Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-Не выйдет, - мрачно встрял Нилрух. - там Аррис разливается широко, с того берега нас просто не увидят. Да и добираться мы туда будем Катаар знает как долго. Дороги там нет, и берег топкий.
Некоторое время все молчали.
-Есть брод севернее, - признался наконец Дигбран. - далеко отсюда. Больше, чем половина пути обратно к замку. В такое время вода там еще стоит высоко, но перебраться можно. Но там враги, и мы слишком вымотаны, чтобы идти так далеко.
-Решай, Дигбран, - отрезал Лагорис.
Дигбран посмотрел на него. В свете одних лишь звезд он не боялся, что эйторий и Нилрух разглядят выражение его лица. В свете звезд он, как все, чувствовал себя смелее. Не боялся сказать. Не боялся признаться.
-Не хочу, Лагорис. Я уже нарешал, и где мы теперь? Решайте вы.
Длинная рука Старшего потянулась к нему. Крепко взяла за плечо. Встряхнула как следует.
-Решай, - повторил Лагорис. - Ты - предводитель. Мы ждем твоего приказа.
Дигбран дернулся, как от удара. Попытался вырваться, но тщетно. Лагорис всегда отличался чудовищной силой, проще было высвободиться из когтей медведя, чем из длинных пальцев эйтория, привыкших крутить массивную двулезвийную секиру.
-Возвращаемся к броду. - решил Дигбран.
Он плохо помнил путь обратно, в ночи, озаряемой лишь светом звезд. Они все устали и еле плелись, хотя неутомимый Лагорис непрестанно их подгонял. Ночь была их союзником, ночь и лес - сочетание, несовместимое с зеленокожими, привыкшими к открытым просторам океана. Ночь была коротка, весна неуклонно ползла к лету, оставляя все меньше времени тем, кому по тем или иным причинам был помехой яркий солнечный свет. Ночь кончалась, озаряясь сначала синими, а затем и розовыми полосами рассвета за рекой. Ночь кончилась...
-Вот он. - Дигбран указал куда-то вперед. - там есть от тракта тропа к броду. Тут уже недалеко.
Они ускорили шаг. Но, еще не доходя тропы, услышали крики.
-Бежим! - скомандовал Лагорис, первым сообразивший, в чем дело. Они припустили к броду, собрав все силы, которые у них оставались.
То, что здесь вообще был брод, мог определить только Дигбран, который его знал.
-Веди, - сказал ему Лагорис. Крики врагов приближались, вода не могла служить надежной преградой между ними и беглецами. Дигбран кивнул, подхватил на руки Ланнару и ступил в воду. Бенара, подобрав платье, последовала за ним, затем и Лагорис.
Вода подступала все выше, дошла до пояса. Еще несколько шагов, и ее уже было по грудь. Дигбран обернулся и увидел, что Лагорис сам все сообразил и уже нес низкорослую Бенару на закорках. Еще он увидел, что в воду за ними больше не последовал никто.
Нилрух, своевольный, как все, кто окружал Дигбрана, построил свой десяток на берегу и приготовился стоять насмерть.
-Малыш! - крикнул Дигбран. - А ну немедленно прекрати! Я кому сказал?!
-Уходите! - был ему ответ. И тут прибрежные заросли взорвались, рассыпались малорослыми воинами с кривыми бронзовыми мечами. Люди Нилруха сомкнули щиты и шагнули им навстречу.
Больше он не оглядывался. Ни на крики, ни на звон мечей, ни на летящие им вслед дротики, которые уже не достигали цели. Он видел дальний берег, все ближе и ближе, и одинокого всадника на том берегу. Ему показалось, что он узнает его; еще несколько тяжелых шагов по дну, и догадка сменилась уверенностью. Это был тот самый необычный арден, встреченный им и Малышом несколько дней назад на Веггарском тракте. Он выглядел все так же, как и раньше: и шрам через глаз, и волосы в хвост на затылке, и безумный взгляд. Но Дигбран уже не замечал всего это, ведь перед ним был Старший Севера, друг и союзник, тот, кто может спасти и спасет - если не всех, то хотя бы Ланнару, и тогда он, Дигбран, умрет спокойно...
Они вышли на берег, все в тине, мокрые насквозь. Обернувшись, Дигбран увидел, что зеленокожие облепили, как мухи, нескольких еще сопротивлявшихся дружинников, и вот упал один, затем еще один. Многие дикари полезли в воду, не стоило надеяться, что беглецам на этом берегу удастся от них уйти. Там, на оставленной ими земле, уже остался стоял один-единственный дружинник, в котором Дигбран узнал Малыша Нилруха. Вот упал и он.
'Чего же ты медлишь? - должен был спросить Лагорис. - Отдавай Ланнару этому ардену, и пусть уходят'.
Должен был, Дигбран знал. Но не спросил.
Эйторий вообще не смотрел на оставленный ими берег. Проследив за его взглядом, Дигбран увидел, что судьба, удача или что там есть на свете выдернули спасенье прямо у них из-под ног. Камыши впереди расступились, выпуская многочисленных укрывавшихся там зеленокожих.
Дигбран поднял непонимающие глаза на ардена, так и не сдвинувшегося с места. Всадник на вороном коне смотрел на них немигающим взглядом безумных глаз. Все стихло, слышны были лишь звуки утренней реки. Плеснула рыба на отмели.
Рука в черной перчатке взметнулась, указывая на уцелевших беглецов. Раскрылись тонкие сухие губы.
-Взять их!
И зеленокожие дикари, вряд ли знавшие хоть слово на Старшей речи, прекрасно его поняли.
Мальтори. Жертвы.
Путь в лагерь нерберийцев я помнил отдельными местами. Мы были слишком вымотаны телесно, чтобы страдать еще и душевно, все наше внимание уходило на то, чтобы ненароком не упасть. Подгонявшие нас всадники Стикра особо с нами не церемонились, отстававших поднимали на ноги ударами хлыстов либо копьями. Получив один раз чувствительный укол железным наконечником в спину, я старался больше не падать, и с того момента шел следом за Тирвали, чтобы в случае чего прикрыть его. Однако мальчик держался лучше многих.
Я никогда не думал, что идти по снегу так неудобно. Утром, пока мы были беглецами, это было не так заметно, поскольку мы скорее плелись. Сейчас от нас требовали скорости, а проваливавшиеся в снег ноги отказывались ступать быстро. Сколько это все продолжалось - уже и не вспомню.
Лагерь нерберийцев промелькнул шумным становищем. Странное он оставлял впечатление: одновременно скопление врагов и родной язык в ушах, мелькающие в толпе полузнакомые люди, тычущие в тебя пальцами, остервенелые проклятья... я однажды присутствовал при подавлении крестьянского бунта под Эсталой. Очень похоже. Вчера - твои сородичи, сегодня - кровные враги.
Для нас уже приготовили загородки. Я не без злорадства опознал дерево, из которого их смастерили: бывшие части корпусов и такелажа галер и парусников нерберийского флота. Самая главная наша победа. Вернее, не наша - эйториев. Загородки представляли из себя большие ямы, точнее, углубления в земле, огороженные частоколом. В ограждении имелись прорехи, недостаточно широкие, чтобы ими можно было воспользоваться для побега, но вполне пригодные к тому, чтобы солдаты нерберийской армии могли с той стороны частокола над нами издеваться. Мы были открыты всему лагерю, равно как солнцу, ветру, дождю и снегу. Сами нерберийцы обосновались в палатках либо в утопленных в землю низких домах, сохранившихся от стоявшей здесь прежде деревушки. Нас развязали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});