работы с коробочками готовой еды. Глаза непроизвольно наполнились непролитыми слезами.
— Я знаю, но…, - бросила быстрый взгляд через плечо на дочурку, — я теперь стараюсь готовить сама с появлением Насти. Одно дело, когда взрослые едят всё подряд. Другое дело — ребёнок. Может быть я зря паникую на ровном месте, но всё равно стараюсь, как могу давать ей домашнюю еду.
— Хм, согласен. Об этом я как-то не подумал, — Игорь легко и спокойно признал мою правоту, повергнув меня тем самым в новый виток внутренних смятений. «По-моему, у тебя сейчас самый натуральный разрыв шаблона Жанна», — ехидный внутренний голос вставил свои пять копеек.
— Ты ездила сегодня на работу? — прозвучал неожиданный вопрос.
— Да, после больничного с Настей, у меня накопилось много рабочих дел. — Игорь в ответ ничего не сказал, а я отвлеклась на раскладывание готовой еды по тарелкам, поэтому мгновенно забыла о странном вопросе.
После ужина Игорь с Настей ожидаемо занялись совместными играми, я же получила возможность вновь погрузиться в работу. И присутствие Игоря, что удивительно, только помогло мне в этом. Во-первых, я абсолютно забыла о злополучном конверте с судебным письмом, что так неудачно отвлекал меня утром. А во-вторых, Игорь взял на себя ответственность за дочкин досуг, тем самым дав мне немного свободного времени, которое я поспешила использовать с пользой для работы.
Я настолько погрузилась в дела, что очнулась, только когда Игорь чмокнул меня в макушку со словами: «Я сам уложу дочь, работай спокойно». В смятении провела ладонью по волосам, где мгновение назад ощутила тёплое прикосновение, мазнувшее лёгким пёрышком. В горле застрял комок. Я тряхнула головой и вновь погрузилась в работу, торопясь закончить как можно больше, пока выдалась такая возможность. Второй раз из рабочего омута меня выдернула кружка горячего чая, заботливо поставленная Игорем на незанятый бумагами островок стола. Я усмехнулась с предвкушением. Неужели кто-то решил за мной поухаживать? Ну-ну, посмотрим, поглядим.
Сохранив все наработки в ноутбуке, опустила крышку экрана и потянулась до хруста.
— Садись рядом, — услышала мужской голос. Обернувшись, увидела Игоря, расслаблено откинувшегося на спинку дивана. Прихватив горячий чай, последовала совету.
— Всё сделала?
— Не всё, но многое, спасибо.
— Не благодари, — неожиданно голос Игоря заледенел, — это моя обязанность как отца, во-первых. А во-вторых, мне это в удовольствие.
Я решила промолчать, опасаясь вновь неосторожным словом вызвать мужское раздражение. И уткнулась в кружку с чаем. Но от следующего высказывания ледяной кол застрял где-то внутри меня.
— Жанна ты только не пугайся заранее и не паникуй. Это нужно для судебного процесса. Как официальный опекун ты должна дать согласие на забор биологического материала Настеньки. Это не так страшно на самом деле, как звучит. Мы все вместе проедем в официальную лабораторию, где у меня и у Насти возьмут образцы слюны на анализ ДНК.
Игорь что-то говорил, а в моей голове звучало набатом «суд, суд, суд». По решению суда Игорь станет отцом, а меня выбросят как ненужную тряпку из жизни моей малышки. Это всё, о чём я могла думать. Дыхание застряло где-то в груди, воздух перестал поступать в лёгкие, перед глазами мутная пелена. Мужской смазанный силуэт суетился рядом со мной, но в голове стучало только одно: «суд, суд…». Горячие руки расцепили мои заледеневшие пальцы, сжимающие кружку, и затем стиснули до хруста. Я вздрогнула от неожиданной боли.
— Жанна слушай меня и дыши. Вдох — выдох, давай малышка, вдох и выдох.
Я послушно шла за любимым мужским голосом. Вдох-выдох, выдох-выдох…. Спустя несколько минут я осознала себя всё также сидящей на диване, а Игорь сидел на пятках перед моими коленями, стиснув мои ладони в своих руках. Его лицо было напряжённым, но на губах играла полуулыбка.
— И чего ты опять распереживалась глупышка?
— Игорь будет суд да? Меня лишат прав? — губы предательски задрожали. Но Игорь моментально пресёк зарождавшуюся истерику.
— Ну, сколько можно? Я же говорил тебе, что не собираюсь вас разлучать. Неужели так сложно поверить. Я чувствую себя каким-то монстром, ей Богу.
— Прости. Это всё слишком… для меня. Я устала. От неопределённости, от выяснения отношений, от каких-то вечных трудностей и проблем.
Игорь неожиданно отстранился от меня, от него мигом повеяло холодом. Не надо быть Нострадамусом, чтобы понять — мои последние слова отчего-то задели мужчину, причём сильно задели. Я почувствовала неловкость и вину. Наверно я в конец надоела ему со своими страхами потери ребёнка, но это сильнее меня. Я что теперь ещё должна бесконечно извиняться за свои чувства, как провинившаяся школьница? Раздражение не заставило себя ждать.
— Извини Игорь. Я понимаю твои отцовские чувства и желание как можно скорее узаконить твои права на дочь. Но и ты пойми, что ты получаешь дочку, а во мне страх её потери. Это несколько разные весовые категории.
— Да что ты говоришь Жанночка! — Игорь поднял голос, и я поняла, что мы оба достигли крайней точки кипения. Видимо сегодня, мы узнаем друг о друге всё, что хотели и наверняка даже больше.
— Ты же у нас главная страдалица всех времён и народов, великомученица. А я всего лишь как ты сказала однажды… эгоистичный и ненадёжный недомужик, так, кажется?
Я поморщилась. Естественно я не считаю его таковым, но оснований для предъявления претензий в его адрес у меня достаточно.
— Ты зациклилась на своём вечном нытье. Все кругом тебя обижают, не любят, обманывают и так далее следуя твоему, уверен, достаточно длинному списку. Но Жанна, мир не вертится вокруг тебя одной. Другие люди к твоему сведению тоже что-то чувствуют, как-то живут, временами приспосабливаясь и подстраиваясь под окружающий мир. И надо же, как чудно, но все люди ошибаются Жанна! Не родился ещё тот безгрешный святой. Каждый человек Жанна, каждый, и ты не исключение, совершил в своей жизни немало поступков, о которых потом приходилось сожалеть. Ну что? Я не прав?
Каждое произнесённое Игорем слово било наотмашь. Хлестало по щекам. Я сидела с прямой, словно палка спиной и молча, принимала все словесные удары.
— Конечно прав, — мой голос осип.
— Тогда почему ты считаешь, что страдать приходится только тебе? И все вокруг тебя вынуждены ходить побитыми собаками? Неужели я или твоя мать, или, прости заранее Лиля, настолько сильно провинились перед тобой, что теперь всю жизнь будем отбывать наказание? Разве твоя мать мало сделала для тебя, что ты так легко и просто записала её во враги? Неужто я или Лиля причиняли тебе одну лишь боль или намеренно заставляли страдать? Будто между нами с тобой и вовсе не было ничего