Десять часов вечера. На лужайке за домом, — купленным на деньги Клио, — полным ходом идет вечеринка. Людей довольно много, но все присутствующие — самые близкие.
Утром звонил Линч, поздравлял с днем рождения. Мне было неловко, потому как его никто не пригласил. Мы с Ханной намеренно никогда не вспоминали об этих людях. Никаких Миротворцев, работорговли, убийств. Все это осталось позади, смотрит теперь на нас с телеэкранов и слетает с уст ведущего. Не более того. Мне это не нужно, я рассталась с прошлой жизнью. И возвращаться туда даже в мыслях нет.
Сижу на нижней ступеньке невысокого крылечка и киваю головой в такт мощным битам хип-хопа. И кто врубил эту музыку? Я не по такому стилю, мне б кто на гитаре сыграл. Отпиваю пенного хмельного напитка из высокого пластикового стакана и буквально брызгаю им во все стороны, не сдержав смеха. Ник так забавно танцует, что мое лицо, кажется, превратится в вечную хохочущую маску.
Но тут мужчина огорченно восклицает: «Ну что за дерьмо? А где веселье?», и, схватив пульт сам находит подходящий трек. И меня накрывает волной боли и бесконечного ужаса — такого знакомого, но давно забытого.
Едва не выронив стакан, словно завороженная таращусь прямо перед собой, и шепчу слова песни вместе с солистом. Именно под этот хит отжигал Тео Кавьяр. Тогда в особняке. За день до…
В голове как будто включили диафильм. Слайды листают один за другим. Вот мы весело болтаем за столом с Фахрие и Денизом. А вот Клио подшучивает надо мной, сговорившись с турком. Потом я отвечаю на каверзные вопросы Фахрие…
Кабинет Клио…
Ссора…
Страх…
Выстрелы…
И смерть. Гибель всех, кто стал так дорог. Никого не осталось…
Слезы текут по щекам, а я не замечаю их. Не желаю замечать. И только когда судорожно вздыхаю, приходится взять себя в руки и зажать рот ладонью. Сигнал пришедшего на сотовый сообщения окончательно возвращает меня в реальность. Откашлявшись, шмыгнув носом и вытерев слезы, открываю, зависшую на дисплее иконку в виде конверта.
«Милая, Лена! Поздравляю тебя с днем рождения! Будь счастлива и верь в лучшее будущее! Рада, что когда-то познакомилась с тобой…»: читаю текст сообщения.
Непонимающе нахмурившись, смотрю на первые цифры номера — код не местный. Написано «рада», значит это женщина.
Но тут же до меня доходит: Натали! Ну конечно! Наверняка прилетела, засранка, и не позвонила. Нажимаю на номер телефона, идет вызов. Затаившись, жду.
— Да? — незнакомый женский голос.
— Эм… извините. Мне только что пришло с этого…
— Лена! — восклицает девушка. — О, я так счастлива, что ты позвонила! Это Фахрие. Я в Бруклине! Боже… не могу поверить… мы с братом едва с ума не сошли после того, как узнали, что покинули особняк за полчаса до взрыва. Ты… ты как? С мужем сейчас?
Что? Господи… я сплю?
— Нет… э… Фахрие, прости, я ничего не понимаю. Как ты нашла меня? Другая фамилия, номер телефона. Ничего не понимаю… — Музыка начала нервировать.
Встав со ступенек, вхожу в дом и поднимаюсь в свою комнату, плотно закрыв дверь.
— Почему ты в Бруклине? — Мне кажется это подозрительным.
Ума не приложу, как турчанка узнала о моем дне рождения.
— Лена, что с тобой? — голос девушки звучит изумленно. На заднем плане играет приглушенная музыка. — Ты в норме? Странная какая. Тебя разве не отыскали? Тео мне сегодня сказал о твоем празднике. Мы тут с ним проездом в городе. Завтра в Лондон улетаем…
Слова «Тео сказал» залипают в моей гудящей (то ли от пива, то ли от шока) голове и, чтобы не упасть из-за слабости, навалившейся на мое бедное тело, присаживаюсь на край кровати.
— Тео жив?.. — только хрип и вырывается из пересохшего горла.
Поэтому понятно, что Фахрие не слышит этих слов.
— Что? — затихает она.
— Жив? Тео жив? — уже бодрее произношу и наблюдаю за своими дрожащими пальцами, которыми мну покрывало.
Турчанка вздыхает.
— Ты ничего не знаешь, да? Полагаю, он меня прибьет за то, что проговорилась. — Молчит немного и тихо добавляет: — Признаться, я нарочно тебе написала. Так и знала, что этот любитель сюрпризов будет мучить тебя до особого дня. Прости, но я сама только прошлым вечером разобралась в ситуации. Нам с Денизом много раз пришлось ездить в участок и давать показания. Мы выступили свидетелями, хотя ни черта и не поняли. Потом спустя два месяца меня отыскал Тео и сообщил, что теперь он совсем не тот, кем был раньше. То есть… ну понимаешь… новые документы. Ты ведь сама гречанка теперь? Верно?
— Да, — бормочу я, все еще не в силах поверить, что Тео, мать его, жив. Живее всех живых!
— В общем ему было известно, где ты находишься, но забирать из клиники тебя нельзя было. Не знаю почему… не спрашивай. Тут много непонятного. Хавьер, кстати, тоже в порядке. Он вернулся к своим в мексику…
И? Мы подходим к самому главному, а ты замолкаешь? Как же так? Почему именно так?
Рыдаю в трубку. Просто от радости за Тео. Но в то же время от ужаса, потому что мне предстоит заново окунуться в прошлую боль и вспомнить, как сильно я была привязана к Клио… где он? Погребен под обломками? Где Клио Кавьяр?
Но вслух не произношу ни слова. Фахрие что-то говорит, но я уже не слушаю, потому что за окном смолкает музыка и громкие крики мужчин привлекают мое внимание.
— Извини, — перебиваю я турчанку, выглядывая из-за тюля. — Тут у нас драка началась. Я пойду. Созвонимся позже, ладно?
— Да, конечно. Приятного вечера. — Молчание, и прежде чем я сбрасываю вызов, отчетливо слышу слова Фахрие: — Он не выжил?
Телефон летит в стену, и я ору на него, словно эта несчастная техника в чем-то виновата.
Зачем?
Какого черта она об этом спросила?
Зачем???
В неистовой ярости вылетаю во двор, переворачиваю стол с напитками, истерически кричу и прошу всех убраться. Дравшиеся до этого Ник и мой сосед затихают, наверняка забыв о причине ссоры.
Ханна извиняется за меня. Гости медленно разбредаются, косясь в мою сторону, сидящую на траве и сжимающую свою голову.
— Хватит. Я прошу, хватит. Сколько можно? — обращаюсь к небу, ничего не видя перед собой. — Просто оставьте меня в покое…
Мне не дано было встретить свое счастье. Так сложилась судьба. Я думала, что все изменится. Рано или поздно.
Но как можно поменять то, что заложено в крови? А в моей видимо — сплошные муки.
Нет, депрессии больше нет. Страданий нет. Есть мама, Тео, которого я послала на три веселых русских буквы, отказавшись видеться с ним. Он понял — мне больно. Засранцы. Замутили план втроем, тогда в Касабланке, и хотя бы посвятили в него меня.