Что автор такого рассуждения может быть крупным физиком, это допустимо. Но совершенно бесспорно, что брать его всерьез, как философа, могут только Ворошиловы-Юшкевичи. Объявили материализм разрушенным «теорией», которая при первом же натиске фидеизма спасается под крылышко материализма! Ибо это чистейший материализм, если вы считаете, что ощущения вызываются в нас реальными предметами и что «вера» в объективность науки такова же, как «вера» в объективное существование внешних предметов.
«…Можно сказать, например, что эфир имеет не меньше реальности, чем какое угодно внешнее тело» (270).
Какой бы шум подняли махисты, если бы это сказал материалист! Сколько бы тут было беззубых острот насчет «эфирного материализма» и т. п. Но основоположник новейшего эмпириосимволизма через пять страниц уже вещает: «Все, что́ есть мысль, есть чистое ничто; ибо мы не можем мыслить ничего, кроме мысли» (276). Ошибаетесь, г. Пуанкаре: ваши произведения доказывают, что есть люди, которые могут мыслить только бессмыслицу. К числу этих людей принадлежит известный путаник Жорж Сорель, который утверждает, что «две первые части» книги Пуанкаре о ценности науки «написаны в духе Леруа» и что поэтому обоим этим философам можно «помириться» на следующем: попытка установить тождество между наукой и миром есть иллюзия, не нужно ставить вопроса о том, может ли наука познавать природу, достаточно соответствия науки с нами создаваемыми механизмами (Georges Sorel: «Les préoccupations métaphysiques des physiciens modernes», P., 1907, p. 77, 80, 81[184]).
Но если «философию» Пуанкаре достаточно только отметить и пройти мимо, то на сочинении А. Рея необходимо подробно остановиться. Мы уже указали, что два основные направления в современной физике, которые Рей называет «концептуалистским» и «неомеханистским», сводятся к различию идеалистической и материалистической гносеологии. Мы должны посмотреть теперь, как позитивист Рей решает задачу, диаметрально противоположную задаче спиритуалиста Дж. Уорда, идеалистов Г. Когена и Э. Гартмана, именно: не подхватить философских ошибок новой физики, уклона ее в сторону идеализма, а исправить эти ошибки, доказать незаконность идеалистических (и фидеистических) выводов из новой физики.
Через все сочинение А. Рея красной нитью проходит признание того факта, что за новую теорию физики «концептуалистов» (махистов) ухватился фидеизм (стр. II, 17, 220, 362 и др.) и «философский идеализм» (200), скептицизм относительно прав разума и прав науки (210, 220), субъективизм (311) и т. д. И поэтому центром своей работы А. Рей берет совершенно правильно разбор «мнений физиков относительно объективной ценности физики» (3).
Каковы же результаты этого разбора?
Берем основное понятие, понятие опыта. Рей уверяет, что субъективистское толкование Маха (будем брать его для простоты и краткости за представителя той школы, которую Рей называет концептуалистской) – одно недоразумение. Правда, к числу «главных новых черт философии конца XIX века» принадлежит то, что «эмпиризм, все более тонкий, все более богатый оттенками, приводит к фидеизму, к признанию главенства веры, – эмпиризм, который некогда был великим оружием в борьбе скептицизма против утверждений метафизики. Не произошло ли это потому, что, в сущности, путем незаметных нюансов, мало-помалу, извратили реальный смысл слова «опыт»? На самом деле, опыт, если взять его в его условиях существования, в той экспериментальной науке, которая определяет его и полирует, – опыт ведет нас к необходимости и к истине» (398). Несомненно, что весь махизм, в широком смысле этого слова, есть не что иное, как извращение путем незаметных нюансов реального смысла слова «опыт»! Но как же исправляет это извращение Рей, обвиняющий в извращении только фидеистов, а не самого Маха? Слушайте: «Опыт, по обычному определению, есть познание объекта. В физической науке это определение более уместно, чем где бы то ни было… Опыт есть то, над чем наш ум не властен, чего не могут изменить наши желания, наша воля, – то, что дано, чего мы не создаем. Опыт есть объект перед (en face du) субъектом» (314).
Вот вам образчик защиты махизма Реем! Как гениально прозорлив был Энгельс, охарактеризовавший новейший тип сторонников философского агностицизма и феноменализма кличкой: «стыдливые материалисты». Позитивист и ярый феноменалист, Рей – превосходный экземпляр этого типа. Если опыт есть «познание объекта», если «опыт есть объект перед субъектом», если опыт состоит в том, что «нечто внешнее (quelque chose du dehors) существует и существует необходимо» (se pose et en se posant s'impose, p. 324), – то это, очевидно, сводится к материализму! Феноменализм Рея, его усерднейшее подчеркивание, что нет ничего кроме ощущений, что объективное есть общезначимое и пр. и т. п., – это все фиговый листочек, пустое словесное прикрытие материализма, раз нам говорят:
«Объективно то, что́ дано нам извне, навязано (imposé) опытом; то, чего мы не производим, что́ произведено независимо от нас и что в некоторой степени производит нас» (320). Рей защищает «концептуализм», уничтожая концептуализм! Опровержение идеалистических выводов из махизма достигается только тем, что махизм истолковывается в смысле стыдливого материализма. Признавши сам различие двух направлений в современной физике, Рей трудится в поте лица своего над тем, чтобы стереть все различия в пользу материалистического направления. Например, относительно школы неомеханизма Рей говорит, что она не допускает «ни малейшего сомнения, ни малейшей неуверенности» в вопросе об объективности физики (237): «здесь (т. е. на почве учений этой школы) вы далеки от всех тех обходных путей, через которые вы были вынуждены пройти с точки зрения других теорий физики, чтобы прийти к утверждению этой объективности».
Вот эти-то «обходные пути» махизма и прикрывает Рей, набрасывает на них флер во всем своем изложении. Основная черта материализма – именно та, что он исходит из объективности науки, из признания объективной реальности, отражаемой наукою, тогда как идеализм нуждается в «обходных путях», чтобы «вывести» объективность так или иначе из духа, сознания, из «психического». «Неомеханистская (т. е. господствующая) школа в физике, – пишет Рей, – верит в реальность физической теории в том же смысле, в каком человечество верит в реальность внешнего мира» (р. 234, § 22: тезис). Для этой школы «теория хочет быть снимком (le décalque) с объекта» (235).
Справедливо. И эта основная черта «неомеханистской» школы есть не что иное, как основа материалистической гносеологии. Никакие отречения Рея от материалистов, никакие уверения его, что неомеханисты тоже, в сущности, феноменалисты и т. п., не могут ослабить этого коренного факта. Суть различия неомеханистов (материалистов более или менее стыдливых) и махистов в том и состоит, что последние отступают от такой теории познания и, отступая от нее, неизбежно оступаются в фидеизм.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});