До темноты он успел провернуть еще кое-какие делишки, потом с наслаждением отмылся в горячей воде и отправился наверх.
– Я уже и не чаяла увидеть тебя сегодня, – встретила его Мария-Антония. В точности, как сварливая жена, восхитился Генри.
– Ну, вот он я… – он невольно замялся на пороге, не зная, что сказать.
– Что случилось? – тихо спросила девушка. – Я думала, что не дождусь. Собиралась уже дать знать на ферму…
Монтроз вздохнул, улыбнулся. Пересказал всё то же, что говорил ей, спящей, только с большими подробностями – те сами словно всплывали в его памяти.
– Хорошо, что не потащилась одна на ферму, – сказал он в заключение. – Приметно. Я придумал кое-что получше.
– И что же?
– Завтра увидишь, – заверил Генри и сел на коврик у кровати. – Я буду спать тут, только кинь мне одну подушку.
– Не дури, Генри Монтроз, – сказала принцесса. – Ты будешь спать рядом со мной. И если бы ты знал, какого я натерпелась страху, пока тебя не было…
«Верно, заклятие! – выругал себя он. – Ведь помнил же!»
– Прости, – сказал он покаянно. – Я ведь не нарочно.
– А я тебя и не виню, – ответила девушка. – Я просто говорю, что было. И что будет.
– За что люблю тебя, – сообщил Генри, скидывая сапоги и забираясь на кровать, – так это за определенность суждений. Ты вот скажи… ну, например, тебе какой цвет больше всего нравится?
– Синий, – помедлив, ответила принцесса.
– Какой именно синий? Кобальтовый, лазурный, еще какой?
– Не знаю, – удивилась она. – Просто синий. Как небо. А почему ты спрашиваешь?
– Да так… – Генри вытянулся на спине. – Тебе бы мужчиной родиться. Для меня тоже есть только один синий цвет. Как небо. А для девиц – сто оттенков! Я и названий всех не знаю…
– У неба тоже тысячи оттенков, – серьезно сказала девушка. – Но цвет один – синий.
Он не ответил, только кивнул, зная, что она почувствует его движение. Если бы не задание… Если бы она не была принцессой… Если бы…
– Генри, что с тобой? – его виска коснулись прохладные пальцы.
– Ничего. Устал, – криво улыбнулся он. – Мне бы выспаться, и я буду прежним!
«Я никогда не буду прежним. Никогда. Для этого мне придется проспать лет этак с тысячу, и все равно, когда проснусь, первым делом оглянусь, чтобы узнать…»
– Тогда спи, – сказала она. – Ты на себя не похож. Спи.
– А ты?
– Ты ведь не я. Я сумею тебя добудиться, если вдруг что случится, – усмехнулась принцесса.
– Если вдруг что… – сонно пробормотал он. – Стреляй в окно. Звону, грохоту… я точно проснусь!
– Непременно так и поступлю, – заверила девушка, и Генри провалился в сон…
…Когда она проснулась, Генри рядом уже не было, и только примятая подушка говорила о том, что он ночевал здесь.
Впрочем, он скоро вернулся, веселый, довольный, словно ему крупно повезло.
– Тони! – сказал он. – Давай, собирайся! Сейчас надо ехать, иначе потом сложно будет.
– Далеко ли ехать? – осведомилась она. Вчерашняя радость по поводу появления Монтроза прошла, уступив место повседневным хлопотам.
– На ферму, – понизив голос, ответил Генри и махнул кому-то за дверью. – Вот, познакомься…
Через порог шагнул истинный гигант – на полголовы выше немаленького Генри и раза в полтора шире его в плечах, – белокурый, светлоглазый, загорелый дочерна и улыбчивый. Одет он был, как фермер.
– Это Эрик, – сказал Генри, а гигант изобразил поклон, прижимая шляпу к груди. – Мой… хм… друг.
– Доброго утречка, барышня, – пробасил тот и снова улыбнулся.
– С девушкой обращаться со всем обхождением, – приказал Генри. – Приеду – проверю!
– Да не беспокойся уж, – хмыкнул Эрик. – Пожалте, барышня…
– Это… что? – Мария-Антония смерила взглядом здоровенный сундук, который вволок в комнату белокурый гигант.
– Полезай, – велел Монтроз серьезно. – Не бойся, не опрокинут, не растрясут… Ты пойми, я приехал сюда один, и на ферму поехать с тобой не могу. Тебя лишний раз светить – опасно!
– Погоди! – остановила принцесса. – Это тебе грозит опасность, а я – ценная добыча, разве нет?
– Да. Только я не хочу, чтобы ты угодила не в те руки, – зло ответил Генри. – Вообще не хочу, чтобы ты попала в чьи-то руки, ясно это тебе?
– Ясно.
– Тогда лезь в сундук. Я поеду на ферму к… друзьям, это нормально. А Эрик тут на базаре был, везет матери покупки. Мы порознь, так что…
Мария-Антония прикусила губу, сдерживая непристойное выражение, и шагнула через край сундука. Он оказался достаточно велик, чтобы она могла устроиться там в сравнительно удобной позе, да еще кто-то – Эрик или Генри – догадался подстелить мягкой ветоши, а еще просверлить дырочек в крышке сундука, чтобы она не задохнулась.
Принцессе довольно долго пришлось пролежать в сундуке, потом его подняли и понесли – достаточно осторожно понесли, этого отрицать было нельзя, – погрузили куда-то, а потом затрясло, загромыхало, видно, двинулась повозка. Прошло какое-то время, и крышка сундука откинулась. Девушка увидела улыбающегося Эрика.
– Вылазьте, барышня, – сказал он любезно и протянул мозолистую лапишу. – От города отъехали, что вас мучить! Только из фургона не высовывайтесь, сделайте милость, а чуть что…
– Немедленно в сундук, – кивнула принцесса. Ей неожиданно стало смешно. – Не беспокойтесь, Эрик.
– Ну и отлично, – удовлетворенно качнул он косматой головой. Спохватился вдруг: – А Генри догонит. Он чуток попозже нас поедет. Ну так, на всякий случай, мало ли!
– Я понимаю, – сказала девушка и, приоткрыв щелочку в затянутом тканью борту фургона, стала смотреть на исчезающий вдали Монто-Лее в надежде рассмотреть одинокого всадника.
Но всадник так и не явился, а фургон, скрипя и содрогаясь всеми сочленениями, к следующему вечеру явился-таки на ферму.
– Отсюда вот, – щедро обвел Эрик ручищей округу, – и до горизонта наши земли. Вон, видите, барышня, там стада пасутся – тоже наши. Крупнее их в этих местах и нету вовсе!
Мария-Антония посмотрела и оценила: стада казались несчетными, ферма должна была оказаться богатой. А раз она так близко к городу, пусть небольшому, то каналы сбыта налажены… Ну а богатый фермер, она уже поняла, мог немного свысока относиться к причудам властей. У него, в конце концов, имелись крепкие работники с хорошими ружьями, не говоря уж об обученных псах!
Фургон время от времени останавливался: Эрик или возница открывали ворота (луна были расчерчены изгородями) и закрывали их позади, – потом снова трогался в путь. Впереди показались какие-то строения, раскрылись последние ворота – высоченные, тяжелые, да и частокол под стать, в самый раз осаду за таким высиживать! – и усталые лошади втащили повозку на обширный двор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});