Причину подобных переживаний нельзя понять, абстрагируясь от языческих верований. Киевская княгиня, победившая древлян, а стало быть, и древлянских богов, которые по воззрениям древних принимали деятельное участие в людских делах, в том числе в военных битвах,488 воспринималась язычниками как сверхъестественное существо, осененное божественной благодатью. Необходимо также вспомнить о ритуальном значении охоты, которой занимались правители при объезде подвластных им земель.489 Охота являлась не только развлечением, но и религиозным ритуалом,490 отправление которого властителю предписывал обычай. Стоянки правителей порою отмечались специальными знаками.491 Отсюда и хранимые народной памятью ольгины «знаменья», «становища», «ловища», т. е. места, освященные присутствием княгини, или, по выражению Н.М. Карамзина, памятники,492 а по нынешнему,— достопримечательности. Наглядным подтверждением правомерности такого толкования летописных известий являются сберегаемые еще во времена летописца во Пскове сани, принадлежащие некогда Ольге. Вспомним, что в языческой обрядности сани — весьма важный атрибут верований и ритуалов.493 Весьма показательно и то, что современники летописца оберегали какие-то знаки или следы княгининых «становищ» и «ловищ». В Летописце Переяславля Суздальского сохранилось на сей счет ценное свидетельство: «И суть становища ея и ловища и до сего дни».494
Итак, летопись указывает не столько на создание Ольгой своего феодального домена, сколько отмечает священные знаки и места, хранящие память о ее поездках по Древлянской и Новгородской землям.495 Летописец, чтобы убедить читателя в правдивости своего рассказа об объезде названных земель, ссылается на известные его современникам достопримечательности, связанные с ее именем. Что касается самих поездок, то они имели целью упорядочение взимания дани.
Древлянскую землю Ольга объезжала «съ дружиною».496 Под дружиной здесь следует, очевидно, понимать войско в целом, а не ближайших военных сотрудников князя Святослава или княгини Ольги. Именно такое понимание встречаем у В. Н. Татищева: «Пошла она (Ольга. — И. Ф.) с сыном своим и со всем войском по Древлянской земле».497 Обход древлян с внушительным войском был демонстрацией силы, устрашающей данников. Вид многочисленного воинства должен был привести в полную покорность население Древлянской земли, облагаемое данью. И все же сопротивление древлян, хотя и подавленное безжалостно Киевом, вынудило Ольгу отказаться от произвола своего покойного мужа, переступившего условленную обоюдным соглашением норму сбора дани. Она шествовала по Древлянской земле, «уставляющи уставы и уроки». Что это значило? М. Н. Тихомиров полагал, что «Святослав и Ольга учредили в Древлянской земле "уставы и уроки", т.е. ввели какие-то постановления, может быть, письменные».498 По мнению Л. В. Черепнина, смысл мероприятий Ольги, которые исследователь определяет как «нововведения», заключался «в нормировании повинностей населения (определении уроков) и издании уставов, какими могли бы руководствоваться при сборе дани и производстве суда представители власти на местах».499 С еще большей настойчивостью говорит о законодательстве киевской княгини А. А. Зимин, связывающий ее деятельность в Древлянской земле «с изданием "Уставов" и "уроков"», которые частично «определяли жизнь княжеского хозяйства, но вместе с тем имели и общегосударственное значение. Ведь "устав" — это какой-то княжеский акт... "Уроками" также именовали законодательные акты, связанные с судебным процессом, а иногда это штраф в пользу князя или расценка за кражу. Иногда "урок" — просто вообще возмещение убытка или даже вид дани. Связь "урока" с какими-то установлениями (может быть, судебными) княжескими несомненна... Введенные Ольгой после гибели Игоря "уставы" и "уроки" должны были предотвратить повторение случаев убийства дружинников и князей в покоренных землях. Очевидно, к ее деятельности можно отнести добавление в ст.1 Кр.Пр.: "аще будет русин, любо гридин, любо кУпчина, любо ябетник, любо мечник... то 40 гривен положити за нь". Смысл этой статьи заключается в защите княжеских дружинников от посягательств на их жизнь, в первую очередь со стороны закабаляемых общинников, восставших от усиления гнета... Закон твердо и недвусмысленно провозглашал защиту нарождающегося господствующего класса, объявляя, что отныне всем лицам, покушавшимся на жизнь княжеских дружинников, придется иметь дело с законом и государственным аппаратом, стоявшим на его страже».500
Сходный взгляд обнаруживает М. Б. Свердлов, по которому «древлянам "уставлялись" "уставы" — законодательные княжеские акты... и "уроки" (это слово многозначно, им обозначались: законодательные акты, связанные с судебным процессом, штраф в пользу князя, наказание за кражу, возмещение убытка, вид дани. Учитывая, что понятие "устав" более определенно связывается с судебным производством, можно предположить, что "урок" в данном случае нормировал сумму податей...). Таким образом, в процессе укрепления раннеклассового государства отчетливо проявилась функция права как орудия регулирования отношений в обществе, в котором укреплялась система социального неравноправия. В чем конкретно заключалось содержание "уставов" Ольги, выяснить не удается. Но связь развивающихся социально-экономических отношений, активной деятельности государства как аппарата насилия господствующего класса с совершенствованием права раннеклассового государства в данном случае несомненна».501
Построения М.Н.Тихомирова, Л. В. Черепнина, А.А.Зимина и М.Б.Свердлова искусственно усложняют отношения киевских правителей с древлянами, выдавая межплеменные отношения за классовые и, следовательно, модернизируя их. Сказывалась приверженность этих исследователей традиционной концепции раннего
лроисхождения феодализма на Руси. Поэтому у них наводим рассуждения о «господствующем классе» и восстающих против закабаления и неравноправия общин-ликов, о феодальном законодательстве, охраняющем интересы нарождающегося класса феодалов, и прочие словесные аксессуары теории классовой борьбы. Но соответствует ли все это реальной исторической действительности Руси середины X в.?
С нашей точки зрения, княгиня Ольга, «уставляющи уставы и уроки», восстанавливала порядок, определяющий сбор дани с древлян.502 Слово «уставити» в древнерусском языке было полисемичным и означало, в частности, положить, назначить, определить, а слово «устав» — предел, граница.503 Под «уроком» в Древней Руси понимали, наряду с другим, плату, подать, налог.504 Сообразуя эти значения, можно предположить, что в летописной фразе «уставляющи уставы и уроки» отразилась регламентация дани, возложенной на древлян: Ольга точно определила ее норму. Обращает внимание некоторое языковое нагромождение, похожее на тавтологию: «уставляющи уставы». Не ближе ли к первоначальному чтению запись, содержащаяся в Летописце Переяславля Суздальского, где сказано: «И иде Олга по Деревьстеи земли с сыном своим, урокы уставляющи... ».505 Тут, несомненно, речь идет об определении платежей, взимаемых с древлян на основе Двустороннего соглашения, скрепленного, надо думать, клятвой жителей Древлянской земли и присягой Ольги, а. это все к законодательству не имеет никакого отношения, поскольку лежит в сфере традиции и обычая, имеющих давнюю историю. Вот почему нам представляется несостоятельными предположения о введении Ольгой письменных «постановлений» (М. Н. Тихомиров), об Издании ею «уставов» для руководства при сборе дани и осуществлении суда (Л. В. Черепнин), о составлении княгинеи «уставов» и «уроков», упорядочивающие «жизнь княжеского хозяйства», но вместе с тем имеющих и «общегосударственное значение» А. А. Зимин) о принятии киевской правительницей «законодательных княжеских актов, формирующих раннеклассовое право» и укрепляющих «систему социального неравноправия» (М. Б. Свердлов), об установлении Ольгой «государственных правовых норм», действующих на территории «от Среднего Поднепровья до Новгорода» (В.Я.Пеструхин).
Нельзя признать удачной и догадку о том, будто к законодательной деятельности Ольги, встревоженной якобы убийствами дружинников и князей в подчиненных Киеву землях, можно отнести добавление к статье 1 Краткой Правды «аще будет русин, любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник... то 40 гривен положити за нь». А. А. Зимин, высказавший эту догадку, считает, что здесь говорится о «различных видах русина, т.е. дружинника; он мог быть гриднем — просто высшим дружинником, мог быть ябетником, судебным чиновником, мог быть и мечником, сборщиком дани, а потому по долгу службы присутствующим на суде. Он. наконец, мог быть "купчиной"—полукупцом, полувоином».506