертый пиджак, он выглянул в окно. Только что зажглись фонари, потоки дождя серебрились в их свете. Скверная ночь для увеселительных прогулок, но что делать. Он сунул руку в карман рабочего костюма, вынул бумажник, переложил его к себе в карман. Пожалуй, все.
Джеральдин так и стояла у подножия лестницы, глядя на него снизу вверх. Она справилась со слезами.
— И что же мне отвечать, — спросила она, — если они придут за тобой?
— Скажи, что я пришел и снова ушел. Скажи правду.
— А если меня не будет дома… — произнесла она. — Затем, воодушевившись идеей, добавила: — Ну да. Скорее всего, меня здесь не будет.
У него не было ни времени, ни подходящих слов, чтобы утешить ее.
— Пожалуйста, поверь мне. — Вот и все, что он сумел сказать. — Я знаю обо всем происходящем не больше тебя.
— Может быть, тебе стоит сходить к врачу, Кэл, — проговорила Джеральдин, пока он спускался. — Может быть, — голос ее смягчился, — ты болен.
Он замер посреди лестницы.
— Брендан кое-что рассказывал мне… — продолжала она.
— Не вмешивай сюда отца.
— Нет, ты послушай, — настаивала Джеральдин. — Он часто разговаривал со мной, Кэл. Сообщал мне кое-что по секрету. Что-то такое, что, как ему казалось, он видел.
— Не желаю слушать.
— Он утверждал, будто видел, как у вас в саду убили женщину. Видел какое-то чудовище на железнодорожных путях. — Она слегка улыбнулась подобной глупости.
Кэл уставился на нее, внезапно ослабев. И снова подумал: «Я знаю».
— Может быть, у тебя тоже галлюцинации.
— Он рассказывал байки, чтобы тебя позабавить, — ответил ей Кэл. — Он любил выдумывать истории. Это говорила его ирландская кровь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});