своей дорогой, а зэков на поле разогнали, Джонни посмотрел в сторону часовни.
Слоат вернулся.
И этот ублюдок, насиловавший детей, смотрел прямо на него.
Он расхаживал взад-вперед, шаркая расслабленными ногами. Его волосы были темными и жирными, как нефтяное пятно. Они соответствовали цвету его глаз, которые были черными, как жженая пробка. Лицо безжизненное и бледное, почти бескровное, и от этого кипящие стигийские глаза казались темными и бездонными, как беспросветные глубины.
- Подождите здесь, - сказал Куган Чи-Чи и Луису. - Я хочу взглянуть поближе.
- Не делай этого, - предупредил его Луис. - Пожалуйста, парень, не мути воду.
Но тот все равно пошел. Что-то в нем требовало этого.
- Держи себя в руках, - сказал ему Чи-Чи. – Надзиратели пасут нас.
Куган пересек двор, перекинулся у трибун парой фраз с двумя старыми зэками, которые не видели воли лет сорок, при этом ни на секунду не сводил глаз со Слоата. Затем он оставил сидельцев и прошел мимо Слоата, который стоял в одиночестве в центре двора, его бледное лицо, словно след от ножа, рассекала ухмылка, глаза были похожи на мертвые дороги через миазматические болота.
Джонни остановился и прикурил сигарету, стоя спиной к Слоату.
Ты действительно хочешь сделать это?
Он знал, что мужчина наблюдает за ним, и чувствовал что-то похожее на озноб, будто холодное дыхание на своей шее. Куган повернулся, сморщив нос от внезапно нахлынувшего резкого неприятного запаха. Он был мускусным и горячим, как в террариуме, и, похоже, исходил от Слоата.
- Хули вылупился, мудила? - услышал он свой вопрос.
Джонни шагнул ближе, хотя сама мысль об этом была отвратительна, так как вонь с каждым мгновением становилась все более невыносимой. Слоат продолжал ухмыляться, и Куган понял, что ему придется разобраться с ним. За такое его на неделю упекут в карцер, но это придется сделать, потому что Слоат пялился, ухмыляясь, как вырезанная в хеллоуиновской тыкве физиономия, проявляя к нему неуважение.
Это было бы просто. Куган был опытным уличным бойцом, быстрым и сокрушительным. Его верхняя часть тела была накачанной от регулярных упражнений с железом: широкие и рельефные плечи, шея как пень, руки, бугрящиеся тугими мышцами. Уже тогда он чувствовал, как на него накатывает желание причинить боль этой рыбе, доказать свое превосходство. Его ноги уже сгибались, пульсируя силой, как поршни. Джонни замахнется правой, и, если Слоат хоть немного мужик, он попытается блокировать удар, а когда он это сделает, Куган врежет ему в бок с такой силой, чтобы сломать ребро.
Ближе, вонь усилилась, заставляя содержимое его желудка переворачиваться.
- Я спрашиваю, какого хрена ты уставился?
Если Слоат и был напуган, то не подавал виду. Он просто стоял там, его ухмылка становилась все шире, и казалось, что она вот-вот съест его лицо. Слоат был бледен как клоун, не смешной, а скорее такой, который ездит с мертвыми детьми в багажнике своей машины.
Куган слышал, как Чи-Чи и Луис собираются вмешаться, но знал, что Слоат окажется на земле задолго до этого. Потому что уже не мог остановить все это прямо сейчас. Ему нужно было хорошенько вздрючить этого смазливого насильника детей. Слоата нужно было растоптать, раздавить, как какую-нибудь членистоногую тварь, выползшую из затянутого паутиной угла подвала.
Затем произошли две вещи.
Первое – вместо Эдди Слоата, вдруг оказался Фрэнки МакГрат: огромный, ощетинившийся, с жаждой смерти в глазах. Затем раздался глухой голос, словно ветер из далеких бездн:
- Снова как в Оберне, а, Куг? Мы с тобой делимся своими маленькими грязными секретами.
Татуировки на руках МакГрата - спиралевидные символы и буквы, переплетенные змеями, гроздья глаз и переплетающиеся червеобразные щупальца - казалось, шевелились, колебались, клубились, как пар, поднимающийся из кастрюли, превращаясь в движущийся гобелен галлюцинаторной паразитической жизни.
Куган почувствовал, как по его лицу струится холодный пот.
Он услышал высокий, нечестивый детский смех у своего левого уха.
А потом там снова стоял Слоат, его ухмылка становилась все шире, непристойный оскал осколков битого стекла. Пустым бесполым голосом, который, казалось, доносился из подземных глубин, он сказал:
- Ты будешь спасен.
Что... что ты, блядь, несешь? - успел подумать Джонни, когда от наплывающего со всех сторон черного шума в его голове все заскрипело, и сознание грозило закрыться, как лепестки цветка.
Но потом Чи-Чи и Луис оттащили его, и он был слишком слаб, чтобы сопротивляться, опустошенный и оцепеневший.
Слоат просто стоял там, скаля зубы в ухмылке.
Но теперь, когда Куган вышел из игры, парочка падальщиков двинулись в его сторону, чтобы получить свой кусок пирога. Два чернокожих сокамерника, известные в блоке как Рондо и Мондо, сидели в общей сложности тридцать лет за торговлю наркотиками. Они подошли прямо к Слоату, а этот идиот не мог перестать улыбаться.
- Я думаю, ты будешь отстегивать нам пару купюр в неделю, белый парень, - сказал Рондо, - а мы сохраним тебе девственность. Как тебе такое предложение?
Мондо хихикнул. Он хихикал над всем, что говорил Рондо.
Куган видел и слышал это, он знал, как ведутся такие игры. Может, эти двое хотели любви Слоата, а может, это было чистое вымогательство, трудно сказать. Но еще один боевик из BGF[40] внимательно следил за происходящим, и это в значительной степени выдало его. Эти двое будут доставлять Слоату неприятности, а другой парень придет ему на помощь, защитит его, вот как это работает. А возможно, это именно он заплатил Рондо и Мондо за то, что они делали.
Но, опять же, Слоат не выглядел испуганным.
- Ты слышал, что тебе мужик говорит, а, ублюдок белозадый? - сказал ему Мондо с неприкрытой угрозой за своими словами.
Рондо собирался перейти на повышенный тон, но внезапно остановился. Его рот открылся, затем закрылся. Было заметно, как он побледнел под темной кожей.
Что-то поменялось. Агрессор превращался в жертву, и это было видно так же, как то, что Слоат питается этим, накачивая себя. Его глаза были такими огромными, что казалось, будто они выпирают прямо из головы, как два черных блестящих яйца.
- Будете ли вы спасены, братья мои? - спросил он их. - Или будете искать причастия Черным туманом?
Рондо попытался заговорить, но его горло заполнилось густым темным илом; попробовал отвести взгляд, но глаза Слоата затягивали его в мрачные лабиринты с царящей в них гробовой тишиной. Когда он все-таки смог моргнуть, слезы боли потекли по щекам, потому что его затянуло в черные червоточины глаз