одном и том же. «Конец! — стучало в мозгу. — Конец! Спасенья нет! Придется умереть! — он до боли стиснул зубы. — Дешево не дамся. Осталось еще три патрона. Три смерти!» Затем он вспомнил, что ему нельзя умирать, потому что его ждет Эстер! «Мне приходилось бывать и не в таких передрягах. Нет, нет, я не умру! Умирают только те, кто не борется за свою жизнь». Он чувствовал всю шаткость этих доводов и все-таки упрямо продолжал убеждать себя: «Да, я боюсь, потому что хочу жить!»
Внезапно со стороны лестничной клетки на них обрушился град пуль. На головы посыпалась штукатурка. Огонь не прекращался. Бела слышал топот шагов. На задней лестнице бандиты достигли пролета между третьим и четвертым этажами.
— Надо схватить их живьем! — донеслось до него, но он уже ничего не видел перед собой. Со стороны главного входа тоже застрочили автоматы. Бела отполз вглубь. Пули свистели у самого уха и впивались в стену. Густое облако пыли и мелких обломков закрывало все. Бегущие люди добрались уже до четвертого этажа: он слышал, как стучали каблуки их тяжелых сапог. Переждав, он открыл глаза. Сквозь облако пыли увидел бегущие фигуры. Поднял пистолет. Рука не дрожала. Прицелился, спустил курок. Передняя фигура упала, следующая тоже. Однако бандиты не останавливались. Бела снова выстрелил, но из-за пыли не видел результата. Перед ним маячили две или три фигуры. Он нажал на спусковой крючок. Слабый щелчок. Патроны кончились! Дикая ярость парализовала его мозг.
Теперь он действовал инстинктивно. Ошалело вскочил. Издав дикий, нечеловеческий вопль, он швырнул пистолет в приближавшиеся фигуры и бросился на них. У самого его уха кто-то яростно ругался. Началась невообразимая потасовка. Послышался чей-то крик: «Берите живьем!» Кулаки Белы заработали с удесятеренной силой, и он уже не обращал внимания на острую боль. Удары сыпались на Белу со всех сторон. Вот его схватили чьи-то цепкие руки, мелькнуло лицо высокого парня в очках, светлые волосы девушки с монгольским лицом, а потом все завертелось, покатилось куда-то в пропасть. Он потерял сознание. Сколько это длилось — минуту или несколько часов — он не знал. Бела чувствовал, что по лицу у него течет кровь, ноги и руки отяжелели, словно налились свинцом. Его держали двое. Ему показалось, будто кого-то сбросили с третьего этажа. В полузабытьи Бела видел, как мимо него проволокли за ноги человека. Голова несчастного гулко ударялась о грязный пол коридора. «Неужели это Имре?..» Ни о чем не хотелось думать, но мозг настойчиво выстукивал одно слово: «Жив, жив, жив». Затем в глазах у него потемнело…
Кальман воинственно смерил взглядом пьяного мятежника со шрамом на лице. Рядом с ним стояла с автоматом в руках Шари Каткич. Их друзья — Серени, Шен и Верхола — поддерживали обессилевшего Белу.
— Этого тоже надо сбросить! — вопил низкорослый парень.
— Нет! — сказал Кальман. — Это наша добыча. Мы уже давно охотимся за ним. Мы его уведем.
— Куда? — спросил мятежник.
— Во дворец «Адрия»! А вы бы подобрали раненых.
Приятели низкорослого проворчали что-то, но затем, махнув рукой, пошли прочь.
— Пойдем, Шюшю, — сказал один из них, увлекая за собой своего дружка. — Там и без нас управятся.
— А вы что думаете, — бросил им вслед Кальман, — мы зря рисковали? Нам надо было взять его обязательно живым!
Вида стоял неподалеку в дверях своей квартиры. Подождав, пока мятежник по кличке Шюшю и его дружки уйдут, он тихо сказал:
— Так не доведете. Надо хоть мало-мальски привести его в порядок. Идите в квартиру…
Подполковник Комор приводил в порядок свой отряд. В глубине леса собралось около семидесяти человек. Майор Фекете взял на себя выполнение обязанностей, которые возлагались на Хидвеги. Подполковник Шимон и его солдаты тоже пришли, только матросы, связисты и пограничники остались в окопах в лесу, неподалеку от аэродрома.
— Товарищи! Организацию обороны я поручаю подполковнику товарищу Шимону. Его приказы и распоряжения все должны выполнять беспрекословно и точно. Временно мы расположимся здесь. О дальнейшем получим приказ. Уходить отсюда не разрешаю никому. В ближайшее время получим три автомашины. Группа добровольцев отправится в Надьтетень за боеприпасами и палатками. Задание это опасное, так как, судя по донесениям, в окрестностях орудуют вооруженные банды. Поедет пять человек. Кто хочет, ехать, прошу выйти вперед.
Почти все подошли к подполковнику. Он отобрал пятерых: майора Густава Барна, Тибора Бека, Ференца Санто, Фридьеша Винклера и Виктора Мештера.
— Товарищ подполковник, — обратился к нему капитан Ференц Кочиш, — разрешите мне пойти вместо Мештера. У него температура, он болен…
— Товарищ Мештер, вы действительно больны?, — спросил Комор.
— Нет, мне уже лучше, — ответил юноша.
— Становитесь в строй! — послышался приказ. — Пятым поедет Фери Кочиш. Приведите в порядок оружие и ждите! Машина может прийти в любую минуту.
Бойцы устали и продрогли. Они прибыли в лес вчера поздно вечером. Всю ночь провели под открытым небом, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Их томила неизвестность, беспокойство о семьях. Они рвались в бой, а тут приходится чего-то ждать… Бездеятельность тяготила их, неуверенность вызывала беспокойство, до предела напрягавшее нервы. Среди солдат оказались такие, кто сбежал домой, к семье, или сложил оружие и добровольно сдался. Кое-кто подумывал даже об эмиграции. В лес пришли только те, кто хотел сражаться, кто не терял надежды. Неподалеку стояло какое-то подразделение Советской Армии. Его вывели из Будапешта. Пока что и оно не получило никаких приказов. Советский командир немедленно распорядился выдать венгерским бойцам продовольствие, так как у них не было даже кухни.
Утром закипела работа — готовились к обороне. Под руководством подполковника Шимона бойцы окапывались по всем правилам.
Около двух часов дня прибыла автомашина. Подполковник Комор вызвал к себе пятерых бойцов. Густава Барна назначил старшим группы, еще раз тщательно разъяснил задание и на прощание пожелал удачи.
Пыхтя и чихая, трехтонка ползла вверх по склону. Шофер, молодой пограничник, отчаянно чертыхался.
— Спокойно, товарищ, — улыбнулся майор.
— Что-то не в порядке с мотором, не тянет…
Извилистая серебряная полоска бетонированного шоссе поблескивала перед ними. Шоссе было влажным: моросил дождь. С горы открывался прекрасный вид. Справа и слева, по обе стороны дороги, — тщательно обработанные фруктовые сады, выше — скалистые, поросшие зелеными кустами горы. Зажав коленями автомат, майор пристально всматривался вдаль. На гребне, у поворота, метрах в двухстах — трехстах, он заметил трех или четырех невооруженных человек в штатской одежде. Они стояли, заложив руки в карманы, словно любуясь живописным ландшафтом и видом далекого города, утопавшего в дымке.
Винклер тоже восхищался красотой местности. Молодой дьерский матрос еще не бывал в этих краях; он впервые видел отсюда Будапешт.
— Удивительно красиво! — восторженно