7 ноября в Ставку приехал с Кавказа В. К. Николай Николаевич. Приехал с братом В. К. Петром Николаевичем. На Кавказе около В. Князя был один из центров самой большой ненависти к Царице. Это отлично знали в Царском Селе. Царица с большим подозрением смотрела на окружающих В. Князя лиц, помня хорошо, какие интриги сплетались около него в прошлом году. Царица была осведомлена, что самые близкие В. Князю лица желают Государю всяческих неудач в надежде, что "общественность" вспомнит бывшего Верховного Главнокомандующего, и обратится к нему.
Николай Николаевич имел горячий, и даже резкий откровенный разговор с Государем. Он уговаривал Государя дать ответственное министерство. Он даже предостерегал его, что он может потерять корону. Государь был невозмутимо спокоен, и это только нервировало импульсивного В. Князя. Он, по его собственным словам, старался вывести Государя из терпения, находя что тогда ему будет легче спорить с Государем. Но Государь оставался невозмутимым. Он слушал и только. В. Князь упрекал Государя за то, как мог он в прошлом году усомниться в его верности, как мог поверить, что В. Князь мечтает овладеть престолом. Государь все слушал и только. На другой же день В. Князь уехал обратно на Кавказ. Государь же, сообщая Царице относительно беседы с Николаем Николаевичем, писал: - "До сих пор все разговоры прошли благополучно". Насколько царица была права в своем недоверии к Великому Князю, насколько ее правильно предостерегал ее чуткий женский инстинкт и некоторая осведомленность - увидим ниже.
Царица Александра Федоровна не придала речи Милюкова должного значения. Она посмотрела на нее, как на личный выпад против Штюрмера, и только. А последним она уже давно была недовольна. К тому же он и в министры иностранных дел попал помимо ее и вопреки ее мнению. Протопопов, по-видимому, сам не понимал всего значения происшедшего и укреплял Царицу в ее мнении относительно речи. Но все-таки Царица склонялась к тому, что Штюрмер должен уйти, но раньше, как бы по нездоровью, уехать в отпуск. Государь же взглянул на дело много серьезнее. Он понял, что Штюрмер должен оставить свои должности. Он оказался слаб, как премьер. Надо сильного, с характером человека. За внешнюю политику Государь не беспокоился. Он один, он сам, Государь, и только он направлял всегда русскую политику. И какой бы ни был министр Иностранных Дел, он явится только исполнителем воли Государя. А Государь был самый идейный, самый фанатичный сторонник союза с Францией и Англией. Самый энергичный сторонник продолжения войны до полного и победоносного конца.
9 ноября, вызванный в Ставку Штюрмер был принят Государем. Государь обласкал его и объявил об освобождении его от занимаемых должностей. Он представил тогда очень важный доклад по текущему моменту, но он, очевидно, из-за перемен остался незамеченным.
В тот же день Государь принял Министра Путей сообщения Трепова Александра Федоровича и предложил ему пост премьера. Польщенный высоким назначением, Трепов высказал Государю откровенно свое мнение на текущий политический момент и просил снять Протопопова с поста министра Внутренних Дел. Государь согласился. Согласился Государь на смещение и еще двух министров которые были непопулярны, как поклонники Распутина. В тот же день Штюрмер и Трепов выехали в Петроград, а Государь на следующий день послал Царице обычное очередное письмо, в котором сообщал, о намеченном уходе Протопопова. Государь писал, между прочим: "Мне жаль Протопопова. Он хороший, честный человек, но он перескакивает с одной мысли на другую и не может решиться держаться определенного мнения. Я это с самого начала заметил. Говорят, что несколько лет тому назад он был не вполне нормален после известной болезни. (Когда он обращался к Бадмаеву). Рискованно оставлять в руках такого человека министерство внутренних дел в такие времена... ...Только прошу тебя не вмешивай нашего Друга. Ответственность несу я и поэтому я желаю быть свободным в своем выборе" (Письмо от 10 ноября 1916 г. из Ставки).
А. Ф. Трепов, которого призвал Государь на должность премьера, был старый, крепкий бюрократ с большим жизненным и административным опытом, умный, ловкий и энергичный человек, понимающей необходимость работать дружно с Гос. Думой. Предлагая Государю к увольнению некоторых министров, он намеревался сформировать кабинет, который бы понравился Думе. Но он не мог указать Государю подходящего Министра Внутренних Дел. Только он сам годился тогда на эту роль. Не мог не помнить Трепов и того, что фамилия их семьи была для широких кругов общества слишком правая исторически. Еще недавно имя Трепов было для левых, что красный плащ для разъяренного быка.
10 числа Штюрмер и Трепов вернулись в Петроград и были приняты Императрицей. Хитрый Штюрмер воздержался говорить Царице о предстоящих больших переменах. Трепов был откровеннее и погубил все дело. В Петрограде оппозиция уже трубила победу над Протопоповым. Бадмаев и комп. нажали на Распутина, на Вырубову. Царица, получив 11 числа письмо от Государя, была поражена, как громом. В проекте Трепова, которого она вообще не любила и считала, что он дружит с Родзянко, она увидела интригу, направленную, главным образом, против ее влияния. Это новый поход на всех, кто предан Их Величествам. И Царица употребила все свое влияние помешать плану Трепова, чтобы спасти, прежде всего, Протопопова. Телеграммами и письмами она умоляла Государя не сменять Протопопова, не делать новых назначений, не принимать с докладом Трепова до личного свидания с нею, Царицей. - "Не сменяй никого до нашего свидания, умоляю тебя, давай спокойно обсудим все вместе, - писала царила мужу 11 ноября и продолжала: - "Еще раз вспомни, что для тебя, для твоего царствования и Беби и для нас тебе необходимы прозорливость, молитвы и советы нашего Друга..."
12 ноября Государыня выехала с дочерьми в Могилев. С ней ехала и А. А. Вырубова. Свидание Их Величеств изменило принятые было Государем решения. Протопопов остался на своем посту. Приехавший с докладом Трепов склонился пред Высочайшею волею. Вскоре он очень уронил себя морально в глазах Их Величеств. По совету генерала Мосолова, его шурина, он поручил Мосолову переговорить с Распутиным, предложить ему 150-200 тысяч рублей единовременно, а затем ежемесячную помощь с условием, дабы он не вмешивался в его министерские распоряжения. Распутин сначала разгорячился, как бешеный, затем, выпив хорошо с генералом, поуспокоился и сказал, что он посоветуется с "папой", а что генерал пусть заедет к нему за ответом дня через два. Испросив разрешение приехать в Царское Село, Распутин рассказал все как было Их Величествам. Конфуз с попыткой подкупить "Старца" вышел полный. Теперь Царица потеряла уже всякое доверие к Трепову, что очень затрудняло работу последнего.
15 ноября Государем был принят председатель Госуд. Думы Родзянко. Родзянко изложил о том вреде, который приносит родине вмешательство в государственные дела Царицы Александры Федоровны. Говорил о вреде Распутина, о непригодности Протопопова, как министра, о заискиваниях некоторых министров перед "Старцем". Доложил о разных слухах, волнующих общество, до слуха об измене, включительно. Государь слушал спокойно, молча, курил и смотрел на ногти. После слов Родзянки об измене и шпионах Государь спросил насмешливо: - "Вы думаете, что я тоже изменник". Когда же Родзянко стал уверять, что Протопопов сумасшедший, Государь заметил, улыбнувшись, - "Вероятно с тех пор, как я сделал его министром". Докладчик не имел успеха. Государь вообще не принимал всерьез того, что говорил ему Родзянко, на этот же раз он остался им недоволен и даже не разрешил гофмаршалу пригласить его к высочайшему столу. Это был большой афронт, вызвавший в Ставке большие пересуды. В Петербурге же неуспех Родзянки возбудил большие разговоры, как в Думе, так и в высшем кругу общества и дал лишний повод к нареканиям по адресу Царицы.
В те же дни окончательно слег переутомившийся генерал Алексеев. Доктора находили необходимым, чтобы он ехал в Крым. Государь настоял на этом, и 12 числа ему был дан отпуск и он уехал в Севастополь. Штабные жалели, Государь был непроницаем, Царица была довольна. Она не доверяла Алексееву. До нее доходили какие-то неясные слухи об его враждебности к ней. Она не могла переварить его сношений с Гучковым. И тут чуткий инстинкт Царицы не обманул ее. Уже после революции, в своей книге "На переломе" (Стр. 22), П. Н. Милюков, со слов князя Львова утверждает, что генерал Алексеев "собирался перед своею болезнью арестовать Императрицу, если бы она приехала в Ставку". Мельгунов в книге: "На путях к дворцовому перевороту" дает некоторое уточнение этому проекту. По его данным, в ноябре, к генералу Алексееву приезжал от князя Львова посланный и ему было отвечено генералом: "передайте князю Львову, что всё, о чем он просил будет выполнено". Подтверждают участие Алексеева в заговоре так же в своих книгах и Брусилов, Керенский и Лемке. Видимо, болезнь Алексеева помешала тогда плану заговорщиков. Во всяком случае, ни Дворцовый Комендант с его органами охраны, ни Министр Внутренних Дел с его политической разведкой, - никто, кому ведать надлежало, не знал тогда о том заговоре. Заместителем уехавшего Алексеева был назначен генерал В. И. Гурко. Скоро последовало затем и еще одно новое назначение: генерал-квартирмейстером Ставки, вместо генерала Пустовойтенко, был назначен генерал Лукомский. Умный, ловкий генерал администратор, женатый на дочери покойного генерал-адъютанта Драгомирова. Я знал его еще по службе в Киеве в 1903-1905 годах. Он был молодым капитаном Генеральн. Штаба. Его ценил тесть, ценил его и заместитель генерал-адъютант Сухомлинов, который и взял его в Петербург, где он и продолжал свою карьеру.