Читать интересную книгу Рыбья кровь - Евгений Таганов

Съезд назначили в середине января-просинца. Полтора месяца ушло на тщательную подготовку к поездке. Дарник отыскал в сундуке матери свиток на ромейском языке «О церемониях» и засадил за учебные столы всю малую дружину и вожаков изучать правила приличного поведения. Дружинников он отбирал тоже весьма придирчиво, обращая внимание на их стать и приятный вид. По всему Липову собирали богатые одежды и вещицы не только для людей, но и для лошадей и санных возков. На одежды крепили знаки различия и фалеры за боевые заслуги. Оружие выбирали тоже самое дорогое, инкрустированное золотом и драгоценностями, чтобы предстать в наиболее пышном свете.

Дорога в Айдар обычно лежала через Корояк, но Дарник избрал другой путь. Посланные разведчики заранее проложили нужный проезд в юго-западном направлении до самого Танаиса с нужными теплыми стоянками и запасными лошадьми. По этому проезду княжеский санный поезд и двинулся, покрыв полторы сотни верст за два дня. От Танаиса три ватаги из пяти отправили восвояси и дальше поехали потише, преодолев остальные двести верст за пять дней.

Как был изумлен айдарский дозор, когда прямо на него из вьюжной мглы выскочили сорок разукрашенных всадников с четырьмя утепленными возками, ведь все другие княжеские караваны непременно высылали вперед гонцов с предупреждением о своем скором приближении. Туповатый десятский дозора не хотел верить, что перед ним именно липовский князь, о котором все говорили, что он ни за что не приедет, а если и приедет, то совершенно другой дорогой. За чрезмерные разговоры у айдарцев просто забрали коней и поскакали дальше.

В столицу кагана Дарник въехал через главные, Золотые ворота. К большому разочарованию Маланкиного сына, позолоченными оказались только петли и заклепки на дубовых досках да две большие железные восьмиконечные звезды – знак кагана, – прибитые на воротных створках.

Город располагался треугольником между Малым Танаисом и его левым притоком и шел слоями по склону большого покатого холма. Двор кагана располагался на Горе, то есть на самом верху холма. Ниже находился Белый город для воевод и дружины, еще ниже – Малый город, который был в пять раз больше первых двух, но все равно назывался Малым из-за малости живущих здесь людей. Деревянной была стена только вокруг Малого города, остальные две – из камня.

На Гору, согласно правилам, Дарника пропустили только с десятью дружинниками, остальных разместили на гостином дворе в Белом городе. Княжеский съезд являлся главным событием столичной жизни, вокруг которого все в Айдаре так и бурлило. Об этом шли все разговоры, и ни одну дружину так внимательно не осматривали и не обсуждали, как Дарника. Из девяти князей на месте были уже шестеро, ждали еще троих запоздавших. В первый же день Дарника принял сам каган. Если в тереме короякского князя Рогана все было рассчитано на удержание тепла, то во дворце кагана об этом, казалось, думали меньше всего. Многочисленные жаровни и подсвечники с десятками свечей в высоченном тронном зале с колоннами словно обогревали наружный морозный воздух. Но Дарник не позволял себе изумляться, и, вместо того чтобы хотя бы искоса оглядываться по сторонам, он сосредоточил внимание на кагане, справедливо полагая, что у него еще будет время все это осмотреть и оценить.

Каган, высокий длиннолицый мужчина пятидесяти лет, смотрел на гостя бесстрастно и отстраненно и говорил глухим, но ясным голосом:

– Уже сорок лет на нашей земле не выбирали новых князей, я уж думал, что их в самом деле достаточно. Оказывается, и для нового князя можно найти место, если хорошо поискать.

– Я тоже так думал совсем недавно, – охотно согласился Дарник.

– Настроение народа переменчиво, едва удача отвернется от тебя, ты можешь потерять все.

– Тогда у меня найдется что-то другое, только и всего, – беспечно пожал плечами молодой князь.

– Значит, если ты перестанешь быть князем, для тебя это будет не слишком большой потерей? – Вопрос кагана прозвучал вполне двусмысленно.

– Это будет потерей для тех, кто выбрал меня князем, и для тех, кто попытается сместить меня с моего стола.

В глазах кагана мелькнуло любопытство:

– Почему ты так думаешь?

– Я знаю, сколько людей ждут малейшей моей неудачи и промаха. Но если это случится, их жизнь снова станет скучной и обыденной.

– А ты знаешь себе цену! – совсем уже весело похвалил каган.

Они поговорили еще о чем-то незначительном, и Дарник удалился. Он знал, что говорил с каганом достаточно дерзко, но совершенно не жалел об этом. Если каган не смог в нем рассмотреть ничего, кроме дерзости, ну что ж, так тому и быть.

А что такое княжеское высокомерие, Дарник почувствовал очень быстро. Два или три раза в день ему приходилось нос к носу сталкиваться с другими князьями. Те смотрели с нарочитым равнодушием, словно на простого ремесленника. Однако по части надменности Рыбья Кровь любому мог дать сто очков вперед, вот и смотрел в ответ не с нарочитым, а с самым настоящим каменным спокойствием, словно на неодушевленный предмет. В напряжении пребывали только его дружинники, опасаясь какого-нибудь нападения исподтишка.

– Это они меня так испытывают, – успокаивал их Дарник. – Не обращайте внимания, считайте, что они злые, потому что со своими женами поругались.

Наконец дни томительного ожидания прошли, и княжеский съезд открылся. Сначала князей с их приближенными собрали в приемном покое, где все князья стояли, обмениваясь дружескими репликами. Единственный, к кому никто ни разу не обратился, был Дарник. Даже его прежние знакомцы, князья Роган и Вулич, делали вид, что совсем его не замечают. Потом, когда все вошли в трапезную и стали занимать места за идущими вдоль стен столами, Дарника с соратниками опять никто не пригласил. Рыбья Кровь с едва заметной ухмылкой велел дружинникам считать количество свечей в подсвечниках, а сам представил себя, как в детстве, стоящим без движения на лесной поляне, чтобы мелкие зверушки приняли его за неживой предмет и возобновили свою обычную деятельность. Его выдержка оправдала себя. Когда все расселись, оказалось, что за крайним столом как раз осталось место для одиннадцати человек. Там дарникцы и расположились.

На них по-прежнему никто не обращал внимания. Но долго оставаться в обороне Дарник не умел, поэтому сам перешел к более активным действиям. Когда все приступили к трапезе и заздравным тостам, он тихо приказал дружине сидеть неподвижно и ни к чему не прикасаться. Как и следовало ожидать, от присутствия за общим столом истуканами сидящих людей окружающие очень скоро почувствовали сильную неловкость и, не зная, как быть, вопросительно стали посматривать на кагана, безмолвно приглашая разобраться его с таким непорядком.

Наконец каган сказал:

– Почему молодой князь отказывается от нашего угощения?

– В тех краях, откуда я родом, когда незнакомый человек приходит в чужой дом, он всегда стоит неподвижно и ждет первого слова от хозяина дома.

Это Дарник сочинил прямо на ходу, но сочинил хорошо, косвенно упрекнув в негостеприимстве и неучтивости всех присутствующих. Они это тотчас поняли и теперь посматривали на него иначе, еще не считая себе ровней, но уже и не принимая за случайного выскочку.

На следующий день происходили поединки княжеских дружинников. Дарника об этом заранее не предупредили, поэтому с собой он взял не победителей липовских боевых игрищ и не закаленных арсов, а тех, кому предстояло стать вожаками и сотскими. Поэтому выиграть у других княжеских телохранителей не удалось ни в одном виде единоборств. Рыбья Кровь сам удивлен был тому равнодушию, с которым он воспринял эти поражения.

– Не так уж они и хороши, эти липовцы, – громогласно заявил один из князей. Окружающие с любопытством взглянули на Дарника, ожидая его реакции.

– Мои воины особенно страшны, когда убегают от врагов, – добродушно отшутился Маланкин сын. – Уже два года только и делают, что убегают.

Ему не без ехидства напомнили, что он сам начинал как вольный поединщик и вполне мог сейчас постоять за честь Липова.

– Чести Липова всего два года, – не дал себя сбить с насмешливого тона Дарник. – Подождите хотя бы еще два годика, а там посмотрим.

Третий день съезда был днем обсуждения всех дел. Основательно усевшись в небольшой светлице, долго говорили о пограничных спорах между княжествами, об ущербе, причиненном при проходе дружин через чужие земли, о купеческих обидах, случившихся там-то и там-то, о переманивании чужих воинов и так далее. После полуденного перерыва на обед дошла очередь и до липовского князя. Остёрский князь Вулич пожаловался, что Дарник, угрожая своим войском, как ростовщик выманил у него вместо четырех шесть тысяч дирхемов. Короякский князь Роган сообщил, что Дарник так и не ответил за свои разбойные прегрешения и, более того, сначала забрал у него Перегуд, а теперь посватался к его дочери Всеславе, грозит в случае отказа разорением Корояка. Гребенский князь Тан назвал Дарника смутьяном, который льстивыми речами увел у него половину войска. Наконец слово взял Хург, тиун кагана по чужеземным делам, обвиняя Дарника в набеге на Калач, из-за чего теперь может начаться большая война с хазарами. И вообще, по какому праву липовский князь, захватив хазарский Турус, объявил запрет на вывоз рабов со всех русских земель?