— Очень хорошо, — сказала Джессика. Его возбуждение было заразительно. — А что произошло, когда твои руки состарились?
— Мой… мой ум стал… косным. И у меня заболела спина Вот здесь, он коснулся места чуть выше левой почки.
— Ты выучил наиважнейший урок, — сказала леди Джессика. — Ты понимаешь, что это за урок?
Руки его упали, он поглядел на нее и сказал:
— Мой ум управляет моей реальностью, — глаза его сверкнули, и он повторил погромче. — Мой ум управляет моей реальностью!
— Это начало равновесия прана-бинду, — сказала Джессика. — Хотя, всего лишь только начало.
— Что мне делать дальше? — спросил он.
— Миледи, — стражник, ответивший на ее вопрос, осмелился теперь вмешаться. — Время…
«Интересно, есть ли кто-нибудь в такой час на их пунктах слежения?» подумала Джессика. И сказала:
— Удалитесь. Нам нужно поработать.
— Но, миледи… — охранник боязливо перевел взгляд с Фарадина на Джессику и обратно.
— По-твоему, я собираюсь его соблазнить? — спросила Джессика.
Тот закоченел.
Фарадина охватило веселье, он расхохотался и выпроваживающе махнул рукой.
— Вы слышали ее. Удалитесь.
Охранники поглядели друг на друга, но повиновались.
Фарадин присел на край кровати Джессики.
— Что дальше? — он покачал головой. — Хотелось мне верить тебе, и все же я не верил. Потом… потом мой ум как будто стал таять. Я устал. Мой ум сдался, перестал бороться с тобой. Вот так это было. Да, вот так! — он щелкнул пальцами.
— Не со мной боролся твой ум, — сказала Джессика.
— Конечно, нет, — согласился он. — Я сражался с самим собой, с той чушью, которой был обучен. Ну, что теперь дальше?
Джессика улыбнулась.
— Признаться, я не рассчитывала, что ты так быстро добьешься успеха. Тебе понадобилось только восемь дней и…
— Я был терпелив, — ухмыльнулся он.
— И терпению тоже ты начал учиться.
— Начал?
— Ты едва-едва пригубил от учености. Теперь ты и вправду младенец. До этого ты был… неродившейся возможностью.
Углы его рта поникли.
— Не будь так мрачен, — сказала она. Ты это сделал. Это важно. Сколь многие могут сказать о себе, что они родились заново?
— Что следующее? — упорно повторил он.
— Ты будешь упражняться в том, чему научился, — сказала она. — Я хочу, чтоб у тебя это получалось очень легко, в зависимости лишь от твоей воли. Потом я заполню еще одно место в твоем сознании, которое это упражнение распахнуло в тебе наружу. Оно будет заполнено способностью проверять, как подействуют твои запросы на любую реальность.
— Это все, что мне сейчас делать?.. упражняться в…
— Нет. Теперь ты можешь начать тренировку мускулов. Скажи мне, можешь ли ты пошевелить мизинцем левой ноги, чтобы больше ни один мускул твоего тела не дрогнул?
— Мизи. — Она увидела, как на лице его появилось отстраненное выражение — он пробовал пошевелить мизинцем. Вскоре он поглядел на свои ноги, уставился на них. На его лбу выступил пот. Из груди вырвался глубокий выдох. — Нет, не могу.
— Да, можешь, — ответила она. — Ты этому научишься. Ты познаешь каждый мускул своего тела. Познаешь их точно так же, как знаешь свои руки. Он тяжело сглотнул перед такой распахнутой перспективой. Затем спросил:
— Для чего ты эго со мной делаешь? Каков твой план в отношении меня? — Я намереваюсь высвободить тебя над мирозданием, — ответила она. Ты станешь кем угодно — кем сам больше всего жаждешь стать.
Он осмысливал сказанное одно мгновение.
— Кем я только ни пожелаю стать?
— Да.
— Это невозможно!
— Если только ты не научишься управлять своими желаниями так же, как управляешь своей реальностью, — сказала она. И подумала: «Вот оно! Пусть его аналитики разбираются с этим. Они посоветуют ему принять это, но с осмотрительностью, а Фарадин на шаг приблизится к пониманию того, что я делаю на самом деле».
Он сказал, проверяя свою догадку:
— Одно дело — сказать человеку, что он осознает свое сердечное желание. Другое дело — воистину подвести его к этому.
— Ты пойдешь дальше, чем я думала, — сказала Джессика. — Очень хорошо, обещаю: если ты полностью пройдешь эту программу обучения, ты станешь хозяином самому себе. Что ты ни сделаешь — эго будет только то, чего ты захочешь.
«И пусть Видящая Правду попробует вычленить из этого все смыслы», подумала она.
Он встал, и выражение его лица, когда он склонился над ней, было теплым, а было в нем чувство товарищества.
— Я, знаешь ли, верю тебе. Будь я проклят, если знаю, почему, но верю. И не скажу ни слова о других вещах, о которых думаю сейчас.
Джессика смотрела на него, пока он, пятясь задом удалялся из ее спальни. Завернув глоуглобы, она легла. В Фарадине есть глубина. Он сказал ей ни много ни мало, как то, что начал понимать ее умысел, но по собственной воле присоединяется к ее заговору.
«Подожди, пока он не начнет постигать свои собственные эмоции», подумала она. С этим она успокоилась и вернулась ко сну. Завтра утром, предвидела она, ей будут отчаянно докучать случайные встречи с разными придворными, задающими внешне невинные вопросы.
Глава 43
Человечество периодически проходит через убыстрение своих дел, переживая гонку между обновляемой жизнеспособностью существования и манящим обессиливанием декаданса. В этой периодической гонке, любая пауза становится роскошью. Только тогда можно вообразить, что все дозволено, что все возможно.
Апокрифы Муад Диба.
«Касание песка — важно», — сказал себе Лито.
Ему, сидевшему под ослепительным небом, был ощутим крупнозернистый песок под ним. Его принудили съесть еще одну обильную дозу меланжа, и ум Лито обратился на себя самого, подобно водовороту. Глубоко внутри воронки этих завихрений покоился остававшийся без ответа вопрос: «Почему они добиваются того, что я это скажу?» Гурни был упрям — нет сомнений. И приказ свой он получил от леди Джессики.
Лито вывели из съетча на дневной свет ради его «урока». Из-за того, что тело его совершило эту короткую прогулку из съетча, в то время, как ум присутствовал при битве Лито с Бароном Харконненом — наблюдая ее глазами обоих, у него было странное ощущение. Они сражались внутри него, через него, поскольку он не мог дать им сойтись в непосредственной схватке. Эта битва открыла ему, что случилось с Алией. Бедная Алия.
?Я был прав, страшась этого спайсового путешествия», — подумал он.
Горькая обида на леди Джессику переполнила его до краев. Проклятый ее Гом Джаббар! Сразиться с ним и победить — или умереть при испытании. Она не могла поднести отравленную иглу к его шее, но она могла послать его в ту долину опасностей, перед которыми не устояла ее собственная дочь. Внимание его привлекло сопение. Оно колебалось, становилось громче, тише, громче… тише. Он не мог определить, принадлежит ли оно нынешней реальности или навеяно спайсом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});