Читать интересную книгу Сладкая жизнь - Анна Оранская

Тогда был понедельник, сегодня пятница, двадцать восьмое февраля. И она никуда не торопилась в эту пятницу — благодаря очередной истории, придуманной специально для матери, ее не ждали сегодня раньше десяти, у нее занятия были с вымышленной фирмой, с шести до девяти как раз. Так что ей некуда было спешить — разве что к нему домой. И хотя то, чем они занимались в прошлый раз, это было уже слишком, мягко говоря, но им ведь ни к чему было повторять это сегодня, когда можно было сделать все по-другому.

Он столько ей наговорил всего в последнюю встречу — про то, какая она и как хорошо ему с ней, — но она запомнила это наизусть, словно диктофон в голове работал, записывая все его слова. И когда он спросил вчера по телефону, есть ли у нее сегодня время, — спросил так, что она поняла, о чем он, — она, естественно, ответила «да». И, проигрывая после разговора запись, улыбалась своим мыслям — думая о том, что в принципе то же самое могла бы сказать ему, все те же слова. Но не скажет в силу многих обстоятельств, хотя бы потому, что женщине, наверное, не пристало говорить мужчине такие вещи, — но если бы могла, то сказала бы.

И о том, что у него красивое тело, и о том, что он доставляет ей больше удовольствия, чем кто угодно — Сергей в смысле, больше ведь не было никого. И о том, что она хочет делать это с ним. И о том, что не думала, что так бывает — и что, узнав, что так бывает, хочет повторять это снова и снова. Как он сказал, «кончая, и кончая, и еще раз кончая».

— Ну что, пойдем? — Он коснулся ее плеча, выводя из раздумий. — Знаешь, я так есть хочу — кошмар…

Черная огромная машина опять была тут, прямо за его джипом, — но ей было все равно, что его охрана, невидимая из-за затемненных стекол, видит ее и что-то о ней думает. Ей даже было все равно, что их могли видеть вместе те, кому она преподает английский, — в конце концов они в который уже раз встречались с Андреем у офиса, и разве сложно было посмотреть в окно и о чем-то подумать?

Пусть думают, ей было плевать — тем более что только они вдвоем знали, что происходит, когда они остаются наедине. А так — а так она преподает ему английский, лично ему, один на один. И кто докажет, что это не так? Она ему преподает, а он попутно ухаживает за ней — что в этом такого?

— Слушай, у меня такой ресторан классный почти напротив дома — тоже итальянский, как здесь, но лучше даже. Ты не против?

— Не против ли я поехать к вам в гости или…

В голосе звучало нескрываемое кокетство.

Он улыбнулся, внезапно положив ей что-то на колени — незаметным почти движением. Показывая взглядом, чтобы открывала маленький, игрушечный какой-то пакетик — из которого извлекла эту бархатную коробочку. И, раскрыв ее, увидела то самое кольцо, про которое он спрашивал, понравилось ли ей.

— Может, наконец наденешь?

Она только тогда поняла, зачем он звал ее туда, — неожиданно для себя самой захлопнув бархатную крышку, убирая все обратно в пакетик.

— Я не могу, Андрей. Вы должны понять — я просто не могу взять такой дорогой подарок…

Самое странное, что она не задумывалась, действуя так, произнося эти слова. Словно что-то от нее прежней руководило ею сейчас, какая-то моральная установка, въевшаяся в плоть и кровь, какой-то принцип, засевший глубоко внутри.

— Но почему? — Он смотрел на нее непонимающе — и непонимание было непритворным. — Алла, ты что — это же подарок!

— Это слишком дорогой подарок, — отрезала холодно. — И… и я просто не могу его взять.

— Послушай, ну при чем тут деньги? — Он все еще недоумевал. — Ну есть у меня кое-что — ну что мне, в могилу это с собой уносить? Зачем, по-твоему, деньги — для удовольствия, верно? Вот я и доставляю себе удовольствие — дарю тебе кольцо. Ты красивая женщина, ты мне жутко нравишься, мне с тобой классно в постели — так почему я не могу сделать тебе подарок, а ты не можешь его взять? У тебя такие руки — представляешь, как оно будет на тебе смотреться…

Она по-прежнему была холодна, покачала головой.

— Алла, перестань. Ну пусть это будет в память о том, что было, — так пойдет? Ну вдруг я помру завтра — все бывает, верно? — а оно останется. Будешь меня вспоминать, цветочки приносить? — Он пытался ее развеселить, но безрезультатно — и понял это, кажется. — Ну хорошо — я просто делаю это для себя. Чтобы у женщины, с которой я хожу в ресторан, было красивое дорогое кольцо. Считай, что я дарю его самому себе, — нормально?

Она молчала, видя, что он начинает злиться.

— Алла, это кошмар. Со всеми остальными только и слышишь — купи это, хочу то, одни намеки да просьбы. А ты… что с тобой творится? Черт, ты красивая женщина. Ну не можешь ты сама купить себе красивую вещь, ну не твоя вина, но ведь это не повод, чтобы стекляшки на пальцах носить, а? Ну что за принципы, Ал? Прекрати, я тебя прошу…

Она качнула головой снова.

— Ладно, проехали. — Он миролюбиво это произнес, как бы призывая ее забыть о разговоре. И в следующее мгновение опустил стекло, нажав на кнопку — небрежно кидая коробку в окно, сильно и далеко, прежде чем она успела что-то сказать, и тут же поднимая стекло обратно. Молча разворачиваясь в узком переулке.

Она сама не могла понять, почему крикнула возмущенно: «Так нельзя, Андрей!» — почему выскочила из машины, бросаясь туда, куда он кинул кольцо, отыскивая коробочку в сероватом снегу и возвращаясь обратно. Говоря ему о том, что знает, что у него много денег, и совершенно ни к чему это показывать, и обижаться на нее тоже ни к чему, она ни о чем не просила. И злясь на себя за все — и за то, что так вела себя, и за то, что кинулась за кольцом, и за то, что он может неправильно ее понять.

Он вдруг схватил ее за левую руку, мокрую еще, быстро достал кольцо, быстро надел его на указательный палец и так же быстро снял, надел на средний, надавливая и причиняя боль, сжимающую до хруста сустав, проталкивая его вниз, удовлетворенно улыбаясь.

— Так лучше, правда?

Ей было больно, он чуть не сломал ей палец, и возмущение росло внутри, потому что он сделал это силой, сделал то, что ей не было нужно. И она посмотрела со злостью на плотно обхватившую основание пальца золотую полоску, с готовностью заискрившуюся, словно рекламирующую себя новой хозяйке.

— Представляешь — ты берешь у меня в ротик, держишь этой рукой, а я смотрю вниз и вижу кольцо… Фантастика…

Он улыбался, глядя на нее, — и это было так неожиданно, и улыбка, и его фраза, что она вдруг почувствовала себя полной дурой. Мешавшей мужчине — живущему в материальном мире, знающему цену деньгам, знающему толк в красивых вещах — выразить свое отношение к ней этим материальным предметом. Мужчине, не подкупавшему ее, не стремившемуся что-то получить в обмен на свой подарок — он все уже получил, и много раз, — но просто желающему показать, как много она для него значит…

И вот теперь она любовалась своим пальцем, сидя напротив него в итальянском ресторанчике, маленьком, тихом и уютном, говоря себе, что он, наверное, именно поэтому сначала привез ее в ресторан — чтобы она не подумала, что подарок обязывает ее к чему-то. А она совсем об этом не думает — уже объяснив ему по пути, что ей просто было неудобно.

«Вы поймите, Андрей, просто… это так неожиданно, и мне неловко, и…» — вот и все, что она сказала, повторив это несколько раз в разных вариациях. А он только улыбался, он не говорил ничего — и сейчас молчал, сидя напротив нее, уже без улыбки, заставляя ее подумать о том, что надо как-то разрядить обстановку, потому что она была не права, и возможно, в нем осталась еще обида, хотя он и не показывает этого.

— Я вас не обидела, Андрей? Я ведь объяснила все, правда? И мне очень приятно — очень-очень приятно.

Он уже открыл рот, но тут появилась официантка, ставя перед ней тарелку с полупрозрачными листиками сырой говядины, влажно блестящими каплями лимонного сока, посыпанными сыром, и блюдечко с зеленоватым маслом, и хлебницу с длинными кусками багета. Она привыкла уже к итальянской кухне — хотя и не знала названий — и почувствовала, как шевелится в желудке предвкушение вкусной пищи и терпко-кислого кьянти, уже темневшего в бокале.

Он закурил, хотя говорил, что хочет есть, — давно еще сказал, час назад, когда только встретил ее у офиса, — но она не обратила на это внимания, намазывая маслом багет, отправляя в рот первый кусок того, что он называл карпаччо.

— Слушай, Алла, хотел тебя спросить… Мне, наверное, надо будет уехать — скоро, на какое-то время. И я подумал — я ведь в принципе могу уехать насовсем. Хочешь со мной?

Пойми она сразу, о чем он, она бы поперхнулась, это точно, — а так с аппетитом жевала, взяв в руку бокал, поднося его к губам.

— Ну, в смысле совсем уехать? Да в ту же Англию — совсем…

— Андрей, кто-то говорил мне, что очень голоден…

— Я серьезно, Алла. — Он смотрел на нее пристально и действительно серьезно. — Хочешь уехать со мной — завтра, послезавтра, через неделю, ну через две? Хочешь? Осмотримся там, потом вернешься сюда, решишь все дела — и обратно ко мне…