– Полагаю, герр обер-лейтенант, двое из наших людей погибли.
– Да, я видел, как их подбросило вверх. Возьмите моторку и поищите их в бухте. Может, тела плавают где-нибудь. Найдёте и сообщите мне об этом немедленно.
Мощный взрыв привлёк внимание экипажей других подлодок, а также докеров, рабочих и служащих верфей. Было много желающих помочь. Когда мы несли тяжелораненых к санитарным машинам, я смог рассмотреть их. У всех были переломы ног. Ступни перекручены назад, пальцы ног сплющены. Одни повредили внутренние органы и стонали от боли, другие находились в бессознательном состоянии, их головы кровоточили.
Я сел в санитарной машине рядом с тяжело раненным электриком, и она помчалась по улицам Бреста под вой сирен. Мне пришло в голову, что «У-415» подорвалась на мине 14 июля в национальный праздник Франции – День взятия Бастилии. Гибель «У-415» была подарком англичан французам в этот день. Моя лодка подорвалась на мине, сброшенной ночью 28 мая. На грохот её дизелей среагировал звукоулавливающий часовой механизм. И всё же я решил, что судьба оказалась благосклонной к «У-415». Она не была потоплена в море, где мы нашли бы свою могилу, а погибла в порту, где оставались шансы на спасение. Почему я не проснулся вовремя? Почему старпом уступил требованиям главного инженера? Эти вопросы мучили меня. И почему я пережил тысячу бомбовых ударов в море, когда другие погибали? Видимо, я не был нужен ни небесам, ни преисподней.
Когда я прибыл в госпиталь, часть из моих пострадавших подводников уже лежали на операционном столе. Пятеро спасённых нами из кормовых отсеков все ещё не приходили в сознание. Переломы ног и рук не носили тяжёлого характера, однако врачи сообщили, что два моряка получили серьёзные травмы спины. Травмы черепа и сотрясения мозга получили ещё двое. Они пострадали, когда ударились о палубные плиты. Уходя из госпиталя, я оставил там 14 своих ребят.
Вернувшись на базу, я встретил расстроенного капитана Винтёра. Главный инженер уже сообщил ему о своём роковом приказе. Поскольку должность его считалась второй по значению в командовании базой, Винтёр оказался в затруднительном положении. В сложившихся обстоятельствах он не располагал возможностью привлечь к ответственности вышестоящего начальника, а я мог только добиться увольнения старпома. Однако я простил первого вахтенного, оправдывавшегося тем, что не решился противоречить главному инженеру. Я убедил себя, что старпом только выполнил приказ вышестоящей инстанции.
Потеря «У-415» лишь пополнила статистику гибели нашего подводного флота. В течение двух первых недель июля – во время моего последнего похода – мы потеряли 11 подлодок, не оснащённых «шнеркелями». Почти все, чем располагала база. Ещё две лодки со «шнеркелями» были потоплены в Ла-Манше, сократив численность подлодок, направленных для противодействия десантам союзников, до пяти. С потерей «У-415» «У-413» осталась единственной подлодкой без «шнеркеля» из тех, что вышли в море вечером 6 июня. Она всё ещё находилась в сухом доке, ожидая конца ремонтных работ.
Между тем пять оставшихся подлодок со «шнеркелями» использовали свои устройства для забора воздуха, чтобы оставаться в погруженном положении и не подвергаться воздушным ударам противника. Они продолжали рейды в Ла-Манше и даже достигли некоторых успехов, «У-953» потопила три эсминца, «У-984» послала на дно три транспорта и один сторожевик, того же добилась «У-763».
В эти ужасные две недели не больше трёх-четырёх подлодок одновременно атаковали конвои, доставлявшие живую силу и военную технику союзников из южных британских портов на пляжи Нормандии. Там могло быть около 100 подлодок, если бы ранее они не были бессмысленно принесены в жертву. С крахом германского подводного флота и вместе с ним люфтваффе потери союзников на путях снабжения морем стали минимальными. Новые дивизии, полностью укомплектованные личным составом и оснащённые тысячами танков и транспортных средств, хлынули на побережье Нормандии, поставив огромные плавучие пирсы, вывезенные из Великобритании. Вскоре союзники захватили Шербург, обеспечив себе базу для широкомасштабных операций. Германские армии не смогли помешать им вбить клинья в свои боевые порядки и продвинуться в глубь территории Франции. Пал Авранш, американские войска двигались вдоль северного побережья Бретани, приближаясь к Бресту.
На другой день после гибели «У-415» я прежде всего зашёл в госпиталь навестить раненых подводников. Большинство из них было в стабильном состоянии, руки и ноги загипсованы. Пятеро тяжелораненых лежали полностью в гипсе, двое из них все ещё не пришли в себя. Я принёс им сигареты и табак. Это всё, что можно было предложить невинным жертвам трагической ошибки.
Когда я вернулся в компаунд базы, один из моих унтер-офицеров сообщил, что британская радиостанция «Кале» этим утром упомянула в своей передаче о нашей лодке.
– Герр обер-лейтенант, диктор сказал, что вы потопили лодку сами, чтобы не ходить больше в море на устаревшем подводном корабле.
Я ответил с улыбкой:
– Теперь вы видите, как быстро англичане собирают и распространяют информацию. Каждому из нас это должно послужить уроком.
День за днём я проводил в нетерпеливом ожидании своего нового назначения, готовя оставшуюся невредимой часть команды к неизбежному возвращению в Германию. Пока командование решало мою судьбу, я навестил Хайна Зидера, вернувшегося из похода, встретил на пирсе Марбаха, выслушал рассказ Кордеса о его драматическом возвращении на базу. Вчетвером мы отметили их успехи, стремясь вспомнить доброе старое время, потребляя большое количество шампанского и изысканных морских блюд. Если кто-то из нас, участников пиршества, и опасался в душе ужасного исхода войны, он не признавался в этом даже себе. Как и прежде, мы сохраняли надежду и уверенность в конечной победе. Я был убеждён, что война претерпит драматический перелом, как только будет произведено достаточное количество наших чудо-лодок, и верил, что скоро получу одну из них.
Затем наступило 20 июля. В полдень, когда я вернулся из госпиталя, дневальный передал, что капитан Винтёр ждёт меня в офицерской столовой. К моему удивлению, там собрался весь офицерский состав флотилии. Каждый понимал, что только чрезвычайно важное событие могло вызвать такое собрание. Высказывалось много догадок, и нарастало напряжение, когда в зал вошёл Винтёр со своим штабом. С окаменевшим лицом он потребовал тишины:
– Господа! Я уполномочен проинформировать вас о содержании полученного мною телетайпа от командования. В это утро было совершено покушение на жизнь фюрера. Однако он благополучно избежал трагического исхода. Заговорщик, армейский офицер, арестован. Могу вас заверить, что флот не причастен к заговору. Всё остаётся как прежде. Война будет продолжаться до победного конца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});