башмаки, Шарка позволяла соленым волнам лизать ее ноги. Море здесь было изумрудным – должно быть, течение со стороны Аллурии приносило холодные воды. Солнце, набравшее силу, играло с беспокойной поверхностью, блики норовили ослепить, но Шарка не отводила взгляда. Светом ее не напугать. Тьмой, впрочем, тоже.
Она откупорила флягу и сделала большой глоток. Водочная настойка на бруснике приятно обожгла горло, и море стало еще ярче, а соленые волны потеплели.
Хорошо. Где там трубка? Тогда можно будет считать, что день удался…
Лохматая низенькая собака с разбегу бросилась в волны, подняв тучу брызг.
– Тлапка, – делано-сердито проворчала Шарка, протягивая руку к пятнистой морде. Но собака не собиралась ластиться. Она встала напротив хозяйки, изо всех сил стараясь не отвлекаться, чтобы не забыть, зачем пришла. Шарка снова приложилась к фляге и, проглотив огненную жидкость, простонала: – Что, уже?
Тлапка завиляла хвостом, и Шарка вернулась на берег. Она пробормотала морю «до скорого», подхватила свои башмаки и, босая, принялась взбираться по скалам.
Собака гавкнула ей вслед и растворилась в воздухе. Дрожащий хвост исчез последним.
Шарка шла через лес медленно и лениво, временами делая глоток из фляги и позволяя себе насладиться приятной теплотой в груди. Этот лес у залива, на границе Бракадии и Галласа, дикостью напоминал северные чащи, но в нем не было их мрачной, плотной глубины. Весело трещали над головой птицы, разбегались пугливые животные, а кусты уже начали покрываться почками. Даже зимой здесь все было пропитано жизнью.
Шарка рассеянно рассматривала признаки пробуждения жизни, то и дело останавливаясь, словно бродила здесь впервые. «Давай, ты не можешь прятаться вечно, – ворчала она себе под нос. – Представь, что он им там рассказывает, пока тебя нет!»
После этого убедительного довода она ускорила шаг.
Всадник дожидался ее у самого края Нити, которая проходила у кромки леса, охватывая его, скалы и пляж. Он уже давно был вхож за Нить, но ждал хозяйку, при виде которой соскочил с седла и встал на одно колено, склонив косматую голову. Шарка вздохнула:
– Нанья, сколько можно? Я же просила!
Хинн поднялся. На его широком лице светилась улыбка, как всегда при виде Шарки. Даже спустя столько лет он робел в ее присутствии. Шарка нетерпеливо взяла под уздцы нагруженного тюками коня.
– Ты один?
– Нет. Он уже здесь.
Они молча шли по лесу. Тропы под их ногами не было: Шарка каждый день следила, чтобы травы вырастали на вытоптанной земле. Немало времени ей пришлось потратить, чтобы разбудить этот Дар, который Свортеку был неинтересен и почти умер в нем. Пришлось спускаться на Изнанку, искать, спрашивать… Шарка не любила ходить туда. Пару раз ей довелось встретить тех, кого она изо всех сил пыталась забыть. Но Дар Земли, как она его назвала, того стоил.
Нанья жевал губы. Наверняка ему было что рассказать, но хмурое лицо Шарки его останавливало. Она пока не хотела слушать, хотя знала, что придется.
– Сегодня вечером? – спросила она наконец.
– Да. Очень важный человек. Тарра распорядился, чтобы…
Шарка махнула рукой, и темник хиннов послушно умолк. Они вышли к скалам и теперь петляли по каменному лабиринту, которому, казалось, не было конца. Путь вывел их к небольшому дому, окруженному скалами. Двор утопал в зелени: Шарка очень гордилась тем, что сумела вырастить здесь кустарники, цветы и даже пару кривых сосен.
Она не стала дожидаться, пока Нанья привяжет лошадь к коновязи рядом с ее четырьмя лихоти и знакомым серым конем, а вместо этого быстро пошла к столу под соснами. Яркий глаз человека, сидевшего на лавке, сверкнул на нее из-под медных кудрей, и юноша встал, чтобы принять объятия. Каждую их встречу Шарка удивлялась: неужели этот красавец когда-то был тощим заморышем с землистым, злобным, как у волчонка, лицом? Сейчас сильные руки прижали ее к груди, под камзолом звякнули звенья кольчуги, в бок Шарке неуклюже ткнулась хиннская сабля. Отстранившись, она уставилась в лицо, перечеркнутое кожаной повязкой на левом глазу.
– Что с тобой, Шарка? – спросил он растерянно. – Ты мне не рада?
– Болван, – откликнулась она.
Дэйн с облегчением вздохнул и повернулся обратно к столу и тому, с кем до этого разговаривал. Но Нанья оказался быстрее. Хинн снова опустился на колено, не сдерживая улыбки, полной обожания.
– Шагрон-Гессер! – вскричал он, протягивая руки, и Шарка зашипела:
– Я же говорила, не называй ее так!
Но Нанья не успел отозваться: Шагрон соскочила с лавки прямо в его объятия и вцепилась в густую гриву. Темник подхватил ее на плечи, вызвав новую бурю восторга. Дэйн кинулся к ним, делая вид, что пытается отнять у Наньи девочку, пока тот с деланым ужасом отскакивал в стороны.
Шарка выругалась себе под нос. Но некоторые вещи в мире оставались неподвластными ей, в том числе эта. Никакой Дар не заставит Нанью – да и всех остальных – прекратить видеть в Шагрон отца. Тонкая, вертлявая и шумная, она не унаследовала от матери ничего, кроме цвета радужки. Серые узкие глаза делали ее совершенно не похожей как на бракадийских, так и на хиннских детей. Одно время Шарка пыталась Даром Иллюзии хотя бы поменять ей цвет волос, но Шагрон, обладавшая Дарами с самого рождения, возвращала все как было, обижалась, а то и орала как резаная.
Как сейчас.
– Милая, пожалуйста…
– Шагрон-Гессе-е-е-ер! В бой, мой верный конь! – кричала дочь, уже успевшая перебраться с плеч Наньи на Дэйна.
– О боги, Шагрон, замолчи хоть на минуту, – раздался угрюмый ломающийся голос, и Шарка благодарно кивнула Тернорту. На миг подросток скрылся в облаке из маленьких зеленых дракончиков, которые прошли сквозь него и растворились в воздухе за его спиной. Тернорт закатил глаза. Эфола, которая расставляла тарелки, рассмеялась, но, столкнувшись взглядом с Дэйном, раскраснелась и отвернулась обратно к столу.
– Не приказывай мне, герцог! Перед тобой будущая королева Бракадии, хе-хе!
Паны Митровиц нашли Шарку спустя два года после падения Хасгута. Точнее, они связались с Таррой, а тот рассказал Шарке, что Кришана умерла. Опасно было оставлять наследников в Митровицах, которые, как и вся остальная Бракадия, погрузились в хаос при безумном короле Зикмунде и его регентах. Тарра долго, не меньше полугода, уговаривал Шарку забрать принца и принцессу под свое крыло. Не дождавшись ответа, он привез их к себе в Тавор, и Шарка наконец согласилась.
Еще ни разу она не пожалела об этом. Сначала боялась, что рожденные при дворе внуки Редриха не свыкнутся с постоянными переездами и вечным ожиданием опасности. Но проведенные в изгнании годы научили Тернорта и Эфолу стойкости – или это говорила в них кровь отца? Она ни разу не услышала от них ни единой жалобы, хотя догадывалась, что они просто терпеливо ждут своего часа. Не зря Тернорт проводил все свое время, упражняясь с мечом и луком, а Эфола оттачивала ум, поглощая книгу за книгой, которые посылал ей Тарра из Тавора. Шарка знала, что рано или поздно их время придет. А ей оставалось только оберегать от этого пути собственную дочь, которую проклятый Нанья только распалял дурацким титулом и хиннскими бреднями…
Наконец они собрались за столом, и на какие-то десять минут воцарилась тишина. Шарка наслаждалась ею изо всех сил. Но едва дети встали из-за стола и принялись разбирать подарки из Тавора, Дэйн придвинулся к сестре и тихо произнес:
– Иржи выступает через месяц. Я еду с ним.
Глупо было надеяться, что Дэйн будет отсиживаться в Таворе под крылом у Тарры, пока на Западе кипит новая война. Он, чье прозвище уже обросло слухами