затея — сажать их назад. Когда вырубятся?
— Уже почти, — закидывает пустые шприцы в пакет.
— Что за волшебная дрянь?
— Знакомый медик подсуетил…
Не знаю, что это, но по ощущениям где-то через пару минут те двое, что за моей спиной, реально отключаются.
— Не переборщил с миллилитрами?
— Не переживай, я позабочусь о том, чтобы они подыхали медленно.
Включаю поворотник.
— Номера, — напоминает Ян.
— Точняк.
Жму на кнопку.
Эх, номера-перевертыши — крутое приобретение. Спасибо Эмилю, подогнал.
* * *
На МКАД выезжаем полчаса спустя. А еще минут через двадцать случается нежданчик…
Менты тормозят. Прямо как в дешевом отечественном сериале.
— И че? — смотрим с Малевичем друг на друга.
— Да ниче, опускай стекло, — Ян расслабленно откидывается на подголовник.
Блять, пиздец. Попадос.
— Добрый вечер, — здороваюсь с подошедшим инспектором.
— Добрый.
Этот хер нудно представляется себе под нос и просит предъявить документы.
— Почему нарушаете? — внимательно их рассматривает.
— Обоснуйте.
— У вас стекла тонированные.
— Тонированные, — не отрицаю.
— Запрещено законом.
Статью, пункт называет.
— Так это, вынужденная мера. У моего другана гелиофобия, — давлю улыбку и киваю на бледнолицего, сидящего на пассажирском. Как раз недавно смотрели с Яськой ролик на ютубе. — Боязнь солнечного света, — услужливо поясняю волчаре.
— А с этими что? — наклоняется тот, заглядывая в окно.
— Перебухали в клубе. Сначала подрались, теперь спят, как младенцы. Ебанутые.
С заднего доносится медвежий храп.
— Вы тоже употребляли?
— Да не дождетесь.
— Замер тонировки производить будем?
— А есть спецоборудование? — задаю встречный вопрос.
Не в нашей ситуации выебываться, но, сука, не удержался.
— У вас недопустимый процент затемнения. Лобовое, боковые.
— Заценил, да? Отлично смотрится.
— Устранять на месте будете?
— Я похож на идиота? Столько бабла за поклейку и пленку отдал.
Мент что-то мне заливает.
Краем глаза замечаю Яна, выходящего из тачки.
Обходит автомобиль, направляется к машине ДПС.
Какого хера задумал?
Напрягаюсь.
К счастью, зря. Вскоре нас отпускают. Оказывается, Абрамов ходил разруливать возникшую ситуацию. «Договариваться» с тем, кто старше по званию.
— За малым нас не нахлобучили, — обретаю голос какое-то время спустя.
Ян никак не реагирует. Нервная система у него, надо сказать, железная.
До пункта назначения, старой заброшенной подмосковной дачи, стоящей на отшибе, добираемся быстро.
Вытаскиваем «овощи» из бэхи и тащим их в обветшалый дом, в котором нет ни света, ни тепла, ни мебели.
Один из товарищей начинает подавать признаки жизни. Второй наслаждается сном чуть дольше, но по итогу оба потихоньку приходят в себя и, очнувшись, явно не соображают, где находятся. Мычат по очереди что-то нечленораздельное. Что-то, смутно напоминающее «где я»…
Ян заходит в комнату. Сперва выплескивает ярость путем физического воздействия. Жестоко. Грубо. Безжалостно. И тут я не вмешиваюсь… Представить не могу, что сделал бы сам, если бы мою Сашку кто-то обидел.
Поднимаю голову. Вижу, как берет в руки канистру, поливает чуваков бензом и хладнокровно чиркает зажигалкой.
У меня аж у самого очко сжимается, когда смотрю на вспыхнувшее пламя.
Да… А я не ошибся. Этот товарищ отмороженный на всю кучерявую башку.
— Каримов где? — произносит ледяным тоном, пока те двое, что скулят на полу, пытаются отползти к стене.
Рослый что-то шепелявит в ответ.
— Громче, я не слышу, мразь.
Тот повторяет.
— Мне нужен точный адрес, гнида! — приближается к нему и, конечно, учитывая обстоятельства, сразу же получает то, что хочет. После чего наши попутчики отправляются связанными в подвал. Где мы их благополучно закрываем…
Покидаем дом, садимся в тачку. Уезжаем. Все это молча.
Чуть дальше в глуши притормаживаю. Достаю сигареты из бардачка и бутылку воды.
— Пошли, — выбираюсь на свежий воздух.
На улице смываем кровь с костяшек его пальцев, и девственный снег тут же окрашивается в красный.
— Что с Каримовым делать будем? — интересуюсь, ныряя пальцами в пачку. Одну сигу себе достаю, вторую ему.
— Еще не решил.
— Вместе идем.
— Это только меня касается.
— Я сказал тебе, не дури, Абрамов. Подстрахую. Понял?
Курим и слушаем тишину, от которой я отвык из-за вездесущего шума столичного муравейника.
На обратке застаем рассвет.
— Хочешь послушать одну из моих любимых песен? — предлагаю зачем-то.
— Есть надежда на то, что это не сборник треков Харитоновой?
— Она отлично поет, между прочим.
— А толку… Погоны выбрала. Думал, сильнее характером, но нет.
Игнорирую этот комментарий. Открываю плейлист в телефоне. Ищу нужного исполнителя. Включаю.
— Альянс. «На заре»? — в изумлении выгибает бровь. — Бля… Мягко говоря, неожиданно.
— Меня грузит и от музона, и от текста по полной. В армии у пацанчика услышал эту песню. Потом себе сохранил. Иногда гоняю на репите… ну знаешь, когда о жизни и смерти тянет поразмышлять.
Кивает и обращает взгляд к лобовику. Как будто тоже понимает, о чем я толкую.
Из динамиков льется музыка. Я смотрю на дорогу. На солнце, разбросавшее свои первые лучи по небу. На верхушки деревьев. На скучные новостройки, появляющиеся то тут, то там…
Когда мы ехали с Абрамовым тем зимним утром в одной машине, ни я, ни он, не предполагали, что ждет нас за горизонтом…
Кто же знал о том, что уже на следующий день Ян меня не послушает и отправится мстить Каримову в одиночку.
Кто знал, что жизнь каждого из нас изменится на сто восемьдесят градусов.
Кто знал, что впереди череда взлетов и падений. Черные полосы и сменяющие их белые. Радость. Горе. Боль. Разлука.
Кто знал, что застрявшие в моей башке слова Абрамова окажутся пророческими? Ведь через определенный промежуток времени моя Саня станет тем самым прошлым. Прошлым, так и не ставшим для меня будущим…
Глава 49. Бандалетов
Несколько лет спустя…
Саша
— Вон те вроде уходят, — Машка тычет пальцем влево, одной рукой удерживая поднос.
— Первокурсники… — смотрю на часы. — Их давно уже тут быть не должно.
Направляемся в сторону шумной компании. Парни как раз поднимаются из-за стола, бурно при этом что-то обсуждая.
— Стоять! — командует Машка. — Чей поднос?
Затыкаются, заметив нас.
— Здесь самообслуживание! Память отшибло? Убираем за собой, товарищи курсанты!
Один из них послушно тянется за подносом, но брюнет, весьма крепкий на вид, жестом его останавливает.
— Герыч, ей надо, пусть сама и убирает, — заявляет нагло.
— Правила для всех едины! — сообщает Машка тоном прокурора.
— Да клал я на твои правила!
— Ты… ты охамел??? — выдает она растерянно. — Здесь принято… убирать! Всех касается!
— Я не все!
— Я доложу твоему куратору о нарушении по…
— Плевать, отъебись, — перебивает он ее.
— Да я тебя… Да ты… — Вербицкая, красная как рак, в порыве злости сжимает маленькие кулачки.
— Ну и что ты мне сделаешь? Говорю же, мне плевать.
Этот урод харкает