только когда она начала шевелиться. Ему не говорила, но однажды ночью, когда он гладил мое тело, его рука замерла на животе. Откинув одеяло, муж зажег светильник и долго молча смотрел на раздавшуюся в стороны талию. Потом укутал меня одеялом, погасил лампадку и лег рядом, осторожно накрыв мой живот рукой.
Роды я приняла у себя сама – днем, когда мужа дома не было. Столько раз видела, как корчится мать, производя на свет очередной комок орущей красной плоти, да и козам помогала разрешиться от бремени – ничего сложного, все то же самое. Было очень больно, но все прошло хорошо. Всего несколько часов спустя с первых схваток малышка уже лежала у меня на руках.
Маленькая куколка с белоснежной кожей, она вовсе не была похожа на шмат мяса, как мои младшие братья. Зеленые глаза сверкали, как огромные изумруды, что хранились у мужа в сундуке. Пухлый ротик чмокал, ища грудь. Пальчики, такие тонкие, почти прозрачные – видно было каждую жилку, крепко сжали прядь моих волос.
Потрясенно глядя на нее, я поняла, что это моя дочь. Любовь захлестнула меня с такой силой, что слезы хлынули из глаз. Все, что было до этого, подернулось мутной пленкой. Оно не имело никакого значения. У меня на руках лежал краеугольный камень моей новой жизни, мой смысл, мой светоч во тьме. Моя девочка.
Я крепко прижала ее к себе. У нее будет совсем другая жизнь! Не допущу, чтобы она плакала от голода, потому что у нее отняли кусок хлеба! Никому не позволю ударить! Она вырастет в любви и заботе! Сама выберет себе мужа и будет любима им! С ней никогда не случится такого, как со мной!
Я очнулась лишь вечером, когда хлопнула дверь и муж вошел в дом. Сначала он молча смотрел на нас, потом подошел ближе и одним пальцем раскидал в стороны покрывало, чтобы увидеть тельце ребенка.
– Да, девочка! – я с вызовом посмотрела на него.
– Дай.
– Нет! – руки сами по себе крепко прижали малышку к набухшей груди, переполненной молоком.
– Дай.
– Нет!
– Задушишь ведь! – мужчина силой вырвал у меня драгоценный сверток, полыхнув глазами.
– Отдай! – слезы вновь полились по щекам, ужас наполнил сердце. – Не убивай ее, умоляю! Я рожу тебе сына, обещаю! Следующим будет сын! – рыдания перехватили горло.
– Тихо. – Он сел на кровать рядом со мной, не отводя глаз с личика нашей дочери. – Лилиана спит. – впервые я видела улыбку на его лице. И такую всепоглощающую нежность.
Как и обещала, я родила ему сына, Якоба. Его он тоже любил, но первенец, Лилиана, занимала особое место и в его сердце, и в моем. Частенько мне даже приходилось ревновать ее к мужу. Девочка тянулась к нему, словно цветочек к солнышку, смотрела с таким обожанием, каким никогда не удостаивала меня. Смышленая малышка сияла неземным светом, ее красота расцветала с каждым днем. Мы были безоблачно счастливы, жили в маленьком раю. Но потом пришло время расплаты – потому что мстительный Бог никому не позволит творить рай на земле.
В тот день к нам в дом пришел мужчина. Тоже высокий и очень красивый, сильный. Муж вышел с ним на улицу, а когда вернулся домой, был бледнее молока. Лилиана привычно обняла его. Он крепко сжал ее руками, по лицу заструились слезы. Но сколько я ни молила, мне он ничего не сказал.
На следующий день я проследила за ним. И узнала всю правду. Мой муж – Отступник. Ангел Смерти, не устоявший перед искушениями человеческой жизни. Предавший Бога. Наши дети – мерзость в глазах Всевышнего отца. Наши прекрасные, красивые, умные, не совершившие ничего дурного дети должны были быть убиты кинжалом, что дал Господь, во искупление грехов мужа. Я не могла этого допустить. Не бывать тому! Любой ценой. Пусть умрут другие дети, лишь бы не мои. Любая мать меня поймет.
Я выкупила их у родителей за кошель золотых монет, сказав, что беру в услужение. Темноволосая высокая девочка и голубоглазый мальчуган. Очень похожие на моих Лилиану и Якоба. Пока вела детей на гору, сердце выгорело дотла от боли. Но выбора мне не оставили.
Первым я убила мальчика. Девочка слишком уж напоминала мне дочь. Когда кинжал взмыл вверх, чтобы все же пронзить ее сердце, мою руку перехватил муж. В его глазах плескался ужас из-за содеянного мной. Плача, он говорил, что Бог накажет меня за попытку обмана, что заплатить придется жизнью. Мне было наплевать. Я убежала от него, схватила детей и увела в пещеры. Может, хоть там его мстительный жестокий Бог нас не найдет.
Всю ночь бушевала страшная гроза, не припомню такой. Мы плакали от страха, обнимая друг друга. К утру непогода стихла, меня сморил сон. Когда я проснулась, муж стоял надо мной, держа Лилиану за руку. Она дождалась, когда я усну, и привела его. Девчонка всегда любила отца сильнее, а меня и не замечала. Ведь она – дочь Ангела, а я – лишь простая смертная, утроба, что выносила ее, мой срок короток, а у них с отцом и братом впереди вечность.
– Со мной делай, что хочешь. – Я поднялась на ноги. – Но пощади детей, умоляю! – муж обнял меня. Крепко, как никогда раньше. И, прежде чем я поняла, что мужчина хочет сделать, он воткнул в мое сердце кинжал.
Но на этом мои мучения не закончились. Наоборот, только начались. Оказалось, муж переплавил тот клинок, которым должен был убить наших детей, добавил в него свое сердце и кость от ребра. Пронзив им мое сердце, он сделал меня исчадием ада – бессмертной убийцей. Теперь, чтобы жить, мне нужно было отнимать души у людей.
Сначала я решила, что никогда не буду этого делать. На тот момент для меня самым важным было то, что Лилиана и Якоб живы. Убитого мной мальчика Бог вернул к жизни, даровав его роду право убивать санклитов. Девочка же получила право вести хроники.
Санклитами отныне называли моих детей. Господь внял мольбам Ангела Смерти, согласился пощадить их, но проклял – чтобы жить, они должны были отнимать жизнь у людей. Как и все их потомки. Эта участь страшнее смерти – я поняла это, когда меня обуял Голод. Моя жизнь кончилась, когда кинжал вошел в сердце. Теперь нужна была чужая. Сопротивляться мне удалось недолго – когда боль стала непереносимой, я,