Читать интересную книгу Великая Скифия - Полупуднев Виталий Максимович

– Да, вот именно! – подхватил Гераклид.

– Что? Соза предательница? – с пылом возразила Мата, бросив на Гераклида взгляд, полный ненависти. – Любимая служанка Девы, свидетельница ее эпифаний?.. Это невозможно! Народ этому не поверит, а если вы сами станете убеждать его в этом, то только повредите авторитету богини, да и своему тоже!

Она умоляюще взглянула на Агелу.

– Мата права, – заметил царь, – предположение о предательстве Созы нелепо и вредно. О нем даже говорить не следует, чтобы не вызвать в народе разных нежелательных толков. Несомненно, тавры принудили Созу провести их в храм, но преданная иеродула сумела вырваться из их лап и с храмовой крыши оповестить народ о нападении врагов. Соза будет похоронена с почетом за счет храмовых сумм. Она заслужила это уже тем, что предупредила драку в храме.

Агела обвел присутствующих выразительным взглядом, говорившим без слов: «Так, но не иначе нужно объяснять происшедшее».

Мата с облегчением вытирала внезапные слезы. Гераклид угодливо кланялся. Миний сосредоточенно сопел, уставясь глазами в пол. И каждый понял, что обвинение погибшей Созы было бы большим скандалом. Тем более что народ встретил ее смерть как подвиг и сейчас воздавал хвалу ей, толпясь вокруг мертвого тела старухи.

На этом экстренное совещание в храме Девы было закончено. Архонты удалились. В суматохе и при слабом освещении никто не заметил, что одежды Миния, Агелы и Дамасикла грязны, покрыты пылью и паутиной и издают запах пота и сырости подземелья.

Уже дома Миний заметил, что пола его плаща забрызгана кровью.

Народ был так захвачен событиями возле храма, что никто не видел, как на улице, идущей к порту, из канализационного люка с трудом выбрался человек. Со стонами и оханьем он поднялся на ноги и, шатаясь как пьяный, пошел в направлении порта. Никто не узнал бы в этом грязном, оборванном человеке храмового раба Костобока.

До его ушей доносились крики людей, что понуждало его ускорять шаг и опасливо озираться вокруг.

Уже в порту человек был замечен гоплитами, что высаживались с большого сторожевого корабля, торопясь прибыть вовремя на площадь, где, как им было известно, идет расправа с таврами, проникшими в город.

– Стой, стой! – закричали они. – Эй, держи его, это тавр!

– Держи тавра!

– Стреляй в него!

Раб кинулся вдоль берега. Вслед ему неслись проклятия и летели стрелы.

Взбежав на деревянный настил пристани, около которой не стояло ни одного судна, он на мгновение остановился и, погрозив преследователям кулаком, бросился в черные волны.

Ночная тьма и туман мешали хорошо видеть. Гоплиты подбежали к пристани, продолжая на ходу пускать стрелы в сторону моря. Осветив мостовую факелами, увидели на камнях пятна крови.

– Я не мог промахнуться, – самодовольно пробасил один. – Во-первых, вы знаете, что я редко не попадаю в цель; во-вторых, я вчера лишь помазал наконечники стрел кровью белого петуха!

– Я тоже стреляю неплохо, – возразил другой, – возможно, тавра ранила моя стрела!

– Зря спорите, – перебил их третий, – тавр был ранен еще там!

– Где это там?

– На площади! Видите, он терял кровь на улице, когда мы его еще не заметили. Что ни след, то кровавое пятно.

– Это верно, – согласился первый, – но промахнуться я тоже не мог!

– Посторонись, ты наступил ногою на кровь! Разве ты забыл, что прикосновение к пролитой вражеской крови приносит несчастье!

– Знаю. Эх, незадача! Придется платить жрецу за очистительную молитву.

– Пойдемте, тавр, наверно, утонул.

Гоплиты затопали по улице. Темнота постепенно уступала место утреннему рассвету. Близилось холодное осеннее утро.

9

События последних дней потрясли Херсонес и вселили тревогу в сердца его граждан.

С севера двигалась грозовая туча скифской войны. В жилище Девы-Покровительницы, в святая святых города, живут четверо вооруженных варваров. Они там спят и гадят, а херсонесцы не могут ничего сделать с ними, ибо тавры находятся под покровительством самой богини.

Около храма вырос свежий могильный холмик, а на нем поставлен серый камень с надписью:

Созе, что верно служила богине до смерти, Жизни своей не щадила, ксоан защищая. Спи, ты покой заслужила и благодарность народа! Созе, прощай!

Это все, что осталось в память о любимой служанке богини, свидетельницы ее эпифаний на протяжении многих лет.

Вокруг храма уныло бродят дежурные стражи, зажав под рукой копья.

У домашних очагов идут тревожные разговоры о близкой осаде и о голодной зиме. Хлебные амбары почти пусты. Пусть архонты не успокаивают народ. Если бы в общественных амбарах было много зерна, то их не покидали бы крысы. А то противные животные целыми полчищами переселяются из района складов в жилые дома, где беспощадно грызут и портят вещи, пожирают личные запасы горожан.

На площади толпятся херсонесцы, все с мечами, многие в шлемах. Торговли нет никакой. На спинах ослов везут вьюки, вернее – вязанки. Это тысячи стрел для защитников города. На стенах рабы устанавливают котлы для смолы и кипятка, метательные орудия. Глашатаи ходят по всем улицам и возглашают:

– Готовьте оружие, точите клинки, проверьте, как хорошо натянуты тетивы ваших луков!

– Никогда эллины не покорялись варварам! Готовьтесь отразить нападение врагов!

Недобрая суета усиливается. Город быстро принимает вид осажденной крепости, а граждане его превращаются в солдат. Теперь у них нет иных дел, кроме выполнения приказов своих начальников.

Архонты, окруженные воинами, ходят по стенам города. Миний опоясался мечом, царь Агела надел блестящий панцирь беотийской работы, на голове его блестит гребнистый шлем. Только Дамасикл по-прежнему походит на пророка в своих ниспадающих светлых одеждах. У его пояса, как и всегда, висят лишь костяные стилы, а в руках он держит наготове вощаную дощечку. За ним, как тень, следует Бабон в своем скифском костюме, вооруженный до зубов. Он внимательно прислушивается к разговорам старейшин, осторожно ввертывая словечко кстати.

Когда одно его предложение по части обороны получило одобрение, он горделиво посмотрел в сторону Полифема, гиппарха города. Речь шла о том, как затруднить скифам осаду Херсонеса. Бабон высказал соображение, что если выжечь вокруг города всю траву на большом расстоянии, то это поставит скифскую конницу перед необходимостью гонять лошадей на пастьбу куда-то далеко или возить фураж на вьюках.

– Насчет травы ты дело сказал, – заметил Миний, – ее надо выжечь. Ты, Бабон, сам сделаешь это совместно с конными воинами из молодых.

Интерес молодежи к хабейцу не остался незамеченным со стороны совета. Популярность вояки среди эфебов могла быть полезной для полиса. Он возбуждал в сердцах молодых граждан воинственный пыл и жажду подвига, что было кстати сейчас, когда ожидались битвы и испытания, в которых смелые воины и способные командиры должны сыграть решающую роль. Не последней в продвижении Бабона была поддержка Дамасикла. Хабейца многие уже прочили в гиппархи, на место Полифема.

Через час шумная ватага молодых конников выехала из ворот Херсонеса. Каждый держал в руке копье, на стальном острие которого тлел кусок зажженного трута.

Всадники с гиканьем рассыпались по всем направлениям. Скоро всюду закурилась, а потом вспыхнула сухая трава. Очагов пожара оказалось так много, что дымом заволокло окрестности, несмотря на сильный ветер, дующий с моря.

Скачка продолжалась долгое время. Всадники приблизились к таврским горам. Гекатей, смеясь и радуясь, в избытке сил, кричал Ираниху:

– Сейчас тавры смотрят с гор и гадают: что за новая забава у эллинов?..

– Готов поспорить, что и скифские лазутчики видят нас и думают то же.

– Возможно. Посмотри, что это там мелькает? Это не сайга?