И потом она увидела это — серовато-черный камень, так гладко отполированный, что, казалось, он состоит из воды. Камень приковал к себе взгляд молодой женщины; она чувствовала в нем что-то необычное, что-то магическое.
— Мне нужна часть твоей силы, друг мой, — сказал Эвелин, — иначе я умру.
Джилл, стоя на коленях рядом с ним, молча кивнула; все что угодно, только бы он остался жив.
Эвелин, однако, знал — она не в полной мере понимает, что от нее требуется.
— Мы должны слиться воедино, — слабеющим голосом произнес он. — Ты пойдешь на это?
— По-моему, ты не в том состоянии…
— Не физически, ох, нет! — Эвелин хрипло рассмеялся, превозмогая боль. — Духовно.
Джилл с любопытством посмотрела на него. Физическая близость для нее по-прежнему оставалась под запретом — ни с этим мужчиной, ни с каким-либо другим. Но его таинственные слова о духовном слиянии… Это, наверно, что-то совсем иное.
— Делай, как тебе нужно, — умоляюще сказала она.
Эвелин закрыл глаза и заговорил нараспев, погружаясь в магию могущественного гематита. Монотонный, странный речитатив завораживал, и Джилл тоже закрыла глаза.
Спустя некоторое время возникло ощущение, будто эти звуки издает она сама, а потом внезапно дух Эвелина попытался вторгнуться в ее сознание. И еще раз, и еще. Она всем сердцем стремилась ослабить свою защиту, понимая, что, если у Эвелина ничего не получится, он может погибнуть. Кроме того, она доверяла ему. Он был друг, родственная душа; нет, он не сделает ей ничего плохого.
И потом она вскрикнула — негромко или, может быть, громко, откуда ей было знать? Эвелин оказался совсем рядом, очень, очень близко. Слишком близко. Они, казалось, и впрямь слились воедино. Перед внутренним взором Джилл замелькали образы коричнево-серых стен аббатства, острова, густо заросшего деревьями с разлапистыми ветвями. Возникло ощущение, будто она падает, а рядом с ней летит вниз незнакомый мужчина с хищным «ястребиным» лицом.
И потом она почувствовала боль — как от удара кинжалом, острую и жгучую. Боль была не в ней, Джилл знала это, но где-то совсем рядом, и эта боль высасывала из нее жизненные силы, затягивала в свои глубины. Она воспротивилась, пытаясь вытолкнуть Эвелина из себя, но было уже слишком поздно. Теперь, когда они слились воедино, он присосался к ней, точно вампир. Она впустила его внутрь себя, и некуда было сбежать, негде укрыться. Оставалось одно — испить до конца эту чашу.
Эвелин воспринимал их духовное слияние как нечто удивительное, чудесное. Впервые в жизни использовав это свойство гематита, он передал Джилл свое понимание камней — и это оказалось так легко! Он немедленно почувствовал ее реакцию; она отдавала его раненому телу свою энергию через гематит так… умело, как какой-нибудь студент Санта-Мир-Абель, прошедший многолетний курс обучения. Ему стало ясно, что таким образом монахов можно было обучать использованию камней с гораздо большим успехом. Он чувствовал, что Джилл выйдет из этого испытания с огромным багажом знаний относительно работы с магическими камнями; к тому же потенциально она была в этом очень сильна. Еще немного практики, еще несколько слияний — и она быстро догонит самых умелых магистров Санта-Мир-Абель.
Но с другой стороны, не всякому человеку можно доверить столь могущественное знание. Внезапно у Эвелина возникло ощущение, будто он предал Бога, без его благословения вручив этот бесценный дар едва знакомой женщине.
Потом все кончилось, и Эвелин вернулся в свое почти исцелившееся тело. Джилл отвернулась, не в силах поднять на него взгляд.
— Прости, — его голос звучал устало, но чувствовалось, что боль ушла. — Ты спасла мне жизнь.
Джилл ощущала над собой темные крылья прошлого — барьер, который так долго препятствовал ее слиянию с любым другим человеком, барьер, который Эвелин не взломал, но каким-то образом сумел обойти. Ей потребовалось огромное усилие, чтобы заставить себя взглянуть ему в лицо.
Он сидел, расправив плечи и застенчиво улыбаясь, сгустившееся над ним темное облако смерти и боли рассеялось.
— Я… — начал было он снова извиняться, но Джилл приложила палец к его губам, и Эвелин смолк.
Девушка встала, протянула ему руку, помогла подняться.
Они продолжили путь в полном молчании. Джилл снова и снова вспоминала то, что ей пришлось пережить, говорила себе, что это было необходимо, пыталась понять смысл образов, которые мелькали перед ней, — без сомнения, имеющих отношение к прошлому Эвелина. Но не только эти образы он передал ей; было что-то еще, некий дар, ощущаемый смутно, но несомненный. Она никогда прежде даже не слыхала о магических камнях и все же сейчас, казалось, смогла бы использовать их, как будто это таинственное знание открылось ей в мгновение ока. Вот только что это — дар или проклятие? Она не решалась спросить у Эвелина.
Он тоже не нарушал молчания, заново переживая то, что открылось ему во время их слияния. Он «видел» сцены резни в каком-то маленьком местечке неподалеку от Вайлдерлендса и даже знал теперь название этого местечка — название, которое сама Джилл не помнила.
Теперь ему было ясно, куда лежит их путь, — на север.
Все смешалось в душе Джилл, когда они добрались до Палмариса. Ей отчаянно хотелось увидеться со своими приемными родителями, обнять их, сказать, что все у нее хорошо, и прильнуть к мягкой груди Петтибвы. Однако девушка понимала, что это невозможно; ведь фактически она дезертировала из армии. Случайная встреча с Коннором могла обернуться для нее бедой, а если Греди узнает о ее визите, то наверняка донесет военному начальству, хотя бы ради того, чтобы раз и навсегда успокоиться относительно своего будущего наследства.
И все же как-то ночью она не удержалась и выскользнула из гостиницы, где они остановились. Эвелин в это время, как обычно, произносил в общем зале свои обличительные речи. Девушка прошла через весь город и притаилась в узком проулке между домами, откуда был виден вход в гостиницу Грейвиса. Минута мелькала за минутой, складываясь в часы. Девушка порадовалась, заметив, что число посетителей не стало меньше; по-видимому, случившаяся с ней беда не нанесла вреда репутации Чиличанков. Потом из гостиницы вышла Петтибва, вытирая руки о фартук, промокая пот на лбу — и улыбаясь. Как всегда, улыбаясь.
Джилл так и подмывало броситься к ней, обнять; наверно, это желание не было бы сильнее, если бы Петтибва и в самом деле приходилась ей матерью.
Но что-то внутри — скорее всего, страх за Петтибву — остановило ее.
А потом Петтибва ушла, вернулась в шум и суету своей гостиницы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});