них с заборов, с домовых кровель; кровь потоками полилась по
улицам, турки без разбора умерщвляли всех. Остаток уманцев
столпился около городских ворот, называемых Рашевскою брамою, и там защищались они до тех пор, пока турки всех их не побили; некоторые заползли в погреб: турки натащили туда соломы, зажгли и всех подушили дымом. Так погибла Умань вся дотла с
церквами и народом христианским, на седьмой день по прибытии
к ней турок. По сторонам от Умани турецкие отряды истребляли
соседние городки и забирали в неволю жителей, которых вообще
в этом крае оставалось тогда уже мало, после бегства на левую
сторону. Так разорены были до основания: Тростянец, Бершад, Манковка, Полонное Малое и другие городки.
Когда на западной стороне Украины так расправлялись турки
за Дорошенка, сам Дорошенко засел в верхнем городке или замке
Чигиринском. У него, по показанию сидевшего в неволе Терпи-
горева, было до четырех тысяч войска, состоявшего из чемерисов
(польских татар), турецких янычар, крымских татар и так
называемых жолдаков (наемное войско), не считая мещан и
согнанных в осаду поселян, всего тысяч до пятнадцати. 23-го июля
боярин и гетман подступили к Чигирину и в этот день прислали
к ним изъявление покорности городки: Медведовка, Суботово и
Жаботын; предводители послали привести их к присяге. Осадное
войско расположилось по сю сторону Тясьмина: боярин стал под
бором подле озерца, а по левую сторону от того озерца, на
перестрел от города, стал гетман. На другую сторону от Чигирина
послан был генеральный бунчужный и слободские полки Сумский
и Острогожский.
Возвели одиннадцать шанцев, поставили на них пушки и
начали палить. Но из Чигирина можно было отвечать тем же: в
обоих городках - нижнем и верхнем - было до ста пушек и
достаточно боевых запасов; только искусством мало могли
похвалиться защитники, и выстрелы царских войск были
действительнее; разбили дом Тукальского, митрополит убежал в верхний
город и от страха заболел, а поселяне, бывшие в осаде, перебегали
в русский стан и говорили, что чигиринцы готовы сдаться, и сам
Дорошенко обещает поддаться, если через неделю не придет к
нему ожидаемый хан с ордою. Боярин и гетман, услыхавши об
этом, хотели завязать сношения с Дорошенком и воспользовались
284
тем, что у них в стане находился пленный брат гетмана Доро-
шенка Григорий; они приказали ему написать письма к матери
и к брату, увещевая сдаться и положиться на царскую милость.
С этими письмами послали стрельца. Гетман Дорошенко отвечал, что если боярин желает с ним толковать о мире, то пусть пришлет
не простого стрельца, а какого-нибудь знатного человека.
Дорошенко хотел этим показать, что помнит о своем достоинстве; но
стрелец, ходивший в Чигирин с письмами, рассказывал, что
Дорошенко, видя свой последний час, хочет насильно себя
развеселить и всем показать, будто ничего не боится: беспрестанно
напивается пьян, ходит по шинкам, а перед ним играют волынки
и скрипки.
28-го июля предводители дали приказание переходить войску
на другую сторону Тясьмина и готовиться к приступу, но
приведенные языки показали, что турецкий султан уже перешел через
Днестр и отправил хана с ордою на выручку Чигирина. Казалось
бы, такой слух должен был побудить предводителей скорее
кончить расправу с Дорошенком, прежде чем придет к нему помощь.
Но предводители простояли до 9-го августа, не предпринявши
ничего решительного, а в этот день получили известие, что турецкий
визирь с войском стоит уже под Лодыжином; хан же идет к Чи-
гирину. Предводители решили, что не безопасно дожидаться хана, 10-го. августа приказали зажечь свой табор и снялись, а 12-го
дошли до Черкасс. Крымский хан через день по отступлении
русского войска был встречен Дорошенком за десять верст от
Чигирина и на первых порах, в виде приветственного дара, получил
от гетмана человек до двухсот невольников из левобережных ко-
заков, а для всех своих татар - дозволение брать сколько угодно
людей в неволю из окрестностей Чигирина за то, что жители с
приходом русских войск отпали от Дорошенка. Вслед затем хан
погнался за отступившими от Чигирина русскими войсками1, догнал под Черкассами 13-го августа, но после незначительной
передовой стычки повернул обратно к Чигирину. Об успехах
турецких войск в западной части Украины русские предводители, правда, еще не знали, хотя у гетмана в руках были жалобные
письма, писанные из Лодыжина и Умани в последние роковые
дни для этих городков; но боярин и гетман не сочли возможным
посылать туда помощь, тем более, что силы их умалялись: не
только у боярина, но и у самого гетмана из полков самовольно
* Вести о причинах такого быстрого ухода, приносимые выходцами, были различны: одни говорили, что татары думают перебраться на левую
сторону Днепра, другие - что татары пойдут подчинять власти
Дорошенка отпавшие от него правобережные городки. По иному известию
(Pam. Jem., 233), татары услыхали, что Серко с запорожцами беспокоит
окрестности Перекопа и ногайцев.
285
разбегались подчиненные, так что козацких сил при гетмане
оставалось не более пятнадцати тысяч. Гетман и боярин рассудили
за благо убраться на левую сторону, и, отходя, приказали сжечь
Черкассы: укрепления этого города находились в дурном
состоянии, все подгнило, обвалилось, не было ни тайников, ни колодцев, ров обмелел и поправлять было некем: много черкасцев жило на
Запорожье. Оставшиеся в Черкассах жители без ропота, по
приказанию боярина и гетмана, последовали на левый берег за
войсками, зная, что иначе их бы забрали татары.
Хан, отступивши от Черкасс, отправился к Умани, а
Дорошенко, пробыв несколько дней в своей столице для распоряжений
об ее обороне, последовал за ханом. Тогда многие из поспольства, находившегося в осаде в Чигирине, убежали на левый берег
Днепра. 26-го августа освободился задержанный Дорошенком Терпи-
горев: разломал окно своей тюрьмы и выполз оттуда в оковах, вместе с сидевшими там узниками. За ним была погоня, но он
счастливо избежал ее, переправился через Днепр и добрался до
Кременчуга, откуда его проводили в полк к Ромодановскому.
Дорошенко, как говорили, приказал повесить тех, которые не догнали
Терпигорева.
Русские войска, так решительно собиравшиеся переходить на
правый берег, стремительно в одну ночь перебрались на левый.
За ними валили толпы правобережных прочан. Пример одних
увлекал других. В половине августа из Лисянки полковник Ми-
галевский писал, что долго удерживал поспольство <от волокиты>, обнадеживая помощью от Самойловича, но когда разнеслась в
народе весть, что боярин и гетман возвратились на левый берег, то уже невозможно было ничем удерживать народа. Опустел
Крылов. Из больших и малых городков, из сел и деревень шли обозы
с возами, нагруженными прочанами, их семьями и пожитками.
Следуя их примеру и жители Лисянки все ушли за Днепр. Город, прежде многолюдный и крепкий, дававший отпор Чарнецкому, Тетере, Суховеенку, теперь совершенно опустел, - говорит
украинский летописец; беспрепятственно вошли в него татары, тогда
как прежде боялись и смотреть на этот город. Движение народа
к переселению, уже много лет сряду возраставшее после
посещения Украины турками, теперь дошло до высшей степени. Паника
овладела жителями Украины. Где только услышат, что близко
появились бусурманы, тотчас обыватели поднимаются с семьями и
с пожитками, какие успеют наскоро захватить. Часто они сами
не знали, где им искать приюта; и шли, как выражались тогда, <на мандривку> или на волокиту. Большая часть их направлялась
на левую сторону; на перевозах против Черкасс и Канева каждый
день с утра до вечера толпилось множество возов с прочанами, ожидая очереди для переправы; едва успевали их перевозить; пе-
286
решедши за Днепр, они тянулись на восток к слободским полкам, искать привольных мест для.нового поселения. Но некоторые с
западной части Украины бежали на Волынь и в Червоную Русь, в польские владения. Множество прочан, не добравшись до
новоселья, погибали от скудости пищи, безводия и крайнего
утомления сил в неприветной пустыне, в которую обращалась тогда
правобережная Украина, недавно еще называемая поляками их