Он был без доспехов, в простом черном одеянии, однако его исполненная достоинства осанка и надменно-гневное выражение лица не оставляли сомнений в том, что это – вождь и Принц. За ним по пятам следовал маленький седовласый церковнослужитель в свободной мантии тонкого шелка. Он многословно и торопливо в чем-то убеждал Принца.
– Ни слова больше, милорд кардинал, – гневно отозвался Принц. – Я слишком долго вас слушал. Клянусь Господом, все, что вы говорите, и несправедливо, и недостойно! Послушайте, Джон, мне нужен ваш совет. Как вы полагаете, что передает мне с его преосвященством кардиналом Перигорским король Франции? Он говорит, что готов из милосердия пропустить мое войско в Бордо, если мы вернем ему все, что взяли, возвратим все выкупы, а я сам и сто благородных английских и гиеньских рыцарей сдадимся ему в плен. Каково, а?
Чандос улыбнулся.
– Так дела не делаются, – сказал он.
– Но, милорд Чандос, – воскликнул кардинал, – я же объяснил Принцу, ведь это позор на весь христианский мир, ведь все язычники станут насмехаться над нами, коли два великих сына церкви подымут мечи друг на друга!
– Тогда пусть король Франции поостережется, – отрезал Принц.
– Мой милый сын, вы забываете, что находитесь в самом сердце его страны, и было бы несправедливо, если бы он потерпел, чтобы вы ушли, как и пришли. У вас совсем небольшое войско, всего три тысячи лучников и пять тысяч копейщиков; к тому же они совсем плохи – изголодались и устали. А за королем стоит тридцать тысяч человек, и двадцать из них – отборные копейщики. Поэтому вам следует пойти на предложенные условия, чтобы не случилось чего-либо похуже.
– Передайте королю Франции, что я приветствую его, и скажите, что Англия никогда не станет платить за меня выкуп. Однако, кардинал, сдается мне, что вы слишком хорошо осведомлены о численности и состоянии нашей армии, и я очень хотел бы узнать, как это слуга церкви так легко читает книгу войны. Я видел, что сопровождающие вас рыцари свободно разгуливают по нашему лагерю. Боюсь, что приветствуя вас как посланника, я на самом деле оказал покровительство шпионам. Что вы на это скажете, кардинал?
– Благородный Принц, откуда взялись у вас в сердце и в душе такие недобрые слова?
– С вами приехал этот ваш рыжебородый племянник Робер де Дюрас. Посмотрите-ка, вон он стоит – все высматривает да подсчитывает. Послушайте, юный сеньор! Я сейчас говорил вашему дяде кардиналу, что, мне кажется, вы и ваши товарищи немало разузнали о нашей армии и передали королю.
Рыцарь побледнел и опустил глаза.
– Ваше высочество, – пробормотал он, – я ведь только ответил на кое-какие вопросы.
– А как эти ответы согласуются с вашей честью? Ведь мы вполне доверяли вам, раз вы прибыли в свите кардинала.
– Да, милорд, я в свите кардинала, однако я подданный короля Иоанна и французский рыцарь, и прошу вас, не гневайтесь так на меня.
Принц скрипнул зубами, и его колючий взгляд уперся в юнца.
– Клянусь спасением души моего родителя, я с удовольствием убил бы вас на месте! Но одно вам обещаю: если ваш красный грифон покажется завтра на поле боя и если вас возьмут живьем, голова ваша тут же слетит с плеч.
– Милый сын мой, что за безумные речи! – воскликнул кардинал. – Даю вам слово, ни мой племянник Робер, ни кто другой из моей свиты не примет участия в завтрашнем сражении. А теперь я вас оставлю, и пусть Господь отпустит вам все грехи, ибо на всем свете нет сейчас никого, кто подвергал бы большей опасности свою жизнь и жизнь тех, кто вас окружает. Советую вам провести ночь в размышлениях и молитвах, дабы душа ваша была готова к тому, что, быть может, вас ожидает.
Сказав это, кардинал поклонился, направился в сопровождении своей свиты туда, где оставались их лошади, и отбыл в соседнее аббатство.
Разгневанный Принц повернулся на каблуках и возвратился в палатку, а Чандос оглянулся и дружески протянул руку Найджелу.
– Я много слышал о ваших благородных подвигах, – приветствовал он юношу. – Вы становитесь известны как странствующий оруженосец. В ваши годы я меньше прославил свое имя.
От гордости и удовольствия Найджел залился краской.
– Что вы, добрый мой господин, я сделал еще так мало! Но вот теперь, когда я опять с вами, я очень надеюсь научиться достойно исполнять свои обязанности: где еще мне завоевать славу, как не под вашим знаменем?
– Ну, так вы прибыли в самое удачное для этого время. Мы не можем покинуть это место иначе, как с великим боем, который навечно останется в людской памяти. Во всех наших сражениях на французской земле еще не было такого, чтобы они были так сильны, а мы так слабы: тем больше чести должно выпасть нам на долю. Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы у нас было еще две тысячи лучников. Но и без них, не сомневаюсь, мы доставим французам предовольно неприятностей, прежде чем они выгонят нас из-за этих ограждений. А вы видели французов?
– Нет, добрый сэр, я только что прибыл.
– Я как раз собирался проехаться вдоль их расположения и посмотреть, нет ли там слабых мест, так что поедемте вместе, пока еще светло, увидим, что сможем – где и как они стоят.
На этот день из-за не очень уместного и совершенно бесполезного вмешательства кардинала Перигорского между армиями было заключено перемирие. Поэтому, когда Чандос и Найджел пробились на конях сквозь длинную изгородь, тянувшуюся вдоль расположения англичан, они увидели, что за ней по равнине небольшими группами разъезжают рыцари той и другой стороны. Французов было больше: им во что бы то ни стало надо было как можно лучше разузнать все об обороне англичан; многие из их разведчиков подъехали к изгороди почти на сотню ярдов, так что дозорам лучников то и дело приходилось приказывать им отойти назад.
Чандос медленно ехал среди этих рассеянных по лугу всадников. Многие из них были давнишними противниками, и то с той, то с другой стороны там и сям раздавалось:
«Эй, Джон!», «Эй, Рауль!», «Эй, Николас!», «Эй, Гимар!». Только один рыцарь бросил им не слишком уместное приветствие. Это был крупный мужчина с красным лицом – сеньор Клермон, у которого на плаще, по странной случайности, была изображена голубая дева в лучах солнца – эмблема, которую в тот день выбрал и Чандос. Пылкий француз бросился Чандосу наперерез и вздыбил коня.
– Давно ли вы, Чандос, – запальчиво начал он, – присвоили мой герб?
Чандос улыбнулся.
– А мне сдается, что вы присвоили мой, – отпарировал он, – ведь добрые уиндзорские монахини сшили мой плащ больше года назад.
– Если бы не перемирие, я доказал бы вам, что вы не имеете права его носить.
– Поищите мой плащ в завтрашнем бою, а я буду искать ваш. Тогда мы и решим дело в честном поединке.