– Мы с монсеньором архиепископом и другими сеньорами считаем, что Бургос – неподходящее место для вашего высочества после того, как вы пережили здесь такую трагедию. Мы смиренно предлагаем вам воспользоваться нашей помощью и перенести свой двор в…
Я подняла руку, за уверенным жестом скрывая охватившую меня тревогу:
– Вы забываете, с кем разговариваете, сеньор. Я – ваша королева, и только мне решать, куда переносить свой двор. – Увидев, как побагровело его лицо, я замолчала, пока не почувствовала, будто воздух вокруг сгустился, словно скисшее молоко. – Мне должны пожаловать титул, а затем короновать. Из-за чумы в Вальядолиде кортесы отложили свое решение признать меня, но, поскольку моего мужа эрцгерцога теперь нет в живых, мои законные права некому оспаривать. Моя мать завещала королевство мне, и я буду им править. А пока я намерена кое-что потребовать сама.
– Что именно, ваше высочество? – спросил сквозь зубы помрачневший Сиснерос.
– Все назначения, сделанные моим покойным мужем, должны быть аннулированы как незаконные, поскольку я не давала на них согласия. Предателя дона Мануэля и его фламандцев следует найти и арестовать – насколько я понимаю, они сбежали, забрав с собой немало золотой посуды и драгоценностей из покоев моего мужа в замке. Повелеваю вам, монсеньор архиепископ, как главе Церкви, объявить мой указ, а вам, сеньор маркиз, обеспечить его исполнение. Любой, кто посмеет предоставить убежище дону Мануэлю, подлежит немедленному аресту и казни.
Реакция Вильены на мой первый королевский указ оказалась вполне предсказуемой: голос его задрожал от едва сдерживаемой ярости:
– Хоть дона Мануэля никто особо не любил, я не наемник, чтобы устраивать на него охоту. Похоже, ваше высочество, вы насмотрелись, как фламандцы лижут сапоги французам.
Я предпочла не напоминать ему, что всего несколько недель назад он точно так же без зазрения совести готов был лизать сапоги Филиппу. Впрочем, подобного лицемерия вполне следовало ожидать. Собственно, никто из этих так называемых вельмож не стремился меня поддержать. Возможно, они не сходились во мнениях насчет того, кто в конечном счете должен править Кастилией, строили интриги друг у друга за спиной, но в одном они были едины: меня нельзя короновать. Королем мог стать мой сын Фернандо или, что еще хуже, Карл, но ни в коем случае не я. Прожив много лет под жестким правлением моей матери, они не потерпели бы еще одной женщины на троне. После смерти Филиппа одни враги попросту сменились на других. Но на этот раз у меня имелось оружие. Как говорила Беатрис, в Испании женщина неприкосновенна в двух случаях: если она будущая мать и недавняя вдова, а я теперь была и той и другой. Я надеялась дождаться возвращения адмирала вместе с отцом, но ждать больше не было возможности – я понятия не имела, когда они появятся. Нужно было действовать.
Я высоко подняла голову:
– Еще я хочу, чтобы мою золовку эрцгерцогиню Маргариту известили, что она должна отправить ко мне моих дочерей, как только поездка станет безопасной. Мой сын Карл теперь, естественно, стал эрцгерцогом Фландрии и обязан оставаться там. Но мой сын Фернандо родился здесь, в Испании, а я еще не видела его с тех пор, как сюда приехала. Его тоже следует привезти ко мне из Арагона. Надлежит также созвать собрание кортесов в Толедо, где я намерена присутствовать при погребении тела моего мужа в соборе.
Мои слова были встречены удивленным молчанием. Я обдумывала их уже несколько дней, размышляя, получу ли в итоге свободу или окажусь в ловушке. На мгновение мне показалось, что моя речь застигла обоих врасплох. Вильена сжал кулаки. Сиснерос долго смотрел на меня, затем сказал:
– Ваше высочество, вы желаете лично сопровождать катафалк эрцгерцога?
– Это не мое желание. Это мой долг. Или вы предлагаете похоронить его здесь? Вряд ли это подобающее место для принца.
Сиснерос сузил глаза. В том, что он действительно намеревался похоронить Филиппа здесь, я не сомневалась. Он разрешил бальзамировщикам вскрыть тело и отправить сердце и мозг в серебряном футляре в Брюссель, по обычаю Габсбургов. Вряд ли его волновало, где будет покоиться остальное. При иных обстоятельствах я тоже оставила бы тело в монастыре Мирафлорес, если бы не тот факт, что королеве, сопровождающей гроб мужа, никто не мог запретить покинуть Бургос.
– Достаточно необычная просьба, – заметил Сиснерос. – Даже, я бы сказал, беспрецедентная.
– Не может быть и речи! – добавил Вильена. – Неужели вы собираетесь везти тело до самого Толедо посреди зимы, ваше высочество?
– Тело моей матери без особых сложностей перевезли зимой в Гранаду.
Тут же я поняла, что Вильена догадался о моих намерениях. Он знал, что на моем пути через Кастилию меня не только защитит гроб Филиппа, но и увидит народ. Выставив напоказ свою трагедию, я могла завоевать симпатии подданных.
– И то верно, – вдруг кивнул Сиснерос, и я заметила, как блеснули его глаза. – Когда же вы намерены предпринять это путешествие, ваше высочество?
– Чем скорее, тем лучше. Пусть подготовят повозку для гроба и соберут похоронную процессию. Вам и прочим вельможам, разумеется, придется остаться здесь, чтобы следить за исполнением моих требований. В поездке вы мне не нужны. – Помолчав, я обратилась к Вильене: – Сеньор, как я понимаю, вы и адмирал обладаете равной властью в кортесах? Раз уж вы считаете поиск врагов Испании недостойной вас задачей, не могли бы вы оказать мне услугу и выяснить, где сейчас дон Фадрике? Без него мы не можем собраться в Толедо.
– Конечно, – вмешался Сиснерос, прежде чем Вильена успел ответить. – Можете на нас положиться, ваше высочество.
Поклонившись, он вытолкал маркиза из комнаты, словно непослушного ребенка. Едва они вышли, из другой двери появилась Беатрис, которая все слышала через дырочку в стене. Стоя на пороге, она с тревогой взглянула на меня:
– Принцесса, что вы задумали?
– Что же еще? – Я посмотрела ей в глаза. – Сиснерос думает, будто у меня нет ни глаз, ни ушей и я не знаю, что он разрешил мне отправиться в эту поездку лишь затем, чтобы дальше распространять свою ложь. Легенда, которую сочинил обо мне Филипп, и без того уже расходится, а стараниями архиепископа разойдется намного дальше, может, до самого Неаполя. Если повезет, возможно, тогда ко мне наконец приедут мой отец и адмирал.
– Легенда? Какая легенда?
– Естественно, о том, будто я сошла с ума, – улыбнулась я. – Обезумела от горя. Juana la Loca. Хуана Безумная.
* * *
Я отправилась в путь до Толедо с заснеженного поля на окраине Бургоса. Со мной на прочной повозке ехал гроб Филиппа, накрытый государственным флагом его державы.