— Ты ничего не знаешь про меня, сопляк! — лязгнул клыками упырь: — Я исходил кровью неделю! Она сочилась прямо через кожу, пачкая простыни и вызывая ужас у слуг! Жена сходила с ума от страха, а лживые придворные уже не стеснялись своего любопытства! Это стало великим представлением — умирающий от проклятья наследник короны! И эти бесконечные вереницы шарлатанов, решивших погреть руки на чужом отчаянье… А в последний день моей человеческой жизни явился постановщик "увлекательного" представления. Он пришел полюбоваться, как я умру!
Тут Андру опомнился, замолчал и с видимым усилием разжал руку. Рис с места не двинулся, лишь повел шеей, словно хотел убедиться, что свободен. Немая сцена затягивалась, я даже решил, что больше ничего не услышу, но правитель нежити снова заговорил. Уже совсем другим тоном, без прежней ярости.
— Колдун получил то, чего хотел: я действительно умер. Эта мразь просчиталась только в одном — моя душа отказалась уйти неотомщенной, а тело, точнее часть его, — князь зло усмехнулся, — очень маленькая часть, это осуществила. И я встал — первый нетленный покойник, до которого далеко мумиям всех святых вместе взятых. Хотите знать, что я сделал?
Андру так и не отвел глаз от Риса. Выглядел он как настоящий упырь, которых мне довелось упокоить не один десяток. Зрачки светились ярким серебром, рот искривился в оскале, не скрывавшем вылезших клыков.
— Ты знаешь, что такое терять близких, человек? А каково это — убить их самому? Не знаешь?.. Тогда ты не можешь меня судить! Да, я первый вампир, король всех не-мертвых! И в придачу — палач своей семьи. Нет. Даже хуже!
Неожиданно этернус посмотрел в мою сторону и спросил:
— Дюс, вам по прежнему любопытно, что скрыто за последней дверью?
Не дожидаясь моего ответа, правитель нежити пошел в зверинец. Я молча последовал за ним. Вот и пришла пора полного откровения. Лаланн достал-таки вампира до печенок, задел за самое больное, если наработанное веками терпение лопнуло, как мыльный пузырь.
— Я пришел в себя, когда насытился. Напился всласть, — резкие, рубленные фразы звучали в полнейшей тишине. Даже нежить подземного зверинца и та притихла. — Вскоре очнулась жена. Она как зеркало помогла увидеть, кем я стал. Она и те, кто встал следом. Читали про темные лета? Когда по странам прокатилась волна эпидемии, и вымерло чуть ли не две трети всех людей?
Князь выудил из кармана ключ, вставил его в замочную скважину, но прежде чем провернуть, снова посмотрел в нашу сторону:
— Так вот… в этом тоже виноват я. Жрать, жрать и снова жрать — вот все чувства, которые я испытывал в то время. А еще — страстное желание выжить. Несмотря на то, что я стал ходячим трупом — все равно выжить. И лишь когда люди очнулись и объединились в охоте на нас, чтобы не погибнуть… пришлось научиться себя контролировать. Следом за вернувшимся разумом пришло желание отомстить тем, кто устроил переворот — сирин!
Судорожный вдох сквозь зубы и тихое "но… зачем?" заставили правителя нежити посмотреть на сородича виновников несчастья — Андру.
— Зачем? А зачем сирин опустошают Хогарское княжество? Провидица, ваша клятая драгоценная провидица увидела, что победа возможна лишь при смене династий! Так что… — князь снова отвернулся, — крылатые друзья мне задолжали. Даже больше, чем думают.
Вампир распахнул дверь. Оттуда пахнуло разложением, гнилью и… сумасшествием. Дикий утробный хохот, перешедший сначала в плач, а затем в шепот, пробрали меня до самых костей. Я даже не заметил, как оголил меч. В руках Лаланна тоже тускло блеснуло оружие.
Огонь маленького светильника, который этернус держал в руках, лишь слегка разогнал темноту, оставив ее роиться по углам. Но даже его слабенького огонька оказалось достаточно, чтобы рассмотреть таинственную комнату. Зал, в который мы попали, был совершенно пуст, если не считать одной-единственной клетки, прутья которой выглядели намного толще, чем на узилищах нежити. Да и рядов было не меньше пяти.
Пытаясь рассмотреть опасного обитателя, я подошел вплотную к клетке, но тут же непроизвольно отпрянул — ее сотряс сильный удар, за которым послышался громкий крик боли, тут же сошедший до злобного шипения. То, что сидело в клетке, кинулось на меня, пытаясь пробить телом посеребренную решетку. Серебро существо обожгло, но не остановило — клетка снова содрогнулась, а ее обитатель зашелся в отчаянном вое.
— Это что за… — пробормотал Рис.
Андру же вместо ответа потянул меня за рукав:
— Отойдите, Дюс. Иначе она не успокоится.
Я послушно попятился, а в следующее мгновение в зале вспыхнул яркий свет. Обитательница подземной тюрьмы, тонко и противно взвизгнув, метнулась в самый темный угол. Не в силах устоять перед любопытством, я снова сделал вперед два шага и присмотрелся. То, что забилось в угол, явно принадлежало к разновидности двуногой нежити — от нее отчетливо тянуло холодом не-жизни. Первой мыслью было: "Какая-то особенно дикая вариация гианы". Но гиана лишь в солнечном свете становилась уродливой тварью, а эта… эта и в темноте подземелья выглядела отвратительней некуда: голая, тощая старуха, ее волосы были спутаны в огромный колтун, тело — в язвах ожогов и, судя по запаху, в собственных испражнениях.
— Что это такое? — посмотрел я на князя и услышал бесстрастное, официальное:
— Позвольте представить, его высочество Аврил Верене Донатин — моя супруга.
Ах ты ж… твою мать!
— Она обезумела потому, что стала вампиром? — не удержался я от вопроса, раздумывая, не в сумасшествии ли жены кроется причина фактически полного отсутствия женщин-вампиров среди этернус.
— Нет, это случилось через тридцать семь лет второй жизни.
Андру подошел вплотную к решетке. Его руки были защищены кожей перчаток, и правитель нежити безбоязненно ухватился за серебристый прут. Упырица недовольно заурчала, подобралась, как для прыжка, и неожиданно метнула в мужа комок дерьма. Князь, увернувшись, едва заметно вздохнул и отодвинулся прочь от клетки.
— Андру, почему вы ее не убьете? Только не говорите, что вас удерживают чувство вины или узы брака.
У меня просто не укладывалось в голове, из каких соображений можно терпеть в доме такое создание.
Ответить вампир не успел — безумная опять бросилась на решетку, с воем отлетела назад и принялась по-обезьяньи скакать с пола на потолок, с потолка — на стены и обратно. Прыжки сопровождались диким воем: осиновая обшивка стен и потолка причиняла нежити сильную боль.
— Пойдемте, господа, — шагнул к выходу вампир, — она не уймется, пока не останется одна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});