Силовой блок загудел, наращивая мощность.
Профессор, сам себя ругая, впился глазами в бронированное стекло, за которым находился рубиновый кристалл. Лвин понимал, что глаз тут бесполезен, и это смотрение в стеклышко было лишь психологической слабостью. Лазерный луч отражался от граней кристалла и должен был зафиксировать его малейшие колебания. Если всё будет хорошо, то кристалл повернётся на ничтожный угол, но лазерный луч поймает любое микродвижение…
Профессор чертыхнулся и напомнил себе, что в установке ещё не смонтирован усилительный блок, и поэтому даже наносмещения кристалла не будет. Но всё равно таращился в окошко как нетерпеливый студент, наивно надеясь лишь на собственные глаза.
У бокового окна бокса стояла королева Николь и широко раскрытыми глазами тоже смотрела на кристалл.
Остальные сотрудники дежурили у приборов и экранов, отслеживая работу охлаждающих систем и мощности магнитного поля.
— Магнитное поле: девяносто процентов… — сказал молодой взволнованный голос.
Напряжение сгущалось: выйдет ли кристалл на рабочий режим? Это будет означать, что главная часть установка работоспособна и можно будет двигаться дальше — наращивая точность измерения наклонов лазерного луча, пытаясь получить максимум точности, а потом долго копить измерения, суммируя результаты за долгие месяцы и вылавливая реакцию кристалла, отличную от нуля.
— Поле девяносто пять процентов…
Шутники подвели сигнал от лазерного датчика на динамик, и теперь отклонение кристалла вызывало нежное пение, которое всем изрядно надоело за время тестов установки.
— Девяносто девять!
Вспыхнула лампочка — критическое поле достигнуто.
Вдруг динамик по-медвежьи рявкнул, и одновременно раздался звук выстрела.
Профессор отпрянул от бронированного стекла, покрывшегося густой паутиной трещин, и взревел:
— Что за дьявольщина!
Лвин попытался рассмотреть внутренность бокса, но через повреждённое стекло ему это не удалось. Тогда он перебежал к свободному окошку и увидел ужасную картину: кристалл сорвало с платиновой рамки и вбило в бронированное стекло. Оно потрескалось, а кристалл, росший в раскалённом автоклаве три месяца и стоивший целое состояние, разбился на мелкие кусочки, разбросанные по всей вакуумной камере.
— Что случилось?! Кто мне объяснит?! — крикнул взбешённый профессор. — Что за взрыв?!
— Не понимаю, — ошарашенно сказал старший помощник. — Все параметры в норме, даже вакуумная система сохраняет герметичность… Просто кристалл сорвало с крепления. Он полетел в том же направлении, в каком должен был лишь отклониться…
— В том же? — вдруг воскликнула королева Николь, о присутствии которой Лвин уже позабыл. — Тогда я знаю, что произошло!
— Вы? — сердито сказал профессор, который всё ещё не мог оторваться от кошмарного зрелища разбитого кристалла. — И что же, по вашему, произошло?!
А королева рассмеялась:
— Профессор, вы нашли свои волны! Просто они на много порядков сильнее, чем вы рассчитывали. Зато они как раз такие, как я думала. Поздравляю, профессор Лвин: вы стали первым лауреатом премии Эйнштейна, которую только что учредил Гринвич-центр. Она равна десяти миллионам долларов.
Поднялся невообразимый ор.
— А вы все… — Никки обратилась к группе Лвина, — получаете в качестве премии по годовому окладу.
От гвалта и криков задребезжали стены, а приборы нервно замигали индикаторами и заводили стрелками.
— Профессор, вы поставили рекорд! — влез фамильярный помощник. — Вы оторвали премию в десять нобелевок всего через минуту после открытия! Обычно такого события ждут десятилетиями!
Профессор всё ещё не мог поверить в то, что лежащие в боксе осколки кристалла означают нечто большее, чем неудачная проба установки.
Неужели волновой фон так силён! Боги космоса, это же совершенно фантастический результат… Да, королева что-то такое говорила о своих надеждах, но профессор не мог смотреть на неё иначе, как на умную, но очень юную девушку, малопонятные фантазии которой не имеют отношения к реальности.
Но кристалл, выломавший рамку крепления, взломал и старые предубеждения.
— Значит, усилитель больше не нужен? — профессор задал сам себе глупый вопрос.
— Нет, не нужен! — смеясь, подтвердила Никки. — А нужна миниатюризация установки и поиск для неё рабочего кристалла подешевле и попрочнее…
— Это уже не научная, а инженерная часть работы… — пробормотал профессор, всё ещё таращась в окошко бокса.
— Профессор, вы уже вышли за рамки чистой науки! — сказала Никки. — Вы совершили прорыв в будущее. Древняя энергия Вселенной станет новой кровью подуставшей человеческой цивилизации и изменит мир уже в ближайшие годы. И вы стоите у истока этих изменений!
Профессор отвернулся от разбитого прибора и улыбающейся королевы, устало добрёл до своего стола и сёл в кресло, совершенно обессиленный.
А кругом шумела молодёжь, пробки свежедоставленного шампанского били в потолок, кто-то сунул в руку профессора пузырящийся бокал, кто-то бесцеремонно тряс его за плечо, но он не реагировал, а смятённо и горько думал:
«Вот я и вписал свою строчку… Вот и вписал… Что бы не говорила королева, но дальше пойдут другие — молодые, практичные… А моя дистанция закончилась… Я долго бежал, и меня чествуют как победителя, но только я понимаю, что победа — это конец, разорванная финишная ленточка… Точка, где жизнь превращается в строчку… в последнюю строчку…»
Королевские обязанности Никки росли как ком, катящийся в тёплом, липком снегу, и ей всё реже удавалось погулять с Джерри в лесу или парке. Юноша расстраивался, но ничего не мог поделать. И в этот раз он в одиночестве отправился в лес подышать свежим воздухом. Парка он стал избегать после памятного разговора с Элизой. В лесу спокойнее, там можно было найти совершенно укромные места. Джерри взял с собой лаптоп, чтобы поработать с книгой отца, и зашагал в дальний уголок леса, незаметно оглядываясь для надёжности, что его никто не видит.
На дорожке лежали косые утренние тени. Рассвет совсем недавно сменил двухнедельную лунную ночь, и птицы без устали пересвистывались в кронах деревьев радостной новостью о долгожданном восходе солнца.
Джерри с наслаждением вдыхал густой аромат прелой старой хвои, перебиваемый струями острого запаха молодой зелени. Иногда дорожка выбегала на небольшие солнечные полянки, и в лицо веял горячий ягодный дух.
У мшистого соснового пня юноша обернулся. Вокруг никого не было, лишь в луче света танцевала оранжевая бабочка. Юноша сошёл с тропы и двинулся прямо в гущу кустов. Через пару минут он вышел на знакомую полянку, окружённую зелёно-голубой колорадской елью. Полянка отличалась от десятка других подобных лишь хаосом крупных камней посередине. Две плиты образовывали что-то вроде кресла; Джерри с удовольствием устроился на камнях, положил голову на тёплый шероховатый монолит и вытянул ноги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});