– Я командующий. Говори и будь краток.
Мрачная ухмылка герольда оставляла мало сомнений – спорить почти не о чем.
– Благородные эфоры Граркног и Псаамб посылают вам эти слова: за вами следует войско вдвое больше вашего. Ваш фланг удерживает войско немногим меньше вашего. Благородный эфор Гицмок перекрыл ущелье перед вами силою больше, чем те, что я уже назвал. Эфоры…
– Довольно! – рявкнул Злабориб. – Рад был услышать это. Нам надоело слушать эту ерунду. – Его спутники рассмеялись. Смех прозвучал не очень искренне.
– Эфоры встретятся с тобой на закате. В…
– Обычные шогбийские условия, полагаю?
Герольд нахмурился:
– Ты выслушаешь послание или нет?
– Если ты прекратишь сомневаться в моей умственной полноценности, я дам тебе еще несколько минут. – Быть грубияном – дело совершенно новое для него и, как выяснилось, не лишенное удовольствия.
– Тогда слушай. В знак своих добрых намерений благородные эфоры, как тебе должно быть известно, в последние дни воздерживались от нападений на твоих людей. Более того, они приостановили все передвижения своих сил и не будут продвигаться дальше до окончания переговоров. Этим они подчеркивают, что ты всецело в их власти. Тем не менее они желают предложить тебе условия.
– Женщины разговаривают, мужчины действуют. Передай им, пусть напишут свои условия на своих мечах и доставят их лично. – Злабориб махнул рукой, прекращая разговор, и повернулся, чтобы уходить.
– Они предлагают пропустить твоих людей беспрепятственно – вплоть до джоалийских владений!
Злабориб повернулся. Он плохо разбирался в военных делах, но он знал историю и знал политику. Он знал, как должны относиться кичливые таргианцы к присутствию на своей земле чужой армии. Ничто на свете не заставило бы эфоров отпустить их просто так.
– Вон! – вскричал он. – Воистину ты отравляешь воздух своей ложью и пустыми обещаниями.
– Ты отказываешься даже от переговоров?
– У меня найдутся дела важнее, чем разговор о Шогби! – Злабориб поразился, с какой легкостью он швырнул это смертельное оскорбление таргианскому воину. Даже безнадежный трус, оказывается, способен нахамить, имея за спиной армию. – Пойди расскажи о своем милосердии милогианцам!
Это было еще хуже. Бледность на лице герольда стала заметна даже под слоем дорожной пыли.
– Ты можешь разделить участь милогианцев! – Его голос дрожал от ярости.
Злабориб исчерпал свой запас оскорблений.
– Вон! – повторил он, собираясь уйти.
– Выслушай же! – вскричал герольд. – Эфоры сами явятся в твой лагерь. Они приведут с собой Святейшего К’тана, Верховного Жреца, первосвященника всея Таргии. – Он сглотнул, словно следующие слова должны были даться ему с еще большим трудом. – В подтверждение условий, которые они предложат, эфоры передадут вам любых заложников по вашему выбору, вплоть до собственных сыновей, если это будет необходимо.
Злабориб осознал, что стоит, разинув рот, и он поспешно закрыл его. Он покосился на свою свиту и удивился, почему не слышит лязга захлопывающихся челюстей.
– А… Это все?
Герольд пожал плечами:
– Тебе этого мало? За всю нашу великую историю врагам Таргии никогда не предлагали такого. Я согласился передать это только при условии, что по возвращении с твоим ответом мне отсекут язык. Мне это обещали.
Злабориб посмотрел на Колгана, но джоалиец, похоже, был слишком поражен, чтобы говорить. Он почувствовал себя немного лучше. Даже если это и подвох, уже само такое предложение унизительно для эфоров.
– Но почему? – спросил он у герольда. – Твои слова не вызывают доверия. Вы заявляете, что мы всецело в ваших руках, и сами же бросаетесь к нашим ногам? Постарайся объяснить, или мне придется поверить в то, что таргианцы наконец-то открыли у себя чувство юмора.
Посланник вытер вспотевший лоб – пыль превратилась в корку грязи.
– Я исчерпал свои полномочия. Прошу, забудь, что я сказал насчет языка. Одари меня своим ответом.
– На закате… в нашем лагере… сколько человек?
– Мне велено попросить, чтобы вы пропустили двенадцать, но если хотите, можете принять и меньше.
Кто-то сошел с ума, если не герольд, то сам Злабориб. Он торопливо обдумал самые жесткие условия.
– В течение ближайшего часа вы пригоните нам пятьдесят жирных волов. Ваши войска не тронутся с занимаемых позиций. На закате вы можете прислать на переговоры пятерых просителей – двоих эфоров, каждый в сопровождении сына, и жреца. Безоружных, пеших, в гражданской одежде.
Наголову разбитая армия – и та восстала бы от такого унижения, но герольд почти не колебался.
– Ты предводитель нагианцев, ты клянешься своей честью в их безопасности?
Еще более странно! Почему гонцу велели вести переговоры с ним? Почему вообще с нагианцами, когда главные враги – джоалийцы?
И тут Злабориб понял, что здесь не так, что связало войну, историю, религию и политику в один невообразимый узел. Он облизнул губы, чтобы скрыть внезапную улыбку.
– Я предводитель и нагианской, и джоалийской армий, и я клянусь честью, что им гарантирована безопасность.
– Тогда решено! И да проклянет святой Д’вард навеки того, кто изменит клятве!
Герольд повернул моа и унесся, как лист, гонимый ветром. Он превратился в маленькую точку у горизонта, когда Злабориб высвободился наконец из ликующей толпы джоалийцев и нагианцев. Они хлопали его по спине и трясли ему руку, они обнимали и целовали его.
Никто, уверяли они, не унижал таргианских послов так» как он. И никогда. Жирные волы в течение часа? Эфоры без оружия и на своих двоих? Эфоры, отдающие им своих детей в заложники? В конце концов его подняли на руки и пронесли вдоль всей колонны, передавая новость о его победе от отряда к отряду. Похоже, они поверили в то, что он вдруг превратился в военного гения. Он находил это забавным. Он знал, что Д’вард, будь он здесь, тоже улыбнулся бы.
Он не стал объяснять, что случилось. Герольд говорил с предводителем нагианцев. Таргианцы считали, что имеют дело с Освободителем. Что будет, когда они обнаружат свою ошибку?
42
– Ага, вот он! – сказал Эдвард. – Харроу-Хилл! Конечно, он! – Он ткнул пальцем в карту и торжествующе оглядел присутствующих.
Алиса сомневалась, что все так просто.
– Ну да, здесь показаны стоящие камни, – согласилась она. – Но почему именно Харроу?
– Англосаксонский. «Харх» означает святилище на холме.
– Слушай, есть хоть один язык, на котором бы ты не говорил? – поинтересовался Джулиан.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});