— Того, кто знает это, тут нет! — крикнула из одной хижины полная женщина.
Я попросил разыскать его, и сразу несколько человек сорвались с места. Они привели упирающегося малого с наглым лицом; он был в старой зеленой шинели без пуговиц, босиком, во рту — незажженная сигарета из наших запасов. Я сразу узнал старого приятеля — бесплатного пассажира.
— Почему вы бастуете? — повторил я свой вопрос, глядя на этого нахала.
Из хижин высыпали рапаитяне обоего пола и с мрачным видом обступили нас.
— Мы хотим получать больше денег на еду, — ответил он, держа руки в карманах и не вынимая сигареты изо рта.
— Но ведь вы получаете столько, сколько просили, как на Таити!
— Мы требуем прибавки — возмещение за стол и квартиру! Я посмотрел на бамбуковые хижины и висящие между ними зеленые свертки с попои. Мне было известно, сколько платят рабочим во Французской Океании, и я понимал, что это требование чрезмерно. Уступи я теперь, послезавтра будет новая забастовка с новыми требованиями.
И я решительно объявил, что буду придерживаться условий, о которых мы договорились в доме собраний. В ответ мне было заявлено, что все отказываются работать.
Возле меня стояла, сверкая глазами, могучая вахина с такими мускулами, что они хоть на кого могли страх нагнать. Да и другие женщины мощью не уступали ей, и у меня вдруг родилась идея. Я обратился к ним:
— Неужели вы, женщины, будете смотреть, как ваши мужья спят день-деньской, когда в кои-то веки представился случай заработать денег и в лагуне стоит корабль с полными трюмами продуктов, одежды и других товаров?
Мои слова попали в цель. Могучая вахина принялась песочить своего супруга, да так, что он мигом улетучился. Женщины кричали наперебой, и тут Леа, словно какая-нибудь Жанна д'Арк, вышла из толпы, подбоченилась и крикнула мне: — А зачем тебе непременно мужчины, разве мы не годимся? Гул одобрения! Я посмотрел на возбужденные лица дюжих островитянок и сказал «да». В конце концов кто, как не они, делали всю работу на этом острове.
В следующую секунду Леа уже шла от хижины к хижине и отдавала распоряжения, указывая на Моронго Ута. Прочь домашние дела! Матери передавали грудных младенцев дочерям я бабушкам; стиравшие у ручья побросали вальки и мокрое белье; поля таро были предоставлены самим себе — пусть мужчины потрудятся, когда захотят есть!
И вот Леа что твой солдат ведет в горы женский отряд. Наполеон был бы горд своей корсиканской кровью, если бы мог увидеть, как Леа вышагивает впереди, распевая «Марсельезу» Правда, по мере удаления от головы колонны «Марсельеза» становилась все более похожей на полинезийскую мелодию, а замыкающие пели уже самую настоящую хюла, раскачиваясь и вращая бедрами.
Мы с Мани были единственные мужчины в этой шумной компании, и если Мани прежде улыбался, то теперь он просто помирал со смеху.
Заслышав гомон, Билл и Ларсен выбрались из палатки — и чуть не упали от неожиданности, когда увидели женский батальон.
— Вот вам рабочие! — крикнул я. — Где инструмент? Опомнившись, Билл взял кирку и подал одной из самых миловидных рапаитянок. Она пришла в такой восторг, что бросилась археологу на шею и наградила его звонким поцелуем. Билл поймал на лету свои очки и шляпу, медленно сел на ящик, вытер щеку и с отчаянием посмотрел на меня.
— Сколько я занимаюсь археологией, такого никогда еще не переживал, — сказал он. — В жизни не думал, что моя наука таит столько сюрпризов. Кого ты приведешь в следующий раз?
Леа и ее отряд не ударили лицом в грязь. Ни в США, ни в Норвегии еще не видали таких темпов. Комья земли и дерна так и летели вниз; Билл бегал как угорелый, проверяя, чтобы все делалось как положено. Рапаитянки все схватывали на лету и под водительством Леа составили первоклассную бригаду. Насколько аккуратно они действовали, когда нужно было что-то расчистить маленькой лопаточкой, настолько же лихо орудовали киркой и заступом, удаляя пласты земли и корни. Мало-помалу обнажались ржаво-красные и светло-серые башни и стены. В конце трудового дня Билл вернулся в свою палатку совершенно измотанный. А вахины и дальше трудились так же рьяно.
Мужчины сидели в деревне одни и ели свое попои. Но когда наступил день получки и женщины принесли домой деньги и товары себе и детишкам, мужчины не выдержали — один за другим бросали свертки с попои и брели к мудрецу с Таити. Такого оборота они не предвидели.
Священник и вождь, не говоря уже о добродушном Мани, с самого начала твердо стояли на нашей стороне, но сделать ничего не могли. Теперь они пришли к нам и привели мужчин. Бунтари забили отбой и согласились на таитянские расценки.
Мы поставили мужчин и женщин в разные концы огромного сооружения, и развернулся турнир — кто лучше и быстрее выполнит свою работу. Каждая бригада стремилась отстоять честь своего пола, и вряд ли когда-либо на раскопках трудились с таким рвением. С палубы нашего корабля казалось, что на гору напала саранча. Зеленый покров Моронго Ута на глазах отступал вниз; с каждым днем коричневого становилось больше. Появлялись террасы, стены, и вот уже вся макушка будто шоколадный храм на голубом небесном фоне.
А кругом по-прежнему высились зеленые косматые пирамиды — этакие замки горных троллей. На самом деле Моронго Ута не был замком. С соседних гребней сразу было видно, что это не одиночная постройка. Мы вскрыли заброшенные развалины целого селения. Называть это фортом неверно. И земледельческие террасы не то определение. Потому что все население острова некогда обитало здесь, на макушках гор.
Те, кто первым приплыл на остров, вполне могли бы разместиться в долинах, на ровном месте. Тем не менее они вскарабкались по крутым обрывам на вершины гор. Зацепились на них и, так сказать, свили свои орлиные гнезда. А точнее, начали долбить гору каменными рубилами и превратили ее макушку в неприступную башню. Ниже башни шли большие террасы, на которых жались друг к другу жилые постройки. До нашего времени сохранились полные золы и древесного угля очаги — каменные печи своеобразной кладки, которую до сих пор во всей Полинезии знали только по острову Пасхи.
Билл тщательно укладывал в пакеты драгоценные головешки: радиоактивный анализ поможет определить возраст удивительного горного селения.
Кругом лежало множество каменных рубил различного вида, целые и разбитые. Но еще чаще встречалось непременное орудие домашней хозяйки — каменные песты, которыми женщины превращали таро в попои. Некоторые песты были сделаны так искусно, изящные линии и гладкая полировка говорили о таком совершенстве, что наши механики не могли поверить — как это можно сделать такую вещь без современного токарного станка. А в одном месте Билл осторожно извлек из земли почерневшие остатки старой рыболовной сети.