— Не опасайтесь за меня, мы скоро опять увидимся. И он вышел в сопровождении Отто, который хотел проводить до площади Люсьена, Петруса и Паризьена.
Стрелки ждали его, выстроившись в одну шеренгу, с ружьями на плече.
— Отто, я доверяю вам все, что мне дорого на земле, — тихо сказал Мишель, пожимая руку друга.
— Будьте покойны, я бдительно стану стеречь, — успокоил тот, отвечая на пожатие руки, — до свидания!
— Кто знает, вернусь ли я? — пробормотал Мишель так тихо, что приятель не расслышал его слов, и, утвердив голос, он скомандовал: — Марш!
Небольшой отряд, во главе которого стал Мишель, удалился беглым шагом и вскоре скрылся во мраке.
Мишель Гартман питал горячую дружбу к Людвигу, бывшему подмастерью на фабрике его отца, этому отставному унтер-офицеру зуавов, на коленях которого он прыгал ребенком, и благородство которого ценил, как и качества, великие в своей простоте, вообще отличающие во Франции настоящего работника, честного и деятельного труженика. Когда арьергард схватился не на шутку с немецкими войсками и в то же время снег повалил еще сильнее, грозя разделить партизан на две части, которым трудно будет соединиться опять среди мрака и по запутанным горным тропинкам, Мишель, ни под каким видом не соглашаясь бросить своего старого друга без помощи, взял лучших шестьдесят человек из отряда Отто фон Валькфельда, отдал их под команду Оборотня, которого тонкий ум и отвага, в особенности же искусство ориентироваться среди непроницаемой мглы ему были известны, и послал эти шестьдесят человек храбрецов к Людвигу с предписанием во что бы ни стало выручить отряд альтенгеймских стрелков и привести их в деревню, где он рассчитывал остановиться на ночь.
Это произошло в половине четвертого, когда начинало смеркаться и вьюга свирепствовала.
Оборотень ушел на помощь товарищам с вверенными ему людьми, и Мишель видел, как они, подобно лавине, скатились с крутого склона горы; вслед за тем они скрылись из глаз и с той минуты о них не было ни слуху, ни Духу.
Что произошло? Примкнул ли Оборотень к отряду Людвига? Или он также сбился с пути в снежном хаосе? Может быть, он погиб с людьми, которых вел, тщетно пытаясь соединиться с теми, к кому спешил на выручку?
На все эти вопросы, которые Мишель сам задавал себе, он не находил ответа, и неизвестность повергала его в крайнее беспокойство.
Оно еще усилилось, когда, достигнув часов в шесть лагеря, где должен был остановиться на ночь, он увидал Люсьена и сержанта Петруса.
Молодые люди были посланы к нему Людвигом требовать подкрепления. Отправившись в ту минуту, когда схватка была самая жаркая, Людвиг чувствовал, что его вольные стрелки колеблются, Люсьен и Петрус совершили чудеса искусства и отваги, взбираясь на гору, чтоб догнать Мишеля, которому они немедленно донесли о положении, в котором находился арьергард. Они не встретили ни Оборотня, ни его отряда и даже на дороге не видали следов их прохода.
Это известие было тем ужаснее, что оказывалось невозможно отправить тотчас новое подкрепление, следовало ждать, пока снег настолько отвердеет, чтобы можно было идти по нему без опасения увязнуть по горло, не то, пожалуй, скатиться с обрыва или провалиться в бездну. Мишель пришел в отчаяние. Очевидно, случилось несчастье, но спрашивалось, в какой мере оно было велико и как помочь ему? Относительно этого он мог оставаться в неведении еще много долгих часов.
Мы видели, как Мишель, не в состоянии долее сдерживать своего беспокойства и противиться чувствам, волновавшим его, решился во что бы то ни стало положить конец неизвестности и пойти самому на поиски товарищей.
То, что предпринимал Мишель, было исполнено трудностей. Несмотря на светлую ночь, оказывалось крайне затруднительно направляться по обширной снежной равнине, под которою исчезли все дороги и тропинки, не оставив ни малейшей возможности ориентироваться.
По счастью, его отряд состоял из тщательно выбранных Оборотнем горцев, контрабандистов и браконьеров, людей, привыкших постоянно жить в лесах и во всякую погоду ходить по самым диким местностям, а потому и приобретающих такую чуткость чувств, что свойство это походит на чутье и верный инстинкт породистой ищейки и делает их способными без всяких дорог безошибочно напрямик направляться к цели, назначенной заранее через громадные пространства.
Сознавая, что не может вести свой маленький отряд с уверенностью, Мишель приказал остановиться и держал нечто вроде военного совета под открытым небом, чтоб придумать средство заменить сведения, которых ему недоставало.
Влюбчивый и Шакал тотчас же вызвались служить товарищам проводниками, утверждая, что ничего нет легче, как отыскать отряд альтенгеймских вольных стрелков, где бы он ни находился.
— Однако, если это так просто, как вы уверяете, — возразил Мишель, — отчего же Оборотень еще не возвратился? Ведь он также знает, как направляться.
— Разумеется, командир, и лучше кого-либо из нас, — ответил Влюбчивый, — его, очевидно, удерживает что-то неизвестное нам, иначе он вернулся бы давным-давно.
— Итак, вы считаете себя в состоянии свести нас, куда мы хотим пройти?
— Вполне, командир, что вам кажется трудно, пустое для людей, привыкших всю жизнь проводить под открытым небом.
— В таком случае я полагаюсь на вас, вы люди честные и желаете не менее меня отыскать наших несчастных товарищей.
— Вы можете довериться нам, командир.
При этом уверении Мишель кивнул головой, предоставляя им распоряжаться по своему усмотрению.
Сначала Влюбчивый и Шакал всмотрелись в расположение звезд, потом в стволы деревьев вокруг и, наконец, в цвет льда. Кончив эти наблюдения и тихо обменявшись несколькими словами, они стали во главе отряда, и пошли быстрым шагом, взяв немного правее.
— Прежде всего, — сказал Мишель, шедший рядом с Влюбчивым, — надо бы отыскать ручей, вдоль которого мы шли довольно долго и через который перебирались несколько раз, но теперь его, должно быть, не видно под снегом.
— Это вероятно, командир, — ответил Влюбчивый, — но все равно. Как скоро мы отыщем прогалину, где привал делали, если вы припомните, чтобы обождать самую сильную вьюгу, мы непременно нападем и на ручей, ведь он в пятидесяти шагах от нее, не более.
— Правда, — согласился Мишель, качая головой, — но спрашивается, найдем ли мы прогалину-то?
— Велика хитрость! Мы скоро там будем. Вот, слышите крик совы? Это Шакал дает знать, что есть что-то новое.
Они ускорили шаги и вскоре догнали Шакала. Тот стоял у дерева, притаившись за громадным его стволом.
— Что тут такое? — спросил Мишель.
— То, что мы достигли прогалины! — весело вскричал Влюбчивый. — Поглядите-ка между деревьев в ту сторону.