Жидков орудует почти в тех же местах?
— В балке я был не один, целое отделение бойцов. Любой из них подтвердит, что Жидкова мы не обнаружили ни живого, ни мертвого. Кроме того, всей полусотней мы прочесали местность от Элисты до Царицына, каких-либо подозрительных лиц ни в одном хотоне не нашли.
— Предположим даже, что это так, — Кандуев хитро сузил глаза. — Но скажите нам: в те дни, когда вы с вашей полусотней преследовали банду, кто-нибудь из родственников главаря приезжал к вам домой?
— Да, позже я узнал, что мою жену навещала ее сестра Зинаида. Но какое отношение имеет сестра жены к бандитам, мне неизвестно.
— Да как же! Обе они родные сестры главаря банды! — выпалил свой главный аргумент Кару Кандуев.
Члены бюро удрученно молчали. Кто-то промолвил со вздохом:
— Ну и узелок!
Кару продолжал, входя в раж:
— Товарищи, члены партийного бюро улуса! Три месяца тому назад, когда наш уважаемый Араши Чапчаев рекомендовал Церена Нохашкина на должность председателя исполкома улусного Совета, я возражал. Я пытался убедить: выдвигать Нохашкина рано. Во-первых, он еще слишком молод, комсомольского возраста. Кроме того, а я до сих пор придерживаюсь этого мнения, мы как следует не изучили Нохашкина. Ну, хотя бы — как это могло получиться: атакуют пулеметное гнездо трое — два бойца и командир. Красноармейцы шли в атаку: один слева от Нохашкина, другой справа… Оба рядовых гибнут, командир целехонек! И глава банды жив и невредим! Чудеса, да и только!
— Товарищ Кандуев! В бою и не такое бывает: остаются живы из передней цепи, а погибают те, что во второй или третьей! — бросил реплику один из членов бюро — седоусый человек в военной гимнастерке. — Соображения ваши бездоказательны.
— Я высказываю здесь свое мнение, — не воспринял замечания Кандуев. — Выскажусь до конца: Церен Нохашкин мог сознательно упустить главаря банды. Главарь — не чужой человек Церену, родной брат жены. Здесь, я думаю, дали себя знать родственные чувства.
— Можно мне, так сказать, по ходу «обвинения» против меня сказать несколько слов? — попросил Церен и, не получив возражения, волнуясь, заявил: — Родственных чувств у хозяина с батраком не было и не могло быть. Моя семья не имела никакого отношения к Борису Жидкову, хотя бы уже потому, что я уехал по тревоге, ничего не сказав жене, куда еду… И кто мог знать: будет ли в той банде ее брат!
— Допустим, — продолжал все так же в тоне допроса Кандуев. — Почему в таком случае совпали эти, как будто бы очень разные события: в дом к командиру сотни приезжает сестра главаря банды, командир уничтожает или берет в плен практически всех участников налета, кроме своего шурина, главаря? Так вот, я могу ответить на этот вопрос: Нохашкин лишь делал вид, что ищет бандита Жидкова. Я приказывал тогда товарищу Нохашкину не возвращаться в улус, пока полностью не ликвидирует банду. Коммунист Нохашкин не только не выполнил мой приказ, но не выполнил свой партийный долг. Мне кажется, Церену Нохашкину не только руководить исполкомом рано, а и в партию его поторопились принять…
В кабинете после такой бурной речи Кандуева наступила гнетущая тишина. Большинство партийцев были люди в годах, они не раз видели в жизни и свою и чужую беду. Когда Церена выдвигали на должность председателя улусного исполкома, многие из них испытывали двойственное чувство: молод Церен, по существу паренек. Ну, нюхнул пороху, ну, боевитый. А здесь работа, что и мудрецу подчас не по силам, внове работа-то. Но пережившие немало невзгод люди эти видели также, как молодецки берется за всякое дело Церен, знали и ценили его прямоту, честность. Был, правда, серьезный довод против его кандидатуры: как-никак жена его — дочь крупного скотопромышленника, считай, наследница классового врага. Поди, проверь, чего она нахваталась от своего предприимчивого родителя. Хоть муж и считается головой в семье, да жена — шея. Куда шея повернет, туда и голова клонится… Факт женитьбы Церена на сестре бандита, так умело обыгранный Кандуевым, давил сейчас на пролетарское самосознание членов бюро.
Подал голос прокурор улуса:
— У меня вопрос к товарищу Нохашкину.
Церен выжидательно уставился ему в лицо.
— В день встречи с бандой вы приезжали домой или нет?
— В тот день — нет. Только через пять дней я смог навестить семью.
— И те пять дней вы все время были на глазах у людей? Никуда не отлучались?
Церен вздохнул удрученно:
— Все пять дней я ни на минуту не оставлял своих бойцов.
Кандуев, поискав кого-то глазами в заднем ряду, предложил:
— Не послушать ли нам очевидца встречи дочерей капиталиста Жидкова у дома председателя улусного исполкома товарища Нохашкина.
Все обернулись на мешковатого, с одутловатым лицом заведующего отделом исполкома Даганова, претендовавшего на должность председателя. Пряча глаза в косматых бровях, он начал рассказывать, будто хорошо заученный урок:
— В те самые дни, когда командир сотни преследовал банду, к дому Нохашкина подъехала запряженная породистыми лошадьми линейка. Из дома вышла с ребенком на руках жена Церена. Она очень обрадовалась приезду сестры с мужем, этаким важным русским господином в шляпе. Я, конечно, не мог слышать всего их разговора, но одна фраза запомнилась. Сестра жены Нохашкина плакала, подносила платок к глазам и все время твердила: «Борис просил… Борис говорил…» Нина тоже плакала и успокаивала сестру. Я ушел к себе и весь день наблюдал за домом Нохашкиных. Гости уехали только к вечеру.
После Даганова говорили прокурор и заведующий улусным отделом здравоохранения, пожилой врач Коноплев. Оба сходились на том, что лишь по таким приметам и косвенным уликам обвинять человека в соучастии с действиями банды непозволительно. Нужна более детальная проверка фактов, сопоставление событий, прежде чем выносить дело на бюро. Трое, в том числе Даганов, склонялись на сторону секретаря бюро.
— Если Нохашкин считает себя настоящим коммунистом, — зло выкрикнул Даганов, — он давно должен был разойтись с женой, отец которой был эксплуататором и контрреволюционером, а брат оказался главарем банды! Церен не только пригрел гадюку на своей груди, но и гаденышей с нею плодит!
Церен вздрогнул, качнулся от этих слов, как от предательского удара. На миг он словно потерял сознание и сидел с закрытыми глазами, но придя в себя и почувствовав силу в руках, медленно поднялся и шагнул к Даганову:
— Что ты сказал о моей жене? — спросил Церен, приблизившись вплотную.
— Драться надумал?! — с испугом отступил тот. — Смотрите, товарищи, Нохашкин готов напасть на человека, осмелившегося его покритиковать!
— Что ты сказал о моей жене?.. Повтори! — тихо и раздельно проговорил Церен, уже не замечая, что кулаки его сами собой сжались.
Зато все видел внимательно