Благодаря этой награде она поняла, что вовсе не обязана являться на студию каждый день. Она – крупнейшая звезда Голливуда, и «Оскар» – свидетельство тому. Раз она плохо спала, то пошли они все к чертовой матери! Она – Нили О’Хара! И если она поправится на несколько фунтов от черной икры
– пошли они туда же! Неделя уйдет на то, чтобы сбросить этот вес – ну и что?! Картины с ее участием приносят целые состояния…
Нили сидела в бунгало киностудии и вся дрожала. За последние пять недель она уже третий раз не выдерживает темпа съемок. Будь проклят этот Джонс Стайкс. Он может быть величайшим режиссером в мире, но в этой картине он просто мучает ее. Она сорвала накладные ресницы и резкими движениями стала наносить на лицо крем.
– Миссис О’Хара, не надо! Ведь чтобы наложить грим заново, уйдет целый час, – взмолилась гримерша.
– На сегодня хватит, – мрачно ответила она, удаляя румяна.
– Но мы же выбиваемся из графика…
– «Мы»? – повернулась к ней Нили. – Откуда ты-то взяла это «мы»? Боже! Теперь, похоже, все на свете считают, что занимаются шоу-бизнесом!
В дверь постучали. Вошел Джон Стайкс. Его грубоватое обветренное лицо было по-своему красиво.
– Давай, Нили, пошли. – Она заметила его отчаяние при виде ее разгримированного лица.
– Нет, приятель, на сегодня хватит! – злорадно усмехнулась она. Он сел.
– Ладно. Уже три часа. Закончим сегодня пораньше.
– Только учти, с последним дублем я не согласна, – рявкнула она.
– А что там такого?
– Сам прекрасно знаешь, черт возьми. Крупным планом давались одни только наши ноги.
– Нили, но ведь студия платит Чаку Мартину пятьдесят тысяч за один этот танец с тобой. Он великий танцор. Что же нам давать крупным планом? Его уши?
– Нет, черт побери, – меня! Мою фигуру, потому что моим ногам не угнаться за ним. Я танцую не настолько хорошо.
– Не верю ушам своим, – сказал он с иронией. – Хочешь сказать, ты действительно можешь отважиться и признать, что на свете существует кто-то более талантливый, чем ты?
– Послушай, Чак Мартин танцует в бродвейских шоу уже тридцать лет. Но это все, что он умеет – танцевать. Он в отцы мне годится. Мне же всего двадцать пять лет, но я могу и петь, и танцевать, и играть роли. Но лучше всего – петь и играть. Если взять пение, никто со мной не сравнится. Никто! А в танце – да, я не Джинджер Роджерс и не Элеонора Пауэлл. Но единственное, что умеет делать Чак Мартин – это танцевать. Здесь он почти равен самому Астору. Но разве это основание для того, чтобы я рядом с ним выглядела плохо?
– Раз уж ты признаешь, что он настолько хорош, то почему бы нам не дать его ноги крупным планом?
– Потому что эта картина – моя. Это то, чему я научилась в своем первом бродвейском шоу, причем у профессионала. Никто не имеет права вить себе гнездышко на дереве моего таланта. Да и потом, послушай, кому вообще нужен этот Чак Мартин? Во всех моих картинах со мной танцевали просто парни из кордебалета.
– Чака выбрал сам Шеф. – Джон Стайкс закурил, Нили тоже взяла сигарету. – С каких это пор ты стала курить?
– С того самого дня, когда получила развод. Обнаружила, что когда куришь, меньше хочется есть.
– Это вредно для голоса, Нили.
– Я курю всего десять сигарет в день. – Она глубоко затянулась. – Ну что, значит, договорились? Режиссер посмотрел на гримершу.
– Нили, могли бы мы поговорить с глазу на глаз?
– Конечно. – Она знаком показала гримерше, что та может идти. – На сегодня ты свободна, Ширли. Приедешь завтра в семь.
Когда они остались наедине, Джон улыбнулся.
– Рад, что ты не намерена бить баклуши.
– Ас какой это стати? Вот и ты, посиди-ка сегодня вечерком подольше и подумай, как отснять эту сцену так, чтобы в ней выделялась я, а не ноги Чака Мартина.
– Нили, тебе никогда не приходило в голову, почему Шеф не поставил в пару с тобой какого-нибудь мальчика из кордебалета?
– Ясное дело. Телевидение! Сейчас все в панике. Но меня это не волнует. Если Шеф считает, что участие Чака Мартина и лишние пятьдесят тысяч гонорара помогут нам обставить телевидение, это его дело. Только не за счет моего экранного времени.
– Нили, но два твоих последних фильма оказались убыточными.
– Да полно! Я же читала в «Варьете», видела итоговые суммы. Страшные деньги! Моя последняя картина принесла четыре миллиона, а ведь она еще не шла в Европе.
– Но на ее производство ушло шесть миллионов.
– Ну и что? В «Варьете» писали, что моя картина займет в этом году первое место по кассовым сборам.
– Конечно. И студия заработала бы на ней кучу денег, если бы на ее производство ушло два с половиной миллиона, как было запланировано. Просто студия держит истинную сумму в секрете… пока. Никто еще и слыхом не слыхивал, что картина вообще может стоить таких денег. Шеф боится, что об этом пронюхают газеты. Держатели его акций сразу же созовут срочное совещание, и тогда ему придется держать ответ за эту картину. Та, первая, убытки принесла небольшие, но уж эта последняя… знаешь, дорогая, еще ни одна картина не обходилась в шесть миллионов.
– У меня был грипп. Ничего не поделаешь, болезнь.
– Нили, ты не являлась на съемки целых десять дней из-за этих снотворных пилюль.
– А потом у меня был грипп.
– Не я ставил ту картину, но факты мне известны. Ты пьянствовала и не соблюдала диету… Ну хорошо, ты выбилась из колеи и заболела. Но ведь когда ты выздоровела, потребовалось три недели, чтобы согнать с тебя лишний вес. И все равно в тебе было на десять фунтов больше, так что все костюмы пришлось переделывать.
– Ладно! Я была не в себе. В ту неделю нас наконец развели. И слег Сэм Берне, мой любимый оператор. А я ни за что не буду работать без Сэма. И никаких лишних десяти фунтов во мне не было. Я весила всего девяносто восемь [48]. Но костюмы были сшиты так отвратительно, что я смотрелась в них толстой и неуклюжей… – Она осеклась и напустилась на него. – Да, кстати. Пусть мне дадут другого модельера. Костюмы гадкие. Тэд никогда бы не позволил мне надевать такое дерьмо.
– Но Элен Смолл получила девять наград Академии.
– Вот и пусть шьет одежду для своих «Оскаров», а не для меня.
– Нили, ты мне нравишься. Потому я и говорю с тобой, а не с Шефом. Я никому не скажу, что сегодня ты прервала съемки и ушла. Да он, конечно, узнает, что я отпустил всех так рано, но я скажу ему, что мы отсняли этот эпизод раньше, чем рассчитывали, и что приступать к следующему было уже поздно. Но как долго, по-твоему, он будет мириться с этим?
– С чем именно?
– С твоими уходами когда вздумается, с твоими причудами…
– Я так упорно работала и стала звездой не затем, чтобы потом беспокоиться о вывеске. Раз ты звезда, пусть о тебе другие побеспокоятся, ты этого стоишь. Я научилась этому у Элен Лоусон.