— Кормовая, — Игорь открыл на ходу багажник и скатился внутрь. Закон притяжения перенес его действия стоически. — И вообще, что за р-разговорчики на палубе? За нами хвост. Поднажмите, отче!
— Ты наш закрой!
Хвост действительно имелся — типично бандитский «паджеро». Внедорожник, машина, которая застрянет там, куда прочие просто не доедут.
Один хвост — это вполне терпимо. Беда в том, что они и так уже привлекли внимание массы народу, а полиция в таких случаях ждет морковкина заговенья только в кино.
Впрочем, Десперадо уже реагировал. Из-под сиденья появилась бесконечная пушка — та самая, с которой Десперадо их встречал, «штайр». Лучан встал на колени на заднее сиденье, упёрся локтями в багажник, прицелился и выстрелил. Один раз.
Машина преследователей вильнула в сторону, потом в другую — и, развернувшись дважды юзом, влетела в витрину какого-то закрытого по ночному времени магазина. Сработала сигнализация, на вой и звон начал зажигаться свет в окнах, подлетевший снитч дважды мигнул вспышкой — но, как обычно, глупая автоматика пропустила машину, с которой все было в порядке, и полетела к машине, которая торчала в витрине. Кен уже свернул на другую улицу и рванул по мосту через Одру.
— И что, он так и будет маячить наверху до самой Германии? — недовольно прорычал Хеллбой.
— Нет. Мы сейчас нырнём в посадку, тебя засунем в багажник, а его — на твое место, — спокойно ответил Эней. — И почему ты решил, что мы едем в Германию?
— Мать твою, парень, — Хеллбой задрал свои львиные брови чуть не до линии волос. — Если бы мы ехали от германской границы в другую сторону — я бы решил, что мы едем в Гданьск. А мы едем через Одру — стало быть, через десять минут будем в Германии.
— Десять минут, — наставительно сказал Игорь сверху, — это много. Этого хватит даже до канадской границы, а нам туда не надо. Ван Хельсинг, если я схвачу бронхит, я его впишу в счёт.
— А я думал, спляшешь на радостях, — Эней потер вспухающий синяк на подбородке, подарок от Грозы. — Держись там крепче. Костя, сворачивай.
Машина свернула в лесополосу, Игорь приник к багажнику, распластавшись всем телом.
Костя заехал в посадку, машину затрясло — нежный аппарат был приспособлен для езды по дорогам, поправка, по хорошим дорогам. Если бы Кен не отключил бортовой компьютер, он бы сейчас услышал о себе массу нелестного.
— Приехали, — сказал Костя, останавливая машину напротив загнанного задком в кусты «фарцедудера».
— Ну, здравствуйте, — Хеллбой вышел из машины, огляделся. — А где Михал? Анджей, тебя что, не он послал?
— Михал погиб, — сказал Эней.
* * *
По Ростбифу и Пеликану устроили самую настоящую языческую тризну. Самогонка лилась ручьём, пиво — рекой, Десперадо играл на гитаре, Мэй — удивительно красиво — на флейте. Вернувшихся из Клайпеды гоблинов Игорь взял на себя и в очень короткие сроки уложил под стол, сымпровизированный из канатных бухт и досок.
Он восхищался Энеем как организатором. Попойка была идеальным мероприятием для того, чтобы примирить Хеллбоя и Стаха, успокоить новичков, впервые побывавших на акции, особенно Антона, и спаять их окончательно с останками группы Каспера и группы Ростбифа, похоронив на поминках «ярлов» свое прошлое.
Тут он впервые и услышал частично знакомую ему по вокзалу в Золочеве песню про виски в исполнении трио Эней-Хеллбой-Стах. И как-то сами собой на ум пришли слова для русского перевода:
Жизнь одна и смерть одна,Лишь дурак не пьёт до дна.Джонни Уокер, братец наш,Взял весь мир на абордаж.
Минут через пять он обнаружил, что стол уже поет по-русски. Причем ведет он. Алкоголь на него по-прежнему толком не действовал. Согревал, но не пьянил. А вот эмоции…
Но даже эмоций Стаху не хватило, чтобы перепить Игоря. Подобно настоящему языческому витязю, он ввязался в безнадёжное состязание и пал.
Наутро алкогольный токсикоз удерживал всех насельников пансионата в горизонтальном положении почти до полудня. Полуочнувшийся Игорь бродил от домика к домику с холодным пивом и ведром, повторяя:
— Ничто так не сближает, как совместное похмелье.
Покончив с делами милосердия (все облагодетельствованные, включая гоблинов, вернулись в то же горизонтальное положение), Игорь несколько заскучал. Делать было совершенно нечего, ибо все намеченные ранее дела были коллективными, а коллектив валялся, сражённый Ивашкой Хмельницким.
Обычно люди в таких ситуациях берут что-нибудь почитать на сон грядущий (тем паче что Игорь намеревался отвоевать у этого сна ещё десять минут и довести таким образом порог бодрствования до 11 утра). Но читать оказалось нечего: чердак Стаха завален был древними польскими книгами, рассыпающимися по страницам, и у Игоря начисто отсутствовала охота браться за то, что запросто может оказаться тремя-четырьмя текстами сразу.
Тут он вспомнил, что на планшетке Антона есть часть личной библиотеки Энея. Похмельный Антон не возражал. Игорь залёг, устроил планшетку поудобнее на пузе и принялся перебирать файлы.
Через какое-то время он начал пофыркивать. Потом — всхрапывать. Потом откровенно заржал.
— Ты чего? — спросил вялым голосом Антон. Игорь в ответ зачитал:
— З ним бендзешь шченшливша, дужо шченшливша бендзешь з ним. Я цуж — влученга, неспокойны дух, зе мноу можна тылько пуйшчь на вржосовиско и запомниць вшистко… Яка эпока, який рок, який месьонц — он что, весь календарь перечисляет?[62]
— Их ферштее зи нихьт, — пробормотал Антон.
— С ним будешь счастливей, много счастливей будешь с ним… Что я — бродяга, неспокойный дух, со мной можно только пойти… как ето скасать по-рюсски, доннерветтер… Вржоск — это, естественно, вереск. Вржосовиско — это место, где растет вереск. Более точных аналогов не знаю. Короче, туда можно пойти — и забыть все: какая эпоха, какой век, какой год, какой месяц, какой день, какой час… начнется, стало быть, и закончится…
— А что смешного? — не понял Антон.
— Смешно то, что это стихи.
— Ну? — Антон заинтересовался настолько, что даже приподнялся. — Слушай, а где ты так здорово научился по-польски?
— Кто знает хотя бы три славянских языка — тот, считай, что знает все. Но что это стихи — ещё не самый тыц. Самый тыц состоит в том, что это, скорее всего, стихи нашего командора.
— Иди ты? — Антон аж вскочил — и тут же схватился руками за голову. — А почитай что-нибудь ещё.
— Енщче здожими таньо вынаёнчь мало мансарде,
з окнем на жеке, люб теж на парк.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});