Читать интересную книгу Томчин - Иван Петров

   Может быть, все решил авторитет Бортэ? Или их общая любовь к халяве, желание поиметь что-то, не прилагая усилий, сохранив в чистоте свою незапятнанную репутацию? О карьере дальнейшей пекутся? Боялись собственной неудачи, поражения? Трудно сказать. Я чувствовал их полную уверенность в результате. Давай, побеждай быстрее, обедать пора! Роль военного вождя мне передали незамедлительно. И тут же выпучили глаза -- а когда обед?

   А обед будет нескоро. Несмотря на два месяца, полученные на подготовку, результаты ее пока сомнительны. Для чистой войны мне нужна дисциплина в войсках, чтобы никто не отвлекался на грабеж, пренебрегая своими обязанностями. Чтобы дальняя разведка не угнала первый же табун, который увидела, и не скрылась с ним вдали. Чтобы войска скрытно подошли к местам назначения, не поднимая шума и не отклоняясь от цели на те же грабежи. Чтобы боевое охранение перенимало всех встречных и поперечных, не убивало их, не грабило, а выполняло свою задачу и переправляло в наш тыл. Резюме: чтобы каждый знал свой маневр и не стремился грабить, пока товарищи воюют.

   В общем, я выдал новый закон о разделе добычи. Принцип его таков -- вся добыча собирается в одно место: это и пленные, и скот, и прочее имущество. Пересчет, раздел на доли -- в соответствии с количеством наших воинов, выступивших в поход. Сначала погашаются все понесенные затраты, затем выделяются доли семьям погибших и раненых. Эти доли утроенные и удвоенные, соответственно. Затем хан, то есть я, делит остатки на число уцелевших участников похода, с учетом их весовых коэффициентов. Пришлось, родственники, аристократы настояли. Союзники, мать их. Два дня коэффициенты утрясали, пузами бодались, кто круче. Я, хоть и хан, за Бортэ спрятался, она объяснялась. Моя доля примерно равна доле тысячника. Но делю, по-честному, я.

   С пленными такой расклад. Желающих вступить в наше войско принимаем с семьями и раскидываем по родам. Год плененные пашут бесплатно за еду, сразу по-минимуму возвращаем имущество за счет обогатившихся родов, в которые они поступают. Не желающих -- в бессрочное услужение к новым хозяевам, преимущественно вдовам. Женщин, кроме красивых девушек, в услужение или во вторые-десятые жены, вместе с детьми. Пока, по опыту, непристроенных не оставалось, никто с голоду не умер. На девушек очередь, простым воинам, даже не женатым, вряд ли что достанется. Ну, ничего, в следующий раз. Не все сразу.

   Да, вожди. Мужчинам-ханам секир-башка, с семьями поступаем по общему принципу. Что поделать, обычай. Обещали без зверства, но лучше им было бы умереть на поле боя. Вождизм тоже к чему-то обязывает. А племени без вождя больше не будет, и -- конец раздорам. В результате -- на большей площади будут пастись те же стада, и пасти их будут те же люди. Хватит драться.

   Схема сражения у меня простая, отталкивался от местных привычек. Выезжают в чисто поле, толпа перед толпой, по сигналу кидаются друг на друга и по нескольку часов друг друга прилежно истребляют. Делают это днем, когда подготовятся. Крупных засад не практикуют, стараются показать товар лицом. Нас больше, мы победим, бойтесь. Складки местности не используют, разве случайно. На любую неожиданность реагируют стандартно: спасаются -- потом, мол, разберемся. Если не преследовать, возвращаются -- у вас там ничего вкусного не осталось? Вроде, все. Да, забыл, стойбища остаются неприкрытыми, все ушли на фронт.

   Племя состоит из четырех родов, юрты раскиданы между двух рек стойбищами в радиусе пятнадцати километров. Одну дивизию Убилая, я его Майором называл, направил окружить район стойбищ редким оцеплением, пройдя им в тыл по берегам. Естественно, только после ухода местной воинствующей интеллигенции на фронт, до этого велел сидеть в предгорьях, в половине дня пути, и, выдвинув разведчиков, держать ситуацию под наблюдением. Подготовил два резерва по тысяче, на случай попытки прорыва из кольца, и тысячу придержал -- на зачистку внутри, чтобы население не переживало и спокойно дожидалось нас, победителей, для описи имущества.

   С воинственной частью племени разобрались так. Воинов у врага около тридцати тысяч. Подобрали место неподалеку от стоянок неприятеля, в устье реки, впадающей в озеро. Предгорья, складок местности навалом. Пятьсот всадников из дивизии Алтана, Полковника, кстати, сына какого-то очень знаменитого хана, нагло разбили там лагерь и приступили к выпасу, посылая десятки беспокоить чужие табуны.

   К вечеру прибыло еще пятьсот, утром еще, а в результате к середине дня на нужное место приволоклись все тридцать тысяч обеспокоенных вражеских героев: мешать накапливаться нашим войскам, дать им по заду и совершить мощный набег на мою ставку, расположенную в полудне пути. Грозно напирали они толпой на моих ребят, загоняя их в треугольник: река -- озеро, мои маневрировали, но не удирали, мол, биться будем. Биться -- так биться, но тут ночь подошла, спать пора, кто ночью воюет? Грамотно перекрыли моим войскам пути отхода по берегам и спать приготовились. Утром эти две тысячи сами сдадутся.

   Через час с тыла по ним ударила дивизия Капитана, Чжирхо. Нет, сначала минуту их лагерь осыпали стрелами все восемнадцать тысяч, а потом с визгом десять тысяч сабель Чжирхо обрушились на лагерь. Реакция на неожиданность у противника была стандартная -- спасаться! И лазейку они нашли. Мои две тысячи встали насмерть на берегу озера, а берег реки оказался открыт -- беги в предгорья. И ребята побежали прямо в лапы восьми тысячам Алтана. Обоз бросили. Они же без обоза воевать не ходят, и мы такие же. У меня при обозе три сотни, не дай бог, напорется такой же умный, как я. Все это происходило в темноте. Сейчас рассветет, и посмотрим, чему я их там научил. Надо собрать хотя бы две тысячи наших и организовать преследование. Ведь кто-нибудь, да убежал?

   Сидим на совете, подводим итоги, пьянка длится второй день, никак до дела не дойти. В плен захвачено от ста до двухсот тысяч только гражданских, около пятнадцати тысяч военных. Мужская часть семьи хана перебита. Примерно десять тысяч воинов противника уничтожено стрелами, порублено в атаке, погибло при панике в давке. Около пяти тысяч разбежалось в разные стороны, никакого организованного сопротивления. Каждый думал только о своей шкуре. Среди гражданских сопротивления не было и, как результат, почти нет жертв. С нашей стороны погибло менее тысячи. Количество табунов и прочего добра не поддается быстрому подсчету.

   Я пытаюсь донести до этих баранов, называемых советом, что наше племя просто удвоилось, и надо не делить барыши, а наискорейшим образом ассимилировать людей в новых условиях. Пока их держат на месте прежних стоянок силами одной дивизии. Но кто бы меня слушал, эти мелкопоместные царьки, считающие за доблесть украсть чужого коня или отнять понравившуюся женщину, а потом долго токующие об этом холодными зимними вечерами, как о величайших событиях своей жизни, цифры, которые я называю, просто не могут переварить. Для царьков это -- много, очень много. Вот когда видно, что в юрте сидят дикие, неграмотные пастухи, примитивные бандиты, мародеры.

   Мой дядя со своим сыном отличились, нарушили приказ, нахватали без счету добра и через своих прислужников уже организуют его вывоз. Командир дивизии Алтан поступил аналогично и вовсю грабит воинский обоз побежденных. Оба аж багровые -- "не трожь, мое!" Снять меня пока не успели, а Капитан и Майор оказались моими людьми. Убилай охраняет пленных, его воины всячески препятствуют мародерству, но оно все растет. Видя, что такие! люди не слушают моих приказов, и другой народ потихоньку тащит все, до чего дотягивается. Чжирхо отобрал почти все, награбленное дядюшкой Даритаем, его сынком и Алтаном.

   Но дальше-то что? Я же не могу их казнить, как обещал казнить всех мародеров и дезертиров? Вес у меня не тот. Кто же знал, что эти уроды полезут грабить, а за ними и половина моего войска. Кого казнить-то? Всех убью -- один останусь? Пока весь этот бардак продолжается, население, естественно, оказывает сопротивление при мародерских наскоках на свое добро, попытках изнасилования и похищения, видя, что часть моих воинов этому препятствует. Количество жертв с обеих сторон растет на глазах, а этим -- только кумыс жрать.

   И в этот момент братец Бельгу, снизойдя к моим призывам обсудить судьбу пленных и переживая, что я мешаю ему есть и пить, предложил решить вопрос кардинально -- перебить плененных, и дело с концом. Вот сука какая! Заткнул ему пасть, пообещал, что за каждого убитого сдуру пленного буду вычитать по два барана из его доли добычи. Ну и как прикажете следить за этим уродом, чтобы чего-нибудь не натворил? А остальные что, лучше?

   В лагере пленных восстание. Около двадцати пяти тысяч мужчин собрались, вооружились как могли и кинулись на прорыв. Убилай не стал их удерживать, умница, мог стрелами всех выкосить, пока восставшие до предгорий доберутся. Рассчитывал, что выдохнутся, уймутся и -- назад вернутся, к семьям. Ведь ни коней, ни вооружения, ни организации. Но в течение дня никаких положительных изменений не произошло, и пришлось бросить две дивизии на прячущихся в редких деревьях и траве удальцов.