Читать интересную книгу Еретики Дюны - Фрэнк Херберт

Одраде задумчиво проговорила:

— Пыталась ли ты когда-нибудь вообразить, что это такое — быть гхолой, внезапно Пробужденным в обновленной плоти?

— Что? Что ты…

— Осознавать, что твоя плоть выращена из клеток кадавра, — пояснила Одраде. — Он ведь помнит свою собственную смерть.

— Айдахо никогда не были обыкновенными людьми, — сказала Тараза.

— Так же, как и тлейлаксанские Господины.

— Что ты пытаешься сказать?

Одраде потерла лоб, выждав момент, чтобы пересмотреть свои мысли. Так трудно иметь дело с отвергающей привязанность, с той, чей взгляд на мир диктуется скрытой неугасимой яростью. В Таразе нет… нет отзывчивости, способности сочувствовать: она способна только выразить плоть и ощущения другого через логические построения.

— Пробуждение гхолы — это, должно быть, убийственное для него переживание, — сказала Одраде, опуская руку. — Устоять в нем может только обладающий колоссальной психической устойчивостью.

— Мы предполагаем, что тлейлаксанские Господины — это нечто большее, чем они представляются.

— А Данканы Айдахо?

— Разумеется. С чего бы еще Тирану покупать их у тлейлаксанцев одного за другим?

Это направление спора представлялось Одраде бесцельным. Она сказала:

— Айдахо были известны преданностью Атридесам, и мы должны помнить, что я — Атридес.

— По-твоему, верность привяжет этого гхолу к тебе?

— Особенно, после Лусиллы…

— Это может быть слишком опасным!

Одраде откинулась на угол дивана. Тараза хотела определенности. Жизни серийных гхол — это как меланж, обладавший разным вкусом в разных условиях. Откуда они могут быть уверены в своем гхоле?

— Тлейлаксанцы путаются с теми силами, которые произвели нашего Квизатца Хадераха, — пробормотала Тараза.

— По-твоему, именно поэтому они и хотят наши книги племенного учета?

— Да не знаю я, Дар, черт тебя побери! Разве ты не видишь, что ты наделала?

— По-моему, у меня не было выбора, — сказала Одраде.

Тараза изобразила холодную улыбку. Одраде играла превосходно, но ее следовало поставить на место.

— По-твоему, я бы сделала то же самое? — спросила Тараза.

«Она так до сих пор и не видит, что со мной произошло», — подумала Одраде. Тараза конечно ожидала, что чуткая к ее тайным пожеланиям Дар станет действовать независимо, но размах этой независимости потряс Верховный Совет. Тараза отказывалась замечать, как она сама к этому приложила руку.

— Практика, основанная на обычае, — сказала Одраде.

Эти слова поразили Таразу, словно пощечина. Только самые крепчайшая закалка Бене Джессерит удержала ее от яростного выговора Одраде.

ПРАКТИКА, ОСНОВАННАЯ НА ОБЫЧАЕ!

Сколько раз сама Тараза обнаруживала в этом источник своего раздражения, постоянное стрекало своей тщательно сдерживаемой ярости? Одраде часто это слышала.

А теперь Одраде цитировала саму Верховную Мать:

— Неподвижный обычай опасен. Враг может докопаться до модели, и обратить это против тебя.

Эти слова Тараза произнесла с усилием:

— Это слабость, да.

— Наши враги думали, будто знают наши обычаи, — сказала Одраде. — Даже ты. Верховная Мать, считала, будто знаешь те пределы, внутри которых я буду действовать. Я казалась тебе Беллондой, у которой ты знаешь заранее все слова и поступки.

— Так что, мы допустили ошибку, не поставив тебя надо мной? — спросила Тараза. Она проговорила это с глубочайшей верностью долгу.

— Нет, Верховная Мать. Мы идем по деликатной тропинке, но нам обеим видно, куда мы должны идти.

— Где сейчас Вафф? — спросила Тараза.

— Надежно охраняется и спит.

— Призови Шиэну. Мы должны решить, не оборвать ли нам эту часть проекта.

— И чтобы нам бока намяли?

— Скажем так, Дар.

Шиэна все еще была сонной и терла глаза, когда появилась в общей комнате, но все же успела плеснуть водой на лицо и одеться в чистое белое облачение. Волосы ее все еще были влажными.

Тараза и Одраде стояли у восточного окна, повернувшись спинами к свету.

— Это Шиэна, Верховная Мать, — сказала Одраде.

Шиэна полностью пробудилась и напряженно выпрямилась. Она слышала об этой могущественной женщине — Таразе, — которая правит Орденом из далекой цитадели, называемой Дом Соборов. Яркий солнечный свет, лившийся из окна, ослепляя, светил прямо в лицо Шиэне. На его фоне фигуры Преподобных Матерей, стоявших спиной к окну, казались черными силуэтами с подрагивавшим контуром и едва различимыми лицами.

Наставницы-послушницы подготовили ее к этой встрече: «Ты будешь стоять со вниманием перед Верховной Матерью, говорить почтительно. Отвечай только, когда она с тобой заговорит».

Шиэна стояла в жестко напряженном внимании, точно так, как ее учили.

— Как мне сообщили, ты, может быть, станешь одной из нас, — сказала Тараза.

Обе женщины заметили эффект, произведенный этими словами на девочку. Теперь, когда Шиэна стала более полно понимать достижения Преподобных Матерей, могущественный луч правды сфокусировался на ней. Она устремилась к огромному количеству знаний, которые Орден накопил за тысячелетия. Ей уже рассказали о селекционной передаче Памятей, о том, как работает Иная Память, о Спайсовой Агонии. И сейчас она стояла перед самой могущественной из всех Преподобных Матерей, той, от которой ничто не укроется.

Когда Шиэна не ответила, Тараза сказала:

— Тебе нечего сказать, девочка?

— Что мне тут говорить. Верховная Мать? Вы уже все сказали.

Тараза метнула на Одраде изучающий взгляд.

— У тебя есть еще для меня маленькие сюрпризы. Дар?

— Я же говорила тебе, что она превосходна, — сказала Одраде.

Тараза опять перенесла свое внимание на Шиэну.

— Ты гордишься этим мнением, девочка?

— Оно страшит меня, Верховная Мать.

Все еще держа лицо неподвижно, насколько возможно, Шиэна вздохнула чуть посвободнее. «Говори только глубочайшую правду, которую ты можешь ощутить», — напомнила она себе. Эти остерегающие слова воспитательницы несли теперь большее значение. Она держала глаза слегка в сторону, устремленными в пол перед двумя женщинами, избегая смотреть на самое яркое полыхание солнечного света. Она продолжала ощущать, что ее сердце колотится слишком быстро, и понимала, что Преподобные Матери это заметят. Одраде много раз это демонстрировала.

— Так тому и следует быть, — сказала Тараза.

— Ты понимаешь, о чем здесь с тобой говорится, Шиэна? — спросила Одраде.

— Верховная Мать желает знать, полностью ли я посвящена Ордену, — сказала Шиэна.

Одраде взглянула на Та разу и пожала плечами. Больше объяснений не требовалось. Так складывался обычный путь, когда становишься частью одной семьи, как это принято в Бене Джессерит.

Тараза продолжала безмолвно изучать Шиэну. Взгляд ее был тяжелым, выматывающим для Шиэны, знавшей, что должна хранить молчание, беспрекословно терпя опаляющий осмотр.

Одраде подавила ощущение сочувствия. Шиэна так во многом остается самой собой — юной девушкой. У нее округленный интеллект, поверхность охвата которого все расширяется — как раздувается накачиваемый воздушный шарик. Одраде припомнила, как восхищались таким же строением ума ее собственные учителя, — но оставались при этом настороже, точно так же, как сейчас насторожена Тараза. Одраде распознала эту настороженность, когда была еще намного моложе Шиэны и не испытывала сомнений, что и Шиэна сейчас видит. У интеллекта есть свои преимущества.

— Гм, — сказала Тараза.

Это короткое хмыканье, отражавшее раздумья Верховной Матери, Одраде расслышала в параллельном потоке. Собственная память Одраде отхлынула назад. Сестры, которые приносили Одраде ее еду, когда она засиживалась допоздна за уроками, всегда задерживались, чтобы своим бенеджессеритским глазом еще чуток за ней понаблюдать — точно так, как за Шиэной велось непрестанное наблюдение через дисплеи. Одраде знала об этом особом, специфически развитом взгляде с самого раннего возраста. Это было, в конце концов, одним из величайших соблазнов Бене Джессерит. Хочешь тоже достичь таких эзотерических способностей — старайся. Шиэна явно обладала этой жаждой. Это мечта каждой послушницы.

«Чтобы такое стало возможным для меня!»

Наконец Тараза проговорила:

— Так чего, по-твоему, ты от нас хочешь, девочка?

— Того же самого, наверное, чего хотелось вам, когда были в моем возрасте, Верховная Мать.

Одраде подавила улыбку. Природная независимость Шиэны здесь проявилась почти дерзостью и Тараза, наверняка, это заметила.

— Ты считаешь, что это будет надлежащим использованием дара жизни? — спросила Тараза.

— Это единственное использование, которое мне известно, Верховная Мать.