к существующей теории пустоты, раз уж практическим делом ему заниматься запрещают. Таша, врачи пока не дают гарантий стабильности состояния нашего мэтра, поговаривают, какие-то серьёзные проблемы его психологического здоровья до сих пор не удалось решить. Может, ты попробуешь сопроводить
меня, если абсолютно уверена в безопасности для тебя такой «прогулки»?
– Беда не в безопасности моей прогулки, а в её бесполезности: тебя я отыскать не смогу, Элис. Господи, сколько раз я мечтала выйти хоть на кого-то из нуль-физиков, когда была на Земле с умирающим Стейзом! Настраивалась на все чувства, что могла вообразить, в том числе на горячую дружескую симпатию к тебе, но её оказалось слишком мало для формирования привязки. Самые сильные чувства на свете: вина, ненависть и любовь, а их специально в себе не взрастишь ради дела. Первоначально Стейз был уверен, что я умерла по его вине, – и такое тяжёлое чувство вины не создашь на ровном месте. Брилс был великолепным актёром и приложил массу усилий, чтобы в конце концов между нами сформировалась эмоциональная связка, позволившая ему найти меня в пустоте и не пускать к Стейзу, ещё сильнее раздувая пожар моей ненависти. Впрочем, ты наверняка читал мои подробные рассказы, написанные по настоянию твоего руководства.
«Рассказы, в которых на мою любовь ни единого намёка нет», – горько усмехнулась про себя Таша. Рассказы были написаны для всех желающих разобраться в механизме действия пустоты – к чему изливать в них глубоко личные переживания? Физикам довольно было знать, как создать эмоциональную привязку и как она функционирует, а уж на чём она основана: чувстве вины или любви – какая разница? И какая разница посторонним людям, что вина переросла в любовь, если это чувство у Стейза, возможно, уже перегорело? До Таши доходили сведения из медицинского блока и словосочетание «эмоциональное выгорание» никак не исчезало из больничных сводок о здоровье Первого стратега.
– Выучил наизусть каждое слово в твоих рассказах. Когда ты пыталась найти меня, я мог просто-напросто не находиться в подпространстве, верно?
– Элис, когда Стейзу понадобилась помощь в спасении пассажирских лайнеров, эмоциональная привязка к нему выдернула меня из реального мира в принудительном порядке! Давай попробуем встретиться в хорошо знакомой тебе пустоте, не контролируя приборами процесс встречи – так ты убедишься в безнадёжности этой затеи.
...
Таша оказалась права: она не могла отыскать его в бесконечных открываемых ею туннелях. Как-то использовать её собственные туннели тоже не удавалось – они схлопывались, лишь только она покидала их, а укрепить их своды у неё не вышло: Элис не шутил, что с такой задачей может справиться только хорошо обученный нуль-физик. К сожалению, визиты Таши в подпространство выявили ещё одну глобальную проблему: пустота начала темнеть. Те транспортные артерии, которые полгода тому назад она сочла удовлетворительными и надёжными, теперь вызывали самые серьёзные опасения: стенки коридоров приобрели тёмно-серый оттенок, по ним то и дело пробегала рябь.
Когда она официально доложила о своих наблюдениях на собрании всех стратегов галактики, в зале повисла подавленная тишина. Не только исполняющий обязанности Стейза физик отлично предвидел ужасные последствия таких изменений – рассказы Таши были прочитаны всеми руководителями Альянса.
– Рискну повторить предупреждение Брилса: взрывы звёзд, исчезновения туннелей и появление опасных для человека видов флоры и фауны – звенья одной цепи, – заключила Таша. – Почернение пустоты – один из симптомов этого единого заболевания.
– Хорошо бы знать, где почернение заканчивается, чтобы эвакуироваться в наиболее безопасные области пространства, – нахмурился Верховный и обратил внимание на нервно дёрнувшегося и.о. Первого стратега. Тот перевёл взгляд на Ташу и она продолжила:
– Так же рассудили и физики. Поскольку нет никакой зависимости между точками в реальном пространстве и квази-точками в подпространстве, я старательно исследую всю пустоту, что мне доступна, не выезжая к границам исследованного космоса. Пока могу с прискорбием констатировать, что почернение наблюдается везде. Возможно, совсем везде. В смысле – во всём мироздании.
– Вы хотите сказать, нам некуда эвакуировать людей? – сипло переспросил Верховный, обводя взглядом всех сумрачно молчащих стратегов. Он тряхнул гривой ярко-алых волос, прищурил большие раскосые глаза и рявкнул: – Всем работать, искать выходы из сложившегося положения! Нуль-физикам окончательно решить вопрос о целесообразности построения туннелей в дебри к квазарам, всем ответственным за жизнь населения планет – обеспечить максимальные запасы продовольствия, заполнить до краёв все энергохранилища на поверхностях и орбитах, запастись материей для биосинтезаторов! Средства индивидуальной защиты и экипировка полного жизнеобеспечения должны иметься у каждого гражданина Альянса!
– А не гражданам Альянса что делать? Вы хотя бы предупредите закрытые миры об ожидаемой вселенской катастрофе? – тихо осведомилась Таша. Тесно общаясь с физиками, она хорошо понимала, что никакие меры и скафандры не спасут людей, если солнце их планеты взорвётся. Жизнь на космических станциях – единственное, что им останется, но никакая космическая станция не вместит в себя население целой планеты...
– Предупредим, – так же тихо пообещали ей.
.
За порогом зала собраний Ташу остановила сильная рука Оррина.
– Не спеши, – прошептал ей на ухо давний друг Стейза. – Пойдём поговорим, новости есть.
Он затащил её в уголок с креслами и звукоизоляцией. Такие укромные островки были раскиданы по всем этажам башни Стратегического Центра и позволяли столкнувшимся в коридоре учёным бурно дискутировать, не доставляя неудобств окружающим. Или обмениваться конфиденциальной информацией, или просто поболтать о пустяках вроде космогонических теорий и философии антропоцентризма. Побледнев до синевы, Таша уставилась на Военного стратега, который точно собирался озвучить не сводки о передислокации всех космических станций на безопасные расстояния от взрывоопасных звёзд.
– Позавчера и сегодня я виделся со Стейзом. Ташенька, не тормоши меня так сильно, а то андроиды-охранники сочтут нас драчунами и помешают говорить. Да, он чувствует себя нормально, болезнь глаз не вернулась и не вернётся, только ты умудряешься волноваться из-за легко решаемых (и давно решённых!) проблем со зрением.
– Умудряюсь, потому что только я несколько месяцев видела его слепым и замечала, насколько тяжело ему бродить в темноте и жить на ощупь. К Стейзу стали пускать посетителей?
– Да, родители навещают его каждый день всю последнюю декаду, друзьям тоже позволили заглянуть в его лазарет – близким людям психологи разрешили визиты.
Боль ударила в самое сердце: десять дней назад она могла бы обнять любимого мужчину, если бы... её сочли близким ему человеком! Кто ограничил ближний круг стратега родителями и друзьями – психологи или сам Стейз? Судя