Когда накатывала приливная волна криков, Темняк умолкал, а когда следовал неизбежный отлив, начинал говорить снова.
– Из своих скитаний я принес вам нерадостные вести, – говорил он. – Хозяева заняты своими заботами, и до людей им нет ровным счетом никакого дела. Не хочу заранее пугать вас, но, когда слой уличного мусора превысит допустимый уровень, Хозяева без зазрения совести уничтожат его всеми имеющимися у них средствами. Поголовное истребление вам, конечно, не грозит, но всё придётся начинать сначала. Однако самое печальное даже не это. Печально то, что, оставаясь в пределах города, вы не имеете никакой возможности для дальнейшего развития. Зачем питаться отбросами с хозяйского стола, если за стенами Острога вкусная и полноценная пища растёт прямо из земли или целыми стадами бродит поблизости? Ваши дети постоянно болеют от недостатка света, свежего воздуха и чистой воды, а рядом всё это имеется в избытке, причем абсолютно даром. Вы лишены возможности любоваться красотами природы. На каждую затхлую подземную нору претендует сразу по нескольку семейств. Ваши самые сильные сыновья убивают друг друга на Бойле, а самые красивые дочери прислуживают Хозяевам, не имея права без их соизволения продлить свой род. Справедливо ли это?
Шум, возникший на периферии толпы, докатился до импровизированной трибуны, с которой вещал Темняк (конечно, это была не древнегреческая агора, не Иерусалимская Масличная гора и даже не красногвардейский броневик, но, как говорится, по Сеньке и шапка), и стал всеобщим.
Темняк перевел дух и огляделся по сторонам – не назревает ли поблизости какая-нибудь провокация. Своими нынешними действиями он растоптал все обязательства, данные накануне лизоблюдам, и, более того, фактически открыл против них боевые действия.
Не приходилось сомневаться, что в самое ближайшее время со стороны единомышленников Тыра Свечи последуют ответные меры. Само собой, карательного характера. Но пока особых поводов для беспокойства не было – симпатии толпы защищали его лучше самых надёжных телохранителей.
На дальней окраине толпы наметилось какое-то хаотическое движение, и вскоре вся она раздалась на две части. По узкому проходу к горшку-трибуне шагали Дряк и Млех. Бадюг держался чуть позади. Никто не смел ни благословлять, ни охаивать их – когда наступает время высшего суда, дилетантам лучше помолчать.
Все трое остановились напротив Темняка и поклонились – сначала ему, а потом толпе, что вызвало очередную вспышку криков.
Дряк поглядывал на Темняка исподлобья, Млеха больше интересовали носки собственных башмаков, один только Бадюг по своей всегдашней привычке ворчал что-то о недоеденном завтраке.
– Как дела, друзья дорогие? – поинтересовался Темняк, как бы говоривший от имени толпы. – Может, что-нибудь интересное нам расскажете?
Друзья дорогие к излишней откровенности, похоже, не были расположены. То ли аудитория их не устраивала, то ли личность вопрошающего.
– Давай, Млех, – сказал Темняк. – Тебе первому ответ держать. Начинай.
– Виноваты, что уж теперь оправдываться, – староста левой стороны улицы Сторожей поднял глаза, в которых стояла прямо-таки собачья тоска. – Позабыли твои заветы… Сначала ещё помнили, а потом как-то на всё рукой махнули. Думали, ты уже не вернёшься. Одним днём жили… Пользовались твоим именем для собственного обогащения! Бабы да попойки… Простите, люди добрые, – он вновь повернулся к толпе. – Прости и ты, Бадюг Верёвка.
– А перед Бадюгом ты чем провинился? – полюбопытствовал Темняк.
– Мы его в последнее время в заточении держали, – признался Млех. – Чтобы не стыдил нас…
– Да я не в обиде, – махнул рукой Бадюг. – Ты их, Темняк, крепко не наказывай. Сам же учил, что оступившихся надо прощать… Хотя подлецы они ещё те! Особенно вот этот…
Он хотел легонько ткнуть Дряка в спину, но от превентивной затрещины сам еле устоял на ногах.
– Да что это здесь творится! – размахивая кулаками, вскричал староста правой стороны улицы Сторожей. – О чем вы толкуете? Не видите разве, что вам самозванца подсунули! Никакой это не Темняк! Темняк таких нарядов отродясь не носил! Не верьте ему!
В руке старосты что-то блеснуло, но Темняк, заранее готовый к такому повороту событий, упредил предательский удар. Молнией блеснула спираль, позаимствованная у Кнока, и четырех пальцев Дряка как не бывало. Остальное в мгновение ока довершила толпа, охочая не столько до справедливости, сколько до крови.
Темняк успел втащить Млеха и Бадюга на «трибуну», где и прикрыл собственным телом.
– Не надо насилия! – кричал он, простирая к толпе руки. – Надлежит беречь каждого острожанина, ведь на этом свете их осталось не так уж и много… А теперь попрошу немного внимания! У меня есть для вас чрезвычайно важное сообщение.
Не давая толпе опомниться, Темняк сделал заявление, огорошившее буквально всех.
– В самое ближайшее время я собираюсь добиться от Хозяев одной весьма немаловажной уступки. Всем желающим будет позволено покинуть Острог. Понимаю, что мои слова очень многих из вас приведут в ужас, но другого пути к спасению просто нет. Выбирайте, что вам больше по вкусу – питаясь чужим дерьмом, ютиться в тесных норах или покорять новый мир, просторный и прекрасный, где хозяевами будете вы сами.
Толпа на мгновение умолкла, словно многоликое чудовище, прикусившее все свои языки сразу, а потом взорвалось оглушительным воплем, в котором всего было через край – и гнева, и восторга, и недоумения, и одобрения, и полного неприятия.
– Дай-ка я им сам пару слов скажу, – Бадюг отодвинул в сторону Темняка. – Досточтимые острожане, собрание закончено! Повторяю, собрание закончено! Темняк Опора сказал всё, что хотел сказать. Право выбора за вами. Можете уходить из Острога, можете оставаться здесь. Никто вас в шею не гонит. Время на раздумье есть… А теперь, поскольку возвращение Темняка Опоры непременно следует отметить, прошу угощаться киселем. Пейте на здоровье. Всё будет оплачено за счёт покойного Дряка и ныне здравствующего Млеха. Только не переусердствуйте. Сказано ведь было: отныне каждая ваша жизнь на счету.
Темняк, в свою очередь, посчитал необходимым добавить следующее:
– Когда будете принимать решение, не забывайте о своих детях. Ведь вы выбираете будущее не столько для себя, сколько для них!
А Бадюг, знавший нравы Острога лучше кого-либо другого, не унимался:
– Спешите! Наливайте! Всё дармовое! Первый глоток за здоровье Темняка Опоры! Второй за острожан! Пить до дна!
На сей раз отклик толпы можно было оценить как однозначно доброжелательный. Люди, до этого сбитые в плотный ком, словно роящиеся пчелы, теперь разъединялись, обосабливались, вновь обретали свою индивидуальность и тихо-мирно расходились – кто по домам, а кто и по многочисленным лавчонкам кисельной улицы. Свирепый монстр за считанные минуты превратился в скопище добродушных обывателей. Остались только те, кому не терпелось узнать об участи своих близких, предположительно находившихся на верхотуре, но Бадюг, созвав всех находившихся поблизости Сторожей, уже уводил Темняка прочь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});