Тот кивнул, и свояк-оратор приободрился:
— Требую привести свидетеля! Гол! Гол! Где он, черт побери?.. Нет Гола? Ты, — он ткнул пальцем в сторону Аскольда, — боялся, что вой скажет правду? И поэтому убил его, как и князя Василия?! Ты — убийца! И я клянусь в том своим крестом, — Всеволод дернул на груди рубаху, дабы продемонстрировать нательный крестик всем присутствующим.
Однако выглянувшее в этот момент солнце высветило не только православный крест, но и висящего на другом шнурке золотого тигра. Аскольд узнал вещицу: когда-то подобную штуку ему показывал Топорок. Это была так называемая пайцза — высшая охранная грамота Батыя. Козелец подошел к Всеволоду и сорвал татарский знак вместе с ремешком.
В это время раздался чей-то зычный глас:
— Ты звал, князь? Я здесь!
Толпа расступилась, и в зале появился верзила на голову выше всех. Ширина плеч явно мешала протиснуться в дверной проем, и, чтобы войти, ему пришлось повернуться боком. Голова исполина была обвязана кровавой тряпкой.
— Ты где был? — грозно спросил Михаил, когда Гол подошел к нему.
— В лесу, — односложно ответил Гол, поклонившись.
— Что ты там делал?
Гол отыскал глазами Всеволода и, глядя на него, ответил:
— Ночью, когда спал, меня ударили по голове, связали и увезли в лес. Решили, что убили. Но я все слышал. И имена запомнил.
— Назови, — приказал Михаил.
— Тиун Изосим, Прокуда и Спотыкайло.
— Это неправда! — взревел вдруг князь Всеволод. — Скажи ему, Изосим! Ты же ночью спал!
— Пусть скажет, — Гол угрюмо направился в сторону Тиуна. — Так кто на меня напал?..
Изосим кинулся было бежать, но толпа перед ним сомкнулась. Тогда он упал на колени и завизжал:
— Это не я, не я!
— Не ты?! — над ним склонилась голова в окровавленной повязке.
— Это князь приказал! — пятясь спиной, в страхе выкрикнул тиун. — Князь Всеволод!
Зал ахнул, но через мгновение взревел:
— Смерть, смерть ему!..
— Тихо! — Аскольд поднял рук, в которой блеснул золотой предмет. Толпа затихла. — Князь, — обратился козелец к Михаилу, — тебе известно, что это за штука? — и он показал пайцзу.
— Да, — тихо проговорил тот.
— Поясни! — выдохнул зал.
— Это — охранная грамота Батыя, — громко объявил Аскольд. — Ее владельца никто не имеет права останавливать…
— Предатель! — взревел Ярослав и, раскидывая толпу, пробился к Аскольду. — Князь, — он взял козельца за руку, — этого человека я не так давно вызволил из половецкого плена. Вы бы видели, что эти вороги с ним сделали! Это был не человек, а… а кусок мяса, покрытый гноем! А они уже готовились казнить Аскольда. Они хотели разорвать его лошадьми! А этот мерзавец, — он ткнул пальцем в сторону Всеволода, — смеет утверждать, что мой друг убил князя Василия?! Да Аскольд и после освобождения из плена искал юного князя, чтобы спасти! Пусть даже ценой своей жизни. Зато вот эта охранная грамота, — Ярослав взял у Аскольда пайцзу и поднял ее высоко над головой, — все расставила по местам. Смерть предателю!
— Смерть! — дружно гаркнул зал. — Всеволод и Чернигов предал!
Князь посмотрел направо. Бояре единодушно поддержали:
— Смерть.
Повернулся налево:
— Смерть.
Молчала, опустив голову, лишь княгиня.
Михаил терпеливо ждал.
— Смерть… — еле слышно произнесла она.
— Аскольду слава! — крикнул Ярослав, поднимая руку друга.
— Слава! — грянул за спиной козельца хор голосов.
Аскольд оглянулся. Перед ним стоял, улыбаясь, невесть откуда появившийся Даниил.
— Так когда же мой воевода приступит к своим обязанностям? — шепнул тот, обнимая героя.
— Теперь только когда он отпустит, — кивнул Аскольд на Ярослава. — Сегодня наш враг к его землям подбирается.
— Уже сговорились? — засмеялся Романович, обнимая заодно и чешского воеводу.
Всеволод же, видя, что дело приняло нешуточный оборот, пал тем временем пред Михаилом на колени:
— Смилуйся, князь! Сестра, замолви слово!..
— Пошел прочь, иуда, — оттолкнул его князь ногой. — В темницу христопродавца! — приказал он дружинникам. — А вернемся домой — на плаху пошлю! Прилюдно казнить велю!..
— Прости меня, грешного!.. — воззвал, отбиваясь от стражников, Всеволод к Аскольду.
Но дружинники, подхватив лжесвидетеля под руки, уже потащили его к дверям.
Когда зал почти опустел, Аскольд увидел стоящих в сторонке Всеславну и Маргариту. Он подошел к ним. Всеславна буквально цвела — так счастлива она была за супруга! На лице Маргариты радость перемежалась с легкой печалью. Шепнув женщинам, что ему необходимо вернуться к Ярославу и Даниилу, Аскольд оставил их, не единожды еще оглянувшись по дороге.
— Любишь, гляжу, ты свою женушку, — усмехнулся Даниил.
— Так есть что любить, — вторил ему, подмигнув Аскольду, Ярослав.
Козелец ответил им счастливой улыбкой.
…И вот настал, наконец, день, которого бо́льшая часть Европы, забыв на время о Батые и обращении Фридриха II, ожидала с затаенным интересом, приковав все взоры к тевтонскому замку.
Накануне Аскольда ни свет ни заря разбудил стук в дверь. Открыв ее, он увидел перед собой довольно странного человека: невысокого роста и излишне худого. Впалые щеки еще более подчеркивали его внушительный, с горбинкой нос. Жидкие седые волосы были перевязаны черной широкой лентой. В руках человек держал большой узел.
— Я от князя Даниила, — скрипучим голосом произнес он, опустив приветствие. — Куда можно его поставить? — указал он глазами на узел.
Аскольд ткнул пальцем в сторону стола. Избавившись от ноши, гость, склонив голову, протянул руку и представился:
— Асаф Харим, княжий портняжка. Князь, зная о твоих затруднениях, прислал для предстоящего приема свою одежду. — Развязав узел, достал опашень скорлатный. — Примерь, — приказал Харим.
Аскольд послушно оделся. Опашень оказался слегка тесноват.
— Могуч ты, однако, — сделав какие-то пометки на клочке бумаги, произнес Асаф и накинул на Аскольда соболий бугай с наплечниками, жемчугом и каменьями. Далее последовали порты малиновые и остроносые, зеленого сафьяна сапоги.
— Ну вылитый князь! — восхищенно похлопал портняжка крошечной ладошкой Аскольда по спине.
Затем прямо на козельце подогнал опашень по фигуре, продемонстрировав виртуозное владение иглой.
— Носи на здоровье! А теперь — бывайте, — Харим, поочередно поклонившись хозяевам, удалился.
Всеславна рассмеялась:
— Ну и нарядили тебя! Придется теперь и мне соответствовать, — она показала на ворох одежды, который прислала накануне Маргарита.