— Милый, я тебе не нравлюсь? — обиженно надула она губки.
— Не парься детка, лучше сделай что-нибудь приятное! — подмигнул Маркус девушке, та в свою очередь улыбнулась понимающей улыбкой и опустилась на колени. Он почувствовал ее горячие губы на животе, медленно спускающиеся все ниже и ниже, Маркус закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться на действиях девушки. Но память — предательница, и здесь подкинула ложку дегтя, воскрешая ощущения от неумелых ласк жены, а также возбуждение и удовольствие, которые он испытывал от ее неуверенных, хаотичных движений. Только к этому всему примешивалось еще и омерзение, да, именно, омерзения к себе — порой, он доходил до таких грязных вещей, что самого корежило. Раньше он никогда не позволял себе орального секса с женой, сама мысль казалась ему кощунственной, да и не хотелось, но теперь границы были стерты, теперь становилось даже смешно над собственной наивностью. Смешно и горько! И все же, даже сейчас, он продолжал где — то глубоко внутри видеть в ней ту девочку, которую встретил на дороге. Это пронзало, словно лезвием ножа, выворачивало наизнанку. Эффект усиливали ее неловкие движения, словно для нее это было впервые. Чертова сука, знает на какие кнопки жать! Хотелось придушить ее за этот спектакль, на который он, как последний кретин все-таки велся! Злость он выражал в грубости и жестокости, но в последнее время сам уже не мог выносить этой пытки, ибо каждый его удар по жене был подобен смерти. Каждый удар отравлял его. Ее боль разъедала, как кислота! Он исчерпал все силы, сжег себя в этой войне с самим собой, пустился во все тяжкие — мстя, ломая, убивая себя в ней. Ничего практически не осталось, но и то, что осталось не давало покоя. Кажется, Маркус медленно сходил с ума. Он искал спасения с другой, но с каждой минутой все сильнее увязал в болоте, глотая грязь. Анна, она была везде, со всех сторон, она въелась в кожу, как зараза медленно уничтожала его, продлевая его агонию. Вот и сейчас все внутри бунтовало, приводя его в бешенство. Маркус оттолкнул голову девушки, поднял ее и развернул спиной, грубо вторгаясь в податливое тело, пытаясь выплеснуть раздражение, но перед глазами стояла Она, она, она — хотелось волком выть!
Все последующие дни до игры с Тоттенхемом Маркус растворился в тренировках, ему почти удалось загнать себя до бессознательного состояния, до состояния, когда от усталости перестаешь что-либо чувствовать, как судьба провернула нож в его ране на триста шестьдесят градусов.
— Маркус привет! — услышал он голос менеджера по связям с общественностью. В душе что-то перевернулось в болезненном предчувствии. Дьявол, да сколько же еще?! Липкий страх сковал внутренности. Неужели его болевые рецепторы еще на что-то способны?
— Что случилось?
— Случилось то, чего мы боялись Маркус. Мне очень жаль, но видео просочилось в прессу — мы упустили дубликат! — менеджер продолжал говорить, но Маркус больше ничего не понимал. Краны были сорваны, вены лопались, изорванная душа затихла, а он хохотал, давился горьким, безумным смехом. Положив трубку, он быстро сорвался и понесся в особняк, Маркус не знал зачем, но он горел одним желанием — увидеть ее, сейчас!
— Где Анна? — нетерпеливо спросил Маркус у экономки, проходя в дом.
— Миссис Беркет легла спать — она рано ложится! — ответила женщина с вызовом. Маркус удивленно поднял бровь, но ничего не ответил — ему сейчас было не до прислуги. Он торопливо поднялся наверх, поцеловал спящего сынишку, а потом нерешительно направился в ее спальню. Спальню, когда-то, принадлежащую им двоим. Осторожно открыв дверь, он медленно направился к кровати, освещенной нежным светом бра. Анна лежала, как и Мэтти, на боку, поджав под себя ноги и сложив ладони как в молитве под щеку. Сердце пропустило удар. Она такая хрупкая, такая маленькая, такая красивая. Он тихонько опустился на край кровати и нежно провел по ее щеке, чувствуя, как внутри все начинает ныть и стонать от тоски. Лег рядом, вдохнул ее аромат и почувствовал, что захлебывается болью. Анна шевельнулась, а потом напряглась. Маркус повернулся и посмотрел ей в глаза, только сейчас он заметил разбитое лицо. Дотронулся кончиками пальцев, молча спрашивая, но она отшатнулась, словно он обжег ее. В глазах плескались слезы, губы дрожали, он и сам дрожал. Они смотрели друг на друга и не смели ничего сказать, да и нужно ли было?! Они предавали друг друга огню, глаза вопили о пощаде, молили о покое. Боль снедала, выкручивала. Такие близкие и такие далекие!
— Зачем ты пришел? — сдавленно прошептала она.
— Не могу без тебя… . — также сдавлено прошептал он в ответ, не отводя глаз. — Что с лицом?
— Уходи Маркус, тебе есть к кому идти! — отвернулась она, пряча слезы. Он прижал ее к себе, чувствуя невыносимую потребность в ней. Она сжалась в его объятиях, но не оттолкнула.
— Прекрати! — он вдохнул аромат жасмина. — Что ты со мной сделала, в кого ты меня превратила, Анна? Я же подыхаю, понимаешь? Зачем ты это сделала, девочка моя, зачем? Боже, Эни, я не могу без тебя! — шептал он с надрывом и болью, целуя, прижимая все сильнее ее сотрясаемое рыданиями, тело. Дыхание смешалось, он лихорадочно гладил ее тело, лицо, сцеловывал слезы, разлетаясь на осколки, сгорая вместе с ней, пытаясь впитать в себя ее запах, ее вкус, пытаясь забыться. Он нежно дотронулся до ее разбитых губ, но Анна высвободилась из его рук;
— Не надо Маркус, ты ведь будешь жалеть, не мучай меня и себя! — прорыдала Анна, заставляя его содрогнутся. — Господи, я никогда не лгала тебе, у меня не было ни одного мужчины кроме тебя, слышишь! — прокричала она. Он горько сглотнул, крепко сжал челюсть, а потом обхватил ее лицо руками и потянул к себе:
— Замолчи! Я все проверил Анна, все! Хватит! Просто признай и все! — его голос дрожал.
— Отпусти меня Маркус, не могу больше?! — в каждом ее слове была мука.
— Не могу… . — прошептал он с болью.
— Уходи! Прошу тебя… — простонала она с мольбой и он, как бы не было больно, выполнил ее просьбу — поднялся и направился к двери, только на пороге обернулся и сказал:
— Видео у журналистов!
— Неважно! Хуже мне уже не будет! — услышал он ее безразличный ответ. — Или ты намерен развестись?!
— Мне легче убить тебя Анна! — С этими словами он вышел из комнаты и прислонился к стене лбом, пытаясь прийти в себя. Руки были сжаты в кулаки, он до крови закусил костяшки пальцев, пытаясь сдержаться и не заорать от боли.
Агония была заглушена алкоголем, он пил до беспамятства каждый вечер после тренировки. Ему было плевать на режим, на тренера, на всех! Его телефон разрывался — звонили сестры, мать, журналисты, в интернете кипели его фанаты, споря, поливая грязью его жену. Общественность была взорвана, как и его душа. Маркус был морально истощен, выжат как лимон. Сил не было кому-то что-то объяснять, особенно родным! Он просто отключился, забываясь в работе, сексе и алкоголе. Пытался не сойти с ума, но, видимо, уже поздно, разума почти не осталось, реальность давила. Он игнорировал все вопросы, касательно личной жизни, хотя и понимал, что своими изменами только подтверждает, что жена ему грязно наставила рога! Хотя какое ему уже дело, что подумают люди, если его жена действительно шлюха. Маркус считал, что испытал весь спектр боли и горечи, но как оказалось, грань еще не была достигнута… .