конкурс, — Аглая дунула на фигурку. — «Земля родная, о тебе пою». Вот, делаем… скоро три месяца каждый день…
Аглая взяла кисточку, погладила фигурку по лицу.
— Но это же… произведение… несколько далекое от вокала, — сказал я.
— Там широкий формат, — Аглая сжала фигурку пинцетом, подошла к Чагинску и установила железнодорожника на площадь рядом с библиотекой. — Можно петь, можно рисовать, мы вот решили модель сделать…
Аглая смахнула пылинку с крыши библиотеки. Я заметил, что на крыше рядом с трубой сидит круглый рыжий кот.
— Хотя это не совсем модель, — сказала Аглая. — Скорее, макет трехмерный, масштаб не соблюден, но много интересного придумано. Вы видите?
Макет походил на ерша. То есть холм.
— Безусловно. Безусловно моделизм переживает небывалый подъем, — сказал я. — В это сложно поверить, но обороты индустрии удваиваются ежегодно…
— По-моему, это гениально! — перебил Роман.
— Это ребята, — Аглая указала на детей. — Сначала мы хотели сделать в виде глобуса, но потом подумали, что такое сто раз бывало, и сделали в реалистичной стилистике…
Аглая включила лазерную указку, навела на Новый мост.
— Он сделан из соленого теста, — сказала одна из девочек.
— Как настоящий, — оценил я.
— Да, построен в восемьдесят третьем году, — сказала Аглая. — А вот это — дом Снаткиной.
Она навела луч на дом, крашенный темно-вишневым. Похоже. То есть дом как дом, но видно, что в нем живет Снаткина — во дворе три игрушечных велосипеда, не очень настоящие, из пластмассового конструктора. И колодец есть.
— Отличная детализация! — продолжал Роман.
Я подумал, что за три месяца такое не сделать… Хотя смотря как работать, наверное, делали по спутниковым снимкам.
Жили люди на холме, жили, как всегда, в говне, мастер лазера Пэ Гарин удавился в гиперсне.
РИКовский мост не сползал безвольно под насыпь, он был сложен из маленьких бревнышек, изготовленных, как мне показалось, из мореных спичек, очень похожий мост. Затопленный карьер рядом выглядел гораздо симпатичнее, чем в жизни, уютный такой заливчик, с камышами, кувшинками и микроскопической зеленой лягушкой. Определенно, все для победы в конкурсе у композиции присутствовало.
Мальчики обрабатывали домики, терпеливо и сосредоточенно.
— Интересный ракурс, — я указал на карьер. — Тиамат?
Если наклонить голову, то под прозрачной поверхностью воды видно туго скрученную кляксу, явно недобрую.
— Это Кракен, — поправил мальчишка с пожарной вышки. — Он там и сидит.
— Поэтому там никто не купается, — сказала девочка.
— А кто купаются, те тонут, — мрачно сказал другой мальчишка с сосновой полянкой. — Их никогда не находят.
— Иногда находят частями, — сказал тот, что с вышкой. — Или одни вещи. Там Кракен караулит.
И указал пальцем.
— Это мальчишки придумали, — Аглая навела луч на карьер. — Я им про Брейгеля рассказывала, вот они в городе много такого понапридумывали.
Луч поломался, в синей смоле вспыхнул багровый всполох.
— Хорошо сделано, — сказал я. — Смола сейчас популярна. Я проводил съезд миниатюристов, они ее везде используют, особенно маринисты.
— Да, мы смотрим в Интернете, — сказала Аглая. — Стараемся не отставать.
— А это что? — я указал на парк. — Танк?
В центре парка, в месте, где должна была располагаться эстрада, на постаменте стоял Т‑34.
— Разве он там есть?
— Собирались ставить, — серьезно ответил один из мальчиков. — Но пока не выделили средств.
Мальчик оставил надфиль и стал проверять поляну, окруженную соснами, поляна была смонтирована на полиэтиленовой крышке, мальчик проверял, надежно ли приклеены сосны.
Я тут же стал искать памятник на Центральной площади — и нашел — создатели композиции не стали изобретать велосипед и поставили конного оловянного солдатика.
— А где здесь грязелечебница? — спросил Роман.
— Так она за городом была, на юге. Вот тут примерно.
Аглая указала лучом на край холма.
— Там Черная Топь, — сказал мальчик с пожарной вышкой. — Туда тоже никто не ходит.
— Там асфальтовый завод раньше был, — сказала девочка, стригущая елки. — Там людей засасывало.
— И сейчас засасывает, — сказала другая девочка. — У меня собаку засосало.
— Звонят, — сказал мальчик с поляной.
Все замерли и задержали дыхание, прислушались. Где-то в глубине библиотеки звонил стационарный телефон.
— Ребята, вы тут работайте, я сейчас вернусь, — Аглая удалилась.
— Там на самом деле Кракен, — сказал мальчик.
— Кракены у нас не водятся, — заметил я. — У нас слишком холодная вода, а они любят теплую.
— Но я его видел, — настаивал мальчик. — Мы ехали по мосту, а он в воде сидел. Огромные щупальца, он держался ими за берег.
Остальные дети не засмеялись.
— Вряд ли это был именно Кракен, — сказал я. — Скорее всего, водяной. Это примерно то же самое, но помельче.
— Я его тоже видела, — сказала девочка. — Он золотого цвета.
— От водяных лучше подальше держаться, — посоветовал я. — Они могут и на суше схватить, так что к воде лучше не приближаться.
— Черная Топь еще хуже, — сказала девочка.
— Чем? — спросил Роман.
— Она манит.
— И каждый раз в разном месте, — сообщил мальчик.
— Ее даже в городе видели, — мальчик подул на поляну. — Помогите, пожалуйста!
— Да, сейчас…
Мальчик бережно передал поляну Роману, тот взял.
— Я гвоздей наставлю, а вы изо всех сил прижимайте! — сказал мальчик.
— Да, понятно…
Мальчик вооружился строительным пистолетом и стал сажать на валун жидкие гвозди.
— Топь возле старого хлебозавода видели, — сказала девочка с елками. — И там сразу одна старушка пропала.
— Прижимайте! — велел мальчик. — Надо семь минут держать!
Роман прижал поляну к Чагинску.
— Вас зовут, — сказал мальчик с хорошим слухом.
Роман дернулся, но вынужден был остаться, держа пальцем поляну.
— В кабинет директора туда, — указала елкой девочка.
Я вышел из читального зала. Оглянулся. Роман продолжал прижимать поляну пальцем, стараясь не сломать сосны.
Аглая ждала в кабинете заведующей.
— Ну что, ездили? — спросила Аглая. — Чего там?
Я отметил, что на книжных полках стояло несколько макетов Чагинска разной величины, степени детализации, материалов и качества исполнения. Выделялся Чагинск в каленой жести, Чагинск в клееном шнуре и Чагинск в гладком черном камне.
— Это шунгит, — пояснила Аглая. — Он нормализует давление.
— Как?
— Надо прикладывать.
Я почему-то представил, как бывшая заведующая Нина Сергеевна лежит на диване и совершает перед сном оздоровительные маневры, на груди каменный макет города, на левом плече тонометр.
— Это бабушке дарили, — сказала Аглая. — На конференциях разных.
— В шунгите хорошо сделано.
— Неискоренима в нашей стране традиция народной миниатюры.
Аглая явно не чужда творчества.
— У Хазина дед был миниатюрист, — сказал я. — Тоже что-то вытесывал.
И, не удержавшись, рассмеялся.
— Что? — спросила Аглая. — Что в этом смешного?
— Неожиданно понял — меня всю жизнь преследуют миниатюристы, — сказал я. — Странно, но я действительно на них частенько натыкаюсь. Как думаешь, что это означает?
— Не знаю, — улыбнулась Аглая. — Наверное, ничего не означает. А может… С точки зрения