Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Просто умер? — абсолютно спокойно, без каких-либо оттенков в голосе спросил Иоанн.
— Совсем не просто! — яростно выдохнул Петр. Оперся руками о края стола, приблизил лицо к лицу Иоанна. — Вера держится на чуде. Вера всегда держалась на чуде. Вспомни историю Авраама, Ицхака, Яакова, вспомни жертвенник в пустыне, вспомни руку Авраама, которую отвел Бог от сына его. Вспомни борьбу Яакова с незнакомцем, который оказался Богом, и имя Израиль, полученное им от Бога. Вспомни Моше, сорок лет в пустыне, десять казней земли Мицраима, обретение Ковчега Завета. Я могу перечислять бесконечно, список чудес огромен и прекрасен. Вспомни слова всех пророков о явлении Машиаха… Вся наша великая вера выстроена на ожидании чуда и на непременном обретении его. Сегодня мы свидетели и современники, наверно, самого главного чуда в истории нашей веры. Это главное обретенное чудо — сам Иешуа. Почти два года он непрерывно творит маленькие и великие чудеса, словно разбрасывает горячие искры от самого себя. И искры зажигают множество огоньков — вера растет, ширится, крепнет. Я уже говорил это, прости, повторяюсь… Но не может обыкновенный человек — а кругом нас обыкновенные люди, и мы тоже обыкновенные, ну, ладно, мы с тобой не очень обыкновенные… — не может крестьянин, рыбарь, плотник, дажезилот, которому вообще на все наплевать, не может он верить в одно и то же чудо год, два, десять лет. Приедается. Скучно. Если завтра… где?.. ну, на горе Сион, например, зажжется столб пламени и станет гореть днем и ночью — чудо?
Иоанн кивнул.
— А если этот столб не погаснет много лет чудо?
Иоанн опять кивнул.
— Согласен, да, чудо. Только куда большим чудом для обыкновенного человека будет тот миг, когда пламя погаснет, потому что к чуду горения он давно привык. Ежедневное чудо, Йоханан, — не чудо. Чудо, ставшее привычным, теряет привлекательность. Наша вера каждый раз дарила нам все новые и новые чудеса, и они вспыхивали, как пламя на горе, и исчезали, оставив память и дела, чтобы пришло другое чудо. Ты думаешь, почему Иешуа мечется, не может найти себе места?.. Да потому что он отлично понимает, что стал привычным. Кто-то заболел? Придет Машиах и вылечит. Кто-то умер? Надо верить, и Машиах оживит умершего. Река грозит потопом? Надо верить всем вместе очень сильно, и Машиах остановит потоп… Он есть, он здесь, он ручной — это очень страшно для Иешуа, и поэтому он все время ищет способа многократно увеличить энергию веры в самого себя, взорвать ситуацию, как река в половодье ищет выхода, нового русла для большой воды…
— Он сровняет Храм с землей и возведет новый…
— Даже если так — зачем ему зилоты? Чтобы убивать тех, кто ме захочет потерять старый Храм? Плоха та вера, которая строится на убийстве… Да ладно, пустое! Главное — в другом. Ну выстроит он Храм — великий, чистый, светлый. А что скажет Рим, которому не Храм в Иудее нужен, а покой и смирение? Как сам Иешуа сказал в Храме, помнишь: кесарю — кесарево… У них, у римлян, — другая вера, чужая… Так что же, война?
— Да, скорее всего…
— Смерть, кровь, голод… Это чудо?
— Что ты говоришь, Кифа…
— Слишком много и долго я думал обо всем этом, Йоханан. Я согласен с Иешуа, что нужен взрыв, который продвинет веру на новый рубеж, может быть даже так высоко, как мы не ждем, как мы и представить себе не можем. Да, требуется чудо. Но не то, которое ищет Иешуа, то окажется слишком дорогим для нашей веры, не дай, Бог — смертельным. Оно похоронит веру под ее же обломками. Нужно другое. Которое, повторяю, вознесет ее…
— И все-таки смерть?
— Опять повторяю: не просто смерть…
— Я тебя не понимаю. Что значит «не просто»?
— Смерть, которая станет чудом. Смерть, которая принесет миру обещание грядущих чудес.
— Как это? И какому миру?
Петр знал, как это. Петр вообще-то был удивлен спокойно-рассудительной реакцией Иоанна на все им услышанное. Впервые услышанное. Петр превосходно знал ученика, знал его холодный прагматизм, усиленный многократно с тех пор, когда он шесть дней сидел в ожидании учителя в яме под дворцом Ирода Великого. Да, прагматизм имел место всегда, только поначалу он был густо замешан на максимализме избранного, вернее, недоизбранного, поскольку обида плюс зависть к неведомому тогда сопернику лишала Иоанна душевного равновесия. Знакомство с Иисусом, четкое понимание разных способностей, возможностей и, наконец, функций, куда более нормальная, чем в Кумранской общине, жизнь — все это постепенно похоронило максимализм, и появился сильный, умный, расчетливый мужик, хорошая опора Петру всегда и во всем. И все же с ходу, с колес принять мысль о смерти соратника ради продвижения Идеи — Петр считал, что для этого надо быть Мастером.
Хотя не он ли сам давным-давно — или недавно совсем? по какому времени считать?.. — предлагал Дэнису спасти Иоанна и сделать его Мастером? Или это Дэнис предлагал Петру?.. Забылось все, затянулось бесконечными днями, как тиной, да и стоит ли вспоминать…
И еще нюанс. При всей фактической близости Иешуа и Иоанна они все же никогда не были близки душевно. Они никогда не разговаривали вдвоем на какие-нибудь отвлеченные темы, никогда вместе не веселились, не шутили, не дурачились, и если Иоанн мог себе позволить и шутку, и даже дружескую насмешку, розыгрыш — над тем же Петром, или вот Андрей стал любимым объектом для веселых подначек в их компании, то Иешуа всегда был только серьезен, слишком строг. Нет, он шутил, конечно, позволял себе едкую и тонкую иронию, и частенько позволял, но все это было как-то… слишком всерьез, что ли… У Петра иногда складывалось ощущение, что чувством юмора Создатель обделил ребенка… Или нет — ребенком он был куда как шаловливым, смешливым… Опять матрица? Или все-таки характер, ею запрограммированный? Характер-цель… Короче, Иоанн и Иешуа были очень близкими, но — только соратниками. Выходит, отсюда такое холодное, расчетливое восприятие Иоанном страшненького признания Петра?.. Или это просто-напросто мир такой, время такое, когда жизнь человеческая — мало что стоит, Бог дал, Бог и взял, жить — живым… А если чья-то смерть принесет пользу общему делу, то и возникает всего лишь деловой, прагматический вопрос: как это?
Петр знал, как это. Но счел преждевременным объяснять Иоанну. Прагматизм прагматизмом, но дом строить следует с фундамента и поэтапно. Не разом. В конце концов, за что Петром осуждаем Иешуа? Как раз за кавалерийские методы.
Поэтому Петр решил пока ответить на вторую часть вопроса. — Какому миру? Всему. Цивилизованному. Мне кажется, Йо-ханан, даже сам Иешуа не очень представляет себе, как далеко пошла и особенно пойдет вера, которую он принес на землю Израильскую. Посмотри кругом. Эллины. Римляне. Жители Айгиптоса или далекой Ходду. Совсем дикие варвары на севере Римской империи — всякие франки, галлы… Разве есть у них Бог? У них десятки, сотни божков, которые развратничают, гадят друг другу и людям, ссорятся, воюют… Разве это вера? Разве тысячам людей в этих землях есть на кого уповать в радости или беде? Разве они давным-давно не завидовали нашему Богу? Даже угнетая нас, убивая нас, разделяя отцов и сыновей — разве не завидовали, ненавидя нас за нашу веру? За наше великое единство в вере?.. У меня были разговоры с богатыми эллинами здесь, в Иершалаиме. Я имею в виду чистых эллинов, не римлян, а тех, что говорят на эллинском и хорошо знают текст Торы — он переведен на эллинский и у них называется Септуагинта. Впрочем, они говорили со мной не только от себя, но и от кое-кого из Рима. Они знают о Иешуа. Они очень внимательно следят за его деяниями. Они верят, что он — именно тот Машиах, приход которого предсказывали пророки. Они считают, что люди в самой Элладе, на Крите, в землях Арама готовы принять учение Иешуа, основанное на Законе евреев. Они ждут… как они сказали — знамения. Знака свыше. Слова Господа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Комитет Правды - Олег Палёк - Научная Фантастика
- Синий тайфун - Александр Абрамов - Научная Фантастика
- Черная топь - Александр Абрамов - Научная Фантастика