— Уф! — вырвалось у Зерлика. — Ты бы, правда, на них налетел?
Джориан усмехнулся.
— Чего не знаю, того не знаю. Запас был; если что, могли бы увернуться. По крайней мере, теперь можно выкинуть их из головы и плыть спокойно, если не помешают шторма, штили, морские чудовища и пираты. А теперь — извини, я помолюсь Псаану, чтобы отвел от нас эти напасти.
* * *
Наступила ночь, но ветер не унимался. Зерлик сидел, повесив голову, и стонал: пища, съеденная за обедом, давно отправилась за борт, и ужинать он был не в состоянии.
— Как ты можешь? — Он с отвращением глядел, как Джориан, не отрывая руку от румпеля, уписывает довольно сытный ужин. — Ты ешь за двоих.
Джориан надкусил яблоко, прожевал и ответил:
— Раньше и меня в море тошнило. Во время первого похода против пиратов, когда я был королем Ксилара, я просто подыхал от морской болезни. Как тот парень из оперетки Галибена и Сильферо «Славная девочка с корабля». Помнишь, он поет: «Я капитан пиратов бравый»?
— Не слышал. Спой, пожалуйста.
— Попробую, хоть вокальному искусству не обучался: времени не было.
И Джориан запел густым басом, слегка фальшивя:
Я капитан пиратов бравый.Колю и режу для забавы,Горжусь своей лихою славойИ денежки коплю, эх!
И как бы ветры ни свистели,И как бы мачты ни скрипели,Не глядя, обойду все мели,Свой бриг не загублю, эх!
Пускай я в золоте купаюсь,Но даже другу не признаюсь,Что от морской болезни маюсьИ качки не терплю... эх!
— Недурно, — заметил Зерлик. — Надо бы разучить, а то я не знаю ни одной новарской песни.
Он затянул начало тоненько, но очень чисто.
— Ты прекрасно поешь, не то что я, — сказал Джориан, когда Зерлик с его помощью закончил последний куплет.
— У нас человек из знатной семьи непременно должен это уметь... А как ты справился с морской болезнью?
— Да так, спасибо Псаану...
— Спасибо кому?
— Псаану, новарскому богу морей. Организм как-то приспособился, и больше меня не тошнило. Может, и ты привыкнешь. Да, кстати, в Иразе что-нибудь знают о моем... бурном прошлом?
— Насколько мне известно, нет.
— Как же ты о нем узнал?
— От доктора Карадура. Он сказал, что ты был королем Ксилара, а потом вы вместе путешествовали в Мальвану и Швению. Это чтобы мне легче было тебя найти. Он взял с меня слово держать все в тайне.
— Карадур молодец! Умный старик, хоть иногда и бывает рассеянным. Знаешь что: когда мы доберемся до твоей родины, помалкивай насчет Ксилара и всего прочего. Никому ни слова. Хочу, чтобы меня считали просто почтенным мастером. Понял?
— Да, сударь.
— Тогда иди сюда и возьмись за румпель. Скоро уж, верно, час Совы, мне надо немного поспать.
— Можно подвести лодку поближе к берегу? Я плохо вижу землю. Страшно, когда кругом одна вода.
Зерлик показал рукой на восток, где между залитым луной небом и его отражением в море темнела полоса ксиларских земель. Волны дробили лунный свет на тысячи серебристых блесток, отделяющих «Летучую рыбу» от берега.
— О боги, нет! — воскликнул Джориан. — Это же подветренный берег, и чей! Пусть лучше кругом будет побольше воды. Старайся не менять расстояния, оно в самый раз, а если что случится, буди меня.
На другой день продолжал дуть западный ветер, по ярко-синему небу неслись маленькие, словно ватные, облака. Зерлик все еще жаловался на головную боль, однако собрался с силами и немного поел. Джориан, по-пиратски обвязавший голову платком взамен улетевшей шляпы, взялся за румпель. Управляя «Летучей рыбой», он расспрашивал Зерлика о пенембийском языке. Объяснения длились около часа, и вдруг Джориан хлопнул себя по лбу рукой:
— О великие боги! — воскликнул он. — Ну и язык! И как он дается бедным пенембийским детям? Я могу понять, когда в языке есть изъявительное, вопросительное, повелительное, условное и сослагательное наклонения. Но когда к ним еще добавляются желательное, причинное, сомнительное, сообщительное, ускорительное, описательное, протяженное и...
— Ну конечно, мой дорогой Джориан! В этом и состоит, как мы считаем, превосходство нашего языка над всеми прочими. На нем можно точнее выразить, что думаешь. Вернемся хотя бы к совершенному сообщительному аористу глагола «спать». По-новарски было бы: «Говорят, что я имел привычку “спать”». А пенембийцам достаточно одного-единственного слова...
— Одного-единственного с пятьюдесятью тремя суффиксами, — проворчал Джориан. А погодя прибавил:
— Может, мне лучше затвердить самые необходимые фразы, вроде «Здравствуйте» и «Сколько это стоит?» Я всегда считал, что у меня способность к языкам, но от вашей грамматики просто голова идет кругом.
— Напрасно. Стоит лишь заучить правила и не забывать о них, тогда будешь говорить без ошибок. И никаких отклонений и исключений, от которых с ума можно сойти, когда учишь новарский.
* * *
К полудню ветер ослабел, волны стали утихать. Зерлик чувствовал себя лучше, он ходил по судну, разглядывая рангоуты, лини и прочие снасти.
— Скоро я стану настоящим моряком! — воскликнул он в порыве воодушевления.
Стоя на планшире напротив бизань-мачты, Зерлик вдруг запел песенку из «Славной девочки с корабля». Последнее «эх!» он сопроводил эффектным жестом, для чего оторвал руку от мачты, перестав держаться. В этот миг набежала большая волна, и «Летучая рыба» накренилась. С испуганным криком Зерлик полетел в воду.
— А, раздави тебя медный зад Вэзуса! — вскричал Джориан, круто поворачивая румпель.
«Летучая рыба» развернулась против ветра и потеряла скорость. Джориан подобрал веревку, отнятую у ксиларцев, привязал конец к планке и швырнул моток Зерлику — его голова то показывалась на поверхности, то снова исчезала, накрытая волной.
Веревку пришлось кидать снова. Только на третий раз Зерлику удалось за нее уцепиться. Джориан схватил его за куртку и перетащил через корму. На Зерлика, скрючившегося на дне лодки, было жалко смотреть: его рвало, он кашлял, плевался, чихал. А Джориан приговаривал:
— Теперь будешь знать, что на корабле все время нужно за что-нибудь держаться, если ты не в кубрике. Запомни правило: одна рука принадлежит тебе, другая — кораблю.
— Хрип, — послышалось в ответ.
* * *
Ветер стихал. Солнце село за полосу тумана, которую принесло с моря.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});