Читать интересную книгу Сталин и бомба: Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956 - Дэвид Холловэй

IV

Испытание первой советской атомной бомбы состоялось 29 августа 1949 г., но мир узнал об этом только три с половиной недели спустя от Соединенных Штатов. 23 сентября президент Трумэн объявил, что Соединенные Штаты имеют «доказательство, что в течение последних недель в СССР произошел атомный взрыв»{1425}. Два дня спустя советское агентство новостей ТАСС опубликовало заявление, заметив, что западная пресса опубликовала «многочисленные высказывания, сеющие тревогу в широких общественных кругах». В заявлении говорилось: «В связи с этим ТАСС уполномочен заявить следующее. В Советском Союзе, как известно, ведется строительство гидростанций, шахт, каналов, дорог, которые вызывают необходимость больших взрывных работ с применением новейших технических средств. Поскольку эти взрывные работы происходили и происходят довольно часто в разных районах страны, то возможно, что это могло привлечь к себе внимание за пределами Советского Союза. Что же касается производства атомной энергии, то ТАСС считает необходимым напомнить о том, что еще 6 ноября 1947 года министр иностранных дел СССР В.М. Молотов сделал заявление относительно секрета атомной бомбы, сказав, что «этого секрета давно не существует». Такое заявление означало, что Советский Союз уже открыл секрет атомного оружия, и он имеет в своем распоряжении это оружие. Научные круги Соединенных Штатов Америки приняли это заявление В.М. Молотова как блеф, считая, что русские смогут овладеть атомным оружием не ранее 1952 года. Однако они ошиблись, так как Советский Союз овладел секретом атомного оружия еще в 1947 году. «Что касается тревоги, распространяемой по этому поводу некоторыми иностранными кругами, то для тревоги нет никаких оснований», — ТАСС продолжало утверждать, что советское правительство не изменило «позиции безусловного запрещения применения атомного оружия»{1426}.

Это гротескное заявление было подготовлено без участия ученых-ядерщиков, которые сочли его ужасным{1427}. Там даже не признавалось, что испытание было, но создавалось впечатление, что Советский Союз владеет атомной бомбой с 1947 г. Эта ложь штамповалась по известному образцу. Из заявления Молотова от 6 ноября 1947 г. следовало, хотя и не буквально, что у Советского Союза есть атомная бомба. Болгарский партийный лидер Георгий Димитров в феврале 1948 г. в Москве сказал Миловану Джиласу, что «русские уже имеют атомную бомбу, даже лучше, чем у американцев, т. е. той, что была взорвана над Хиросимой»{1428}. Фильм, показанный Лю Шаоци, также вводил в заблуждение. Советский Союз пытался создать ложное впечатление о своем ядерном прогрессе и явно хотел скрыть свое первое испытание. В течение четырех недель после испытаний Советский Союз не сделал никакого заявления, выступив только тогда, когда пришлось отвечать на разоблачение Трумэна[322].

Советский Союз намеревался решительно положить конец американской атомной монополии: хотел ли он оповестить мир, что добился успеха? И зачем было держать испытание в секрете? Существуют два правдоподобных мотива. Первый — это страх, что Соединенные Штаты удвоят свои усилия для сохранения своего лидерства в гонке вооружений. Курчатов именно это считал причиной секретности, когда сказал Анатолию Александрову несколькими годами ранее: «Единственный путь защитить нашу страну — это наверстать упущенное время и незаметно для внешнего мира создать достаточного масштаба атомное производство. А если у нас об этом раззвонят, то США так ускорят работу, что нам уж их не догнать»{1429}. Это оставалось главной причиной секретности в 1949 г. Если Соединенные Штаты благодушно встретят советский успех, тем лучше. Зачем пугать американцев, заставляя их наращивать усилия, особенно тогда, когда Советский Союз еще отстает? Советское испытание действительно дало новый толчок программе американских ядерных вооружений. В октябре 1949 г. Трумэн одобрил расширение производства атомных бомб{1430}. Но что было более важно — он утвердил решение о срочной разработке водородной бомбы и 31 января 1950 г. сделал это решение публичным.

Вторым мотивом был страх, что испытание побудит Соединенные Штаты проводить более агрессивную политику, прежде чем Советский Союз разовьет эффективное производство атомных бомб. Испытание показало бы, что Советский Союз догоняет Соединенные Штаты быстрее, чем те ожидали, но также и то, что должно пройти какое-то время, прежде чем Советский Союз накопит арсеналы атомных бомб. Соединенные Штаты встанут перед искушением проводить более активную политику. В Соединенных Штатах и Великобритании уже существовало течение в общественном мнении в пользу превентивной войны. Черчилль призывал «довести дело до конца», прежде чем американская атомная монополия закончится{1431}. Заявление ТАСС о том, что Советский Союз уже имеет атомную бомбу с 1947 г. — утверждение, которое повторялось политическими лидерами в последующие месяцы — кажется, отражает этот страх. Советский Союз не делал никаких попыток убедить Соединенные Штаты, что он все еще отстает. Напротив, делались ложные утверждения, чтобы казаться более сильными и более опасными, чем на самом деле. Теперь советские лидеры утверждали, что Соединенные Штаты никак не смогут избежать последствий войны, поскольку Советский Союз уже способен нанести удар по Соединенным Штатам{1432}. Это предполагает, что именно страх перед более агрессивной американской политикой, а не перед ускорением американских разработок ядерного оружия, был доминирующей причиной завесы секретности вокруг советского испытания.

Опасения Советского Союза на этот счет не были беспочвенными. 31 января 1950 г. Трумэн дал указание государственному секретарю и министру обороны пересмотреть политику национальной безопасности «в свете способности Советского Союза производить бомбу, в основе которой лежит расщепление ядра, и, возможно, термоядерную бомбу»{1433}. СНБ-68 — под таким названием стал известен их итоговый доклад — был представлен президенту 7 апреля{1434}. Он отражал тревожную картину. Советский Союз «увеличивает разрыв между своей готовностью к войне и неподготовленностью свободного мира»{1435}. Как следовало из заключения СНБ-68, наличие у Советского Союза атомной бомбы резко усиливает советскую угрозу Соединенным Штатам. Советская ядерная угроза «куда ближе, чем считали раньше. В частности, Соединенные Штаты поставлены перед фактом, что в пределах следующих четырех или пяти лет Советский Союз будет обладать возможностью, в военном отношении, совершить внезапное атомное нападение такой мощи, что Соединенные Штаты должны значительно усилить обычные воздушные, сухопутные и морские силы, атомные запасы и противовоздушную и гражданскую оборону, чтобы сдержать войну и обеспечить разумную уверенность в том, что, в случае войны, они смогут выдержать первоначальный удар и приложить усилия по достижению своих целей»{1436}. СНБ-68 не повлиял непосредственно на американскую политику, так как призыв к резкому росту военных расходов был непопулярен в правительстве{1437}, и администрация не пошла на это до начала корейской войны 25 июня 1950 г. Но доклад все-таки отразил глубокую озабоченность Вашингтона тем, что у Советского Союза появилась атомная бомба.

Как только общественности стало известно об испытании, в советской прессе зазвучали триумфальные ноты. Журнал «Большевик» опубликовал статью, главная цель которой подчеркивалась ее названием: «Крах дипломатии атомного шантажа». Англо-американские империалисты, утверждалось в ней, основывали свою внешнюю политику и военную стратегию на американской атомной монополии; теперь, когда с монополией покончено, империалистическая политика рухнула{1438}.

Та же оптимистическая нота прозвучала в речи члена Политбюро Георгия Маленкова 6 ноября 1949 г. по случаю празднования 32-летия Октябрьской революции. «Авантюристическая природа» атомной дипломатии, один из ключевых элементов американской политики, теперь разоблачена. Атомная дипломатия была основана на «абсолютно ложном исходном расчете», что Соединенные Штаты могут использовать монополию на атомную бомбу. Но советское правительство, сказал Маленков, «не делало секрета из того, что оно располагает атомным оружием»{1439}. Движение борцов за мир нарастало и теперь насчитывало 600 миллионов сторонников. Ужасы и жертвы недавней войны были еще свежи в памяти людей, вот почему они были готовы защищать дело мира{1440}.

Если бы началась новая мировая война, это означало бы конец империализма: «О чем говорит исторический опыт? Он говорит о том, что первая мировая война, развязанная империалистами, привела к победе Великой Октябрьской социалистической революции в нашей стране. (Аплодисменты.) Исторический опыт говорит далее о том, что вторая мировая война, развязанная империалистами, привела к утверждению народно-демократических режимов в ряде стран центральной и юго-восточной Европы, привела к победе великого китайского народа… Могут ли быть какие-либо сомнения в том, что если империалисты развяжут третью мировую войну, то эта война явится могилой уже не для отдельных капиталистических государств, а для всего мирового капитализма»{1441}.[323] Соединенные Штаты не выйдут сухими из воды в будущей войне: «Американский народ начинает понимать, что если поджигатели войны организуют новую войну, то горе матерей, жен, сестер, детей посетит и американский континент. А это страшное горе. В нем неизбежно захлебнутся и утонут поджигатели войны»{1442}. В виду успехов социалистического лагеря «империалистический лагерь» охвачен тревогой. Но Маленков не думал, что эта тревога может быть опасной. «Пусть неистовствуют обреченные историей, — заявил он. — Чем больше бесчинствуют в лагере поджигателей войны, тем больше должно быть спокойствия и выдержки в нашем лагере мира»{1443}.