Читать интересную книгу Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден

— И все же, когда я иду по стойбищу, у меня по спине бегают мурашки. Чем дольше мы ждем, тем сильнее беспокойство в пришлых племенах, но мы не вправе тронуться с места, пока не подойдут остальные. Одни только уйгуры могут оказаться полезными. Те, кто уже здесь, наверняка захотят испытать нас, так что будьте готовы, и пусть ни одна обида не останется безнаказанной. Я полагаюсь на вас, даже если вы бросите к моим ногам дюжину отрубленных голов.

Темники переглянулись без единой улыбки. На каждого воина, которого они привели на курултай, приходилось по два чужеземца. Единственным преимуществом было то, что никто из вновь прибывших ханов не знал истинного соотношения сил. Любой приезжий видел в тени черной горы один огромный улус и не задумывался, что на самом деле он состоит из сотни маленьких и в каждом люди с подозрением поглядывают на соседей.

Наконец Чингис зевнул.

— Братья, идите спать, — устало произнес он. — Уже близится рассвет, а нам нужно перегонять скот на новое пастбище.

— Пойду взгляну, как там Тэмуге, — сказал Хасар.

Чингис вздохнул.

— Будем надеяться, что Отец-небо пошлет ему исцеление. Я не могу потерять единственного здравомыслящего брата.

Хачиун презрительно фыркнул и распахнул дверь. Когда все вышли, Чингис поднялся, растирая занемевшую шею. Шатер его семьи неподалеку, но сыновья наверняка уже спят. Вот и сегодняшней ночью близкие не узнают, когда он вернулся под войлочный полог своей юрты.

ГЛАВА 2

Чингис окинул младшего брата настороженным взглядом. Тэмуге целое утро рассказывал всем желающим о том, как Кокэчу его исцелил. В огромном тесном лагере слухи распространялись быстро. К полудню новость пойдет гулять по степи.

— Откуда ты знаешь, что это не грыжа? — спросил Чингис, глядя на брата.

Казалось, Тэмуге стал выше ростом, его лицо сияло от восторга и чего-то еще. Всякий раз, упоминая имя Кокэчу, брат благоговейно понижал голос, что страшно раздражало Чингиса.

— Я сам видел, как шаман вытащил эту тварь из моих внутренностей! Она извивалась и шевелилась в его руке, и меня чуть не вырвало! Как только она исчезла, боль прошла.

Тэмуге потрогал живот и поморщился.

— Видать, не совсем, — заметил Чингис.

Тэмуге пожал плечами. Выше и ниже повязки кожа приобрела желто-лиловый цвет. Впрочем, кровоподтек уже начал бледнеть.

— Опухоль пожирала меня живьем. А сейчас там всего лишь синяк.

— И, по твоим словам, разреза не было? — недоумевал старший брат.

Не скрывая восхищения, Тэмуге покачал головой. Ночью, перед рассветом, он тщательно ощупал больное место. Под тугой повязкой ощущалось узкое углубление — там, где разошлись мышцы, — и все еще саднило. Тэмуге полагал, что именно отсюда Кокэчу вырвал опухоль.

— Он очень сильный шаман, брат. Куда могущественнее, чем все обманщики, которые выдают себя за лекарей. Я верю тому, что видел. Ты же знаешь, глаза не лгут.

— Хорошо, — кивнул Чингис. — Я награжу его скотом и тканями. Может, дам ему новые гутулы и нож. Нельзя, чтобы человек, спасший моего брата, ходил оборванцем.

— Кокэчу не хочет разглашать свое деяние. Если же ты его наградишь, все узнают, что он сделал.

— Все и так знают, — возразил Чингис. — На рассвете я услышал о твоем исцелении от Хачиуна, а потом ту же новость мне сообщили еще трое. В нашем улусе нет секретов, и тебе следовало бы это усвоить.

— Значит, ему придется простить меня, хочет он того или нет, — задумчиво кивнул Тэмуге и замолк под пристальным взглядом брата, опасаясь говорить дальше. — Если ты позволишь, я буду у него учиться. Думаю, Кокэчу возьмет меня в ученики, я еще никогда не испытывал такого желания…

Чингис нахмурился, и Тэмуге замолчал.

— Я надеялся, что ты займешь место среди воинов, Тэмуге. Разве ты не хочешь быть рядом со мной?

Тэмуге вспыхнул и уставился в пол.

— Мы оба прекрасно знаем, что великого военачальника из меня не выйдет. Может, я и наберусь опыта, но люди будут всегда думать, что меня возвысили только благодаря моему происхождению, а не из-за особых талантов. Разреши мне учиться у Кокэчу. Думаю, он не будет против.

Чингис сидел неподвижно, размышляя. Соплеменники часто посмеивались над Тэмуге. Юноша слыл никудышным лучником, да и неуклюжие попытки совладать с мечом, которые он проделывал, всякий раз краснея от натуги, не прибавляли ему уважения. Сейчас младший брат дрожал, на его лице читался страх, что Чингис не согласится. Жизнь воина была не для Тэмуге, и Чингис провел немало вечеров, желая, чтобы брат нашел себе достойное занятие. И все же ему не хотелось отдавать его в обучение шаману. Люди, подобные Кокэчу, держались особняком. Вне всякого сомнения, их почитали (что уже хорошо), но они не были членами семьи. Им не радовались, их не приветствовали как старых друзей. Чингис качнул головой. Собственно, Тэмуге тоже всегда оставался в стороне, предпочитал быть наблюдателем. Может, он выбрал правильный путь.

— Хорошо. Только у меня условие: ты будешь упражняться с мечом и луком не меньше двух часов каждый день. Дай мне слово, и я одобрю твой выбор.

Тэмуге кивнул, застенчиво улыбаясь.

— Обязательно! Возможно, став шаманом, я принесу тебе больше пользы, чем когда был воином.

Чингис смерил его холодным взглядом.

— Ты по-прежнему воин, Тэмуге, хотя тебе и нелегко. Учись у этого человека, только не забывай, что ты — мой брат и сын нашего отца.

На глаза юноши навернулись слезы, и он опустил голову, чтобы старшему брату не стало за него стыдно.

— Я не забуду.

— Тогда скажи своему учителю, чтобы он пришел ко мне за наградой. Я обниму его перед военачальниками, пусть все видят, как он мне дорог. Благодаря моему покровительству никто не посмеет отнестись к вам с неуважением.

Тэмуге с низким поклоном вышел, а Чингис остался наедине со своими мрачными мыслями. Он всегда надеялся, что Тэмуге закалится в боях и станет настоящим воином, как братья. Хан еще не встречал шамана, который бы ему понравился, а заносчивости Кокэчу хватило бы на нескольких колдунов. Чингис вздохнул. Впрочем, может, все к лучшему. Исцеление было впечатляющее. Чингис также вспомнил, как Кокэчу проткнул себе руку ножом, не пролив ни капли крови. Говорят, в империи Цзинь есть могущественные чародеи. Хорошо, если и у него будут люди, способные с ними потягаться. Чингис вздохнул еще раз. Он никогда не предполагал, что среди таких чародеев окажется его родной брат.

Хасар медленно шел по лагерю, наслаждаясь шумом и суматохой. Все новые и новые юрты вырастали на каждом свободном клочке земли, и Чингис распорядился, чтобы вокруг вырыли глубокие ямы для отхожих мест. Когда в одном месте собирается так много мужчин, женщин и детей, проблемы возникают каждый день. Впрочем, Хасара не интересовали подобные мелочи. Хачиун, похоже, радовался трудностям: он отобрал пятьдесят крепких молодых людей, чтобы те копали ямы и помогали ставить юрты. Хасар заметил, как двое из них строят навес от дождя над связками свежевыструганных березовых стрел. Многие воины предпочитали мастерить стрелы сами, но Хачиун приказал наделать их побольше — для войска, и теперь возле каждой юрты женщины и дети возились с перьями, бечевой и клеем, связывая древки по пятьдесят штук. В кузнечных горнах ночи напролет полыхало пламя — ковали наконечники для стрел, а на рассвете новые луки уносили в горы — обстрелять.

В обширном улусе кипела жизнь, люди трудились без устали. Где-то вдалеке заплакал новорожденный ребенок. На многочисленных тропинках, пересекающих лагерь, траву уже вытоптали до самой земли. Когда племена откочуют, проплешины образуют огромный рисунок; Хасар попытался представить его себе.

Брат хана шагал, погрузившись в свои мысли, и не сразу заметил возню. Прямо перед ним семеро молодых людей безуспешно пытались повалить на землю упирающегося жеребца. Хасар остановился посмотреть, как коня будут холостить, и сочувственно моргнул, когда один юноша упал от удара копытом в живот. Могучего молодого жеребца едва удерживали веревками, он вырывался изо всех сил. Свалить его, стреножить, и, считай, все в порядке, — от ножа он никуда не денется. Только, похоже, эти люди толком не знают, что делать, подумал Хасар, удивленно покачал головой и пошел дальше.

Когда он проходил мимо брыкающегося жеребца, тот встал на дыбы, сбив одного из своих мучителей. Злобно храпя, животное отпрянуло назад и опустило копыто на ногу Хасара. Хасар взвыл от боли. В следующую секунду кто-то наотмашь хлестнул его ладонью по лицу — чтобы не мешал.

Взбешенный Хасар, не уступая в ярости плененному жеребцу, ответил обидчику сокрушительным ударом. Тот покачнулся; остальные, бросив веревки, злобно уставились на Хасара. Жеребец, воспользовавшись замешательством, вырвался и ускакал. На его встревоженное ржание отвечали лошади по всему улусу. Хасар остался лицом к лицу с обозленными людьми. Он не испытывал страха, зная, что сумеет за себя постоять.